ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 27.03.2024
Просмотров: 81
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
В этом контексте поступок Елены не выглядит чем-то из ряда вон выходящим, чем-то ужасающим. Если принять правила той реальности, в которой существуют герои, то поступок Елены и преступлением-то назвать нельзя. Просто одна функция пришла в конфликт с другой функцией и аппарат «Елена» совершил поступок «убийство». Речь может идти скорее о поломке в программе обслуживания, чем о настоящем психологическом преступлении. Ничего личного в поступке Елены нет. Никакого человеческого измерения, с мотивацией, сомнениями, колебаниями, сделкой с совестью, попыткой оправдания, давлением на жалость, виной, раскаянием, искуплением и тому подобными классическими элементами психологического детектива, мы здесь не встретим. Она совершает убийство совершенно привычно, рутинно, безэмоционально и бессмысленно. Это и задевает зрителя.
Шокирует тот факт, что поступок Елены нельзя объяснить абсолютно ничем. Именно это является наиболее вызывающим и раздражающим: её поступок не имеет логики. Бахтин говорит о поступке как действии, которое не вписывается в логику того, кто совершает поступок и того, на кого этот поступок направлен. Поступок нельзя объяснить, исходя из предпосылок и целесообразности. Но можно понять, исходя из того последействия, которое он создаёт, исходя из той логики, которую он сам учреждает. Поступок можно оценить лишь в том реальности, которой он сам даёт начало. Поступок нельзя ни объяснить, ни оправдать ничем, кроме логики самого поступка. Как выражаемся Михаил Бахтин «Ответственный поступок и есть поступок на основе признания долженствующей единственности». Следовательно, ни один поступок не может быть оценён по моральной шкале, находящейся вовне того, кто его совершает. Ни про один поступок нельзя сказать, хорош он или скверен, добрый он или злой, кроме как исходя из внутреннего мира самого поступающего. Только сингулярность действующего и его собственное бытие, «долженствующая единственность» и система ценностей – могут стать мерилом того или иного поступка.
Иными словами, подлинный поступок нельзя объяснить именно потому, что он разрывает любые телеологические шаблоны. Поступок крушит логику и даже закон. Как это делает Антигона, поступая вопреки закону, или Гамлет, действия которого выглядят безумием в глазах окружающих. Таков же и поступок Елены: он подрывает любую герменевтику, отбрасывает любые толкования. Кончить муженька из-за кошелька с деньгами или из-за московской прописки для сына или чтобы откосить внука от армии – такие объяснения сгодились бы для криминальной хроники, но в рамках эстетического мира Звягинцева они совершенно неудовлетворительны. Она действует вопреки какому бы то ни было здравому смыслу, и режиссёр даёт нам это понять, изображая героиню отстранённой и полностью погружённой в себя, служащеё каким-то своим внутренним идолам. В каждом кадре образ Елены написан как пример субъекта меланхолии, целостной и тотальной матери, не способной отделить от себя свой материнский объект. Именно его она пестует в себе, и не способна на иную идентификацию. Поэтому когда Владимир обращается к ней как к женщине, она выглядит так неуклюже; она не женщина, а мать. Для Елены это взаимоисключающие роли.
Елену можно назвать анти-медеей: греческая героиня убивает детей, чтобы позвать родовые связи с мужем, Елена же убивает мужа, чтобы дать будущее своим детям. Параллелизм их характеров заключается ещё и в том, что обе они одержимы этим материнским объектом и являются классическими примерами женской меланхолии и материнского безумия. И Медея, и Елена отказывается от всего фаллического, их поступки нельзя объяснить простой логикой мести, выгоды или конкуренции с мужчинами. Ни та, ни другая не похожи на феминистку, действия которых подчиняются penisnied и представляю собой попытку захвата мужской позиции. Напротив, Елена не претендует на место главы семьи или матки сообщества, она вообще не привязана ни к чему семейному. Причины её поступка вообще не находятся во внешнем мире, поэтому его и можно назвать герметичным: причины её поступка находятся в ней самой, объект, ради которого совершается преступление – находится внутри психического мира Елены.
Дмитриченко В.В.
Шокирует тот факт, что поступок Елены нельзя объяснить абсолютно ничем. Именно это является наиболее вызывающим и раздражающим: её поступок не имеет логики. Бахтин говорит о поступке как действии, которое не вписывается в логику того, кто совершает поступок и того, на кого этот поступок направлен. Поступок нельзя объяснить, исходя из предпосылок и целесообразности. Но можно понять, исходя из того последействия, которое он создаёт, исходя из той логики, которую он сам учреждает. Поступок можно оценить лишь в том реальности, которой он сам даёт начало. Поступок нельзя ни объяснить, ни оправдать ничем, кроме логики самого поступка. Как выражаемся Михаил Бахтин «Ответственный поступок и есть поступок на основе признания долженствующей единственности». Следовательно, ни один поступок не может быть оценён по моральной шкале, находящейся вовне того, кто его совершает. Ни про один поступок нельзя сказать, хорош он или скверен, добрый он или злой, кроме как исходя из внутреннего мира самого поступающего. Только сингулярность действующего и его собственное бытие, «долженствующая единственность» и система ценностей – могут стать мерилом того или иного поступка.
Иными словами, подлинный поступок нельзя объяснить именно потому, что он разрывает любые телеологические шаблоны. Поступок крушит логику и даже закон. Как это делает Антигона, поступая вопреки закону, или Гамлет, действия которого выглядят безумием в глазах окружающих. Таков же и поступок Елены: он подрывает любую герменевтику, отбрасывает любые толкования. Кончить муженька из-за кошелька с деньгами или из-за московской прописки для сына или чтобы откосить внука от армии – такие объяснения сгодились бы для криминальной хроники, но в рамках эстетического мира Звягинцева они совершенно неудовлетворительны. Она действует вопреки какому бы то ни было здравому смыслу, и режиссёр даёт нам это понять, изображая героиню отстранённой и полностью погружённой в себя, служащеё каким-то своим внутренним идолам. В каждом кадре образ Елены написан как пример субъекта меланхолии, целостной и тотальной матери, не способной отделить от себя свой материнский объект. Именно его она пестует в себе, и не способна на иную идентификацию. Поэтому когда Владимир обращается к ней как к женщине, она выглядит так неуклюже; она не женщина, а мать. Для Елены это взаимоисключающие роли.
Елену можно назвать анти-медеей: греческая героиня убивает детей, чтобы позвать родовые связи с мужем, Елена же убивает мужа, чтобы дать будущее своим детям. Параллелизм их характеров заключается ещё и в том, что обе они одержимы этим материнским объектом и являются классическими примерами женской меланхолии и материнского безумия. И Медея, и Елена отказывается от всего фаллического, их поступки нельзя объяснить простой логикой мести, выгоды или конкуренции с мужчинами. Ни та, ни другая не похожи на феминистку, действия которых подчиняются penisnied и представляю собой попытку захвата мужской позиции. Напротив, Елена не претендует на место главы семьи или матки сообщества, она вообще не привязана ни к чему семейному. Причины её поступка вообще не находятся во внешнем мире, поэтому его и можно назвать герметичным: причины её поступка находятся в ней самой, объект, ради которого совершается преступление – находится внутри психического мира Елены.
Дмитриченко В.В.
