- Что ж, если это приятнее? - сказал Львов, улыбаясь своею красивою улыбкой и дотрогиваясь до ее руки. - Кто тебя не знает, подумает, что ты не мать, а мачеха.

   - Нет, крайность ни в чем не хороша, - спокойно сказала Натали, укладывая его разрезной ножик на стол в определенное место.

   - Ну вот, подите сюда, совершенные дети, - сказал он входившим красавцам мальчикам, которые, поклонившись Левину, подошли к отцу, очевидно желая о чем-то спросить его.

   Левину хотелось поговорить с ними, послушать, что они скажут отцу, но Натали заговорила с ним, и тут же вошел в комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе встречать кого-то, и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной смерти Апраксиной.

   Левин и забыл про данное ему поручение. Он вспомнил, уже выходя в переднюю.

   - Ах, Кити мне поручила что-то переговорить с вами об Облонском, - сказал он, когда Львов остановился на лестнице, провожая жену и его.

   - Да, да maman хочет, чтобы мы, les beau-freres, напали на него, - сказал он, краснея и улыбаясь. - И потом, почему же я?

   - Так я же нападу на него, - улыбаясь, сказала Львова, дожидавшаяся конца разговора в своей белой собачьей ротонде. - Ну, поедемте.

  

V

   В утреннем концерте давались две очень интересные вещи.

   Одна была фантазия "Король Лир в степи", другая был квартет, посвященный памяти Баха. Обе вещи были новые и в новом духе, и Левину хотелось составить о них свое мнение. Проводив свояченицу к ее креслу, он стал у колонны и решился как можно внимательнее и добросовестнее слушать. Он старался не развлекаться и не портить себе впечатления, глядя на махание руками белогалстучного капельмейстера, всегда так неприятно развлекающее музыкальное внимание, на дам в шляпах, старательно для концерта завязавших себе уши лентами, и на все эти лица, или ничем не занятые, или занятые самыми разнообразными интересами, но только не музыкой. Он старался избегать встреч со знатоками музыки и говорунами, а стоял, глядя вниз перед собой, и слушал.

   Но чем более он слушал фантазию Короля Лира, тем далее он чувствовал себя от возможности составить себе какое-нибудь определенное мнение. Беспрестанно начиналось, как будто собиралось музыкальное выражение чувства, но тотчас же оно распадалось на обрывки новых начал музыкальных выражений, а иногда просто на ничем, кроме прихоти композитора, не связанные, но чрезвычайно сложные звуки. Но и самые отрывки этих музыкальных выражений, иногда хороших, были неприятны, потому что были совершенно неожиданны и ничем не приготовлены. Веселость, и грусть, и отчаяние, и нежность, и

---

торжество являлись безо всякого на то права, точно чувства сумасшедшего. И, так же как у сумасшедшего, чувства эти проходили неожиданно.

   Левин во все время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего на танцующих. Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса, и чувствовал большую усталость от напряженного и ничем не вознагражденного внимания. Со всех сторон послышались громкие рукоплескания. Все встали, заходили, заговорили. Желая разъяснить по впечатлению других свое недоумение, Левин пошел ходить, отыскивая знатоков, и рад был, увидав одного из известных знатоков в разговоре со знакомым ему Песцовым.

   - Удивительно! - говорил густой бас Песцова. - Здравствуйте, Константин Дмитрич. В особенности образно и скульптурно, так сказать, и богато красками то место, где вы чувствуете приближение Корделии, где женщина, das ewig Weibliche, вступает в борьбу с роком. Не правда ли?

   - То есть почему же тут Корделия? - робко спросил Левин, совершенно забыв, что фантазия изображала короля Лира в степи.

   - Является Корделия... вот!- сказал Песцов, ударяя пальцами по атласной афише, которую он держал в руке, и передавая ее Левину.

   Тут только Левин вспомнил заглавие фантазии и поспешил прочесть в русском переводе стихи Шекспира, напечатанные на обороте афиши.

   - Без этого нельзя следить, - сказал Песцов, обращаясь к Левину, так как собеседник его ушел и поговорить ему больше не с кем было.

   В антракте между Левиным и Песцовым завязался спор о достоинствах и недостатках вагнеровского направления музыки. Левин доказывал, что ошибка Вагнера и всех его последователей в том, что музыка хочет переходить в область чужого искусства, что так же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц, что должна делать живопись, и, как пример такой ошибки, он привел скульптора, который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры поэта на пьедестале. "Тени эти так мало тени у скульптора, что они даже держатся о лестницу", - сказал Левин. Фраза эта понравилась ему, но он не помнил, не говорил ли он прежде эту же самую фразу и именно Песцову, и, сказав это, он смутился.

   Песцов же доказывал, что искусство одно и что оно может достигнуть высших своих проявлений только в соединении всех родов.

   Второй нумер концерта Левин уже не мог слушать. Песцов, остановившись подле него, почти все время говорил с ним, осуждая эту пьесу за ее излишнюю, приторную напущенную простоту и сравнивая ее с простотой прерафаелитов в живописи. При

---

выходе Левин встретил еще много знакомых, с которыми он поговорил и о политике, и о музыке, и об общих знакомых; между прочим, встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.

   - Ну, так поезжайте сейчас, - сказала ему Львова, которой он передал это, - может быть, вас не примут, а потом заезжайте за мной в заседание. Вы застанете еще.

  

VI

   - Может быть, не принимают? - сказал Левин, входя в сени дома графини Боль.

   - Принимают, пожалуйте, - сказал швейцар, решительно снимая с него шубу.

   "Экая досада, - думал Левин, со вздохом снимая одну перчатку и расправляя шляпу. - Ну, зачем я иду? ну, что мне с ними говорить?"

   Проходя через первую гостиную, Левин встретил в дверях графиню Боль, с озабоченным и строгим лицом что-то приказывавшую слуге. Увидав Левина, она улыбнулась и попросила его в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса. В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Левину московский полковник. Левин подошел к ним, поздоровался и сел подле дивана, держа шляпу на колене.

   - Как здоровье вашей жены? Вы были в концерте? Мы не могли. Мама должна была быть на панихиде.

   - Да, я слышал..... Какая скоропостижная смерть, - сказал Левин.

   Пришла графиня, села на диван и спросила тоже про жену и про концерт.

   Левин ответил и повторил вопрос про скоропостижность смерти Апраксиной.

   - Она всегда, впрочем, была слабого здоровья.

   - Вы были вчера в опере?

   - Да, я был.

   - Очень хороша была Лукка.

   - Да, очень хороша, - сказал он и начал, так как ему совершенно было все равно, что о нем подумают, повторять то, что сотни раз слышал об особенности таланта певицы. Графиня Боль притворялась, что слушала. Потом, когда он достаточно поговорил и замолчал, полковник, молчавший до сих пор, начал говорить. Полковник заговорил тоже про оперу и про освещение. Наконец, сказав про предполагаемую folle journee у Тюрина, полковник засмеялся, зашумел, встал и ушел. Левин тоже встал, но по лицу графини он заметил, что ему еще не пора уходить. Еще минуты две надо. Он сел.

   Но так как он все думал о том, как это глупо, то и не находил предмета разговора и молчал.

   - Вы не едете на публичное заседание? Говорят, очень интересно, - начала графиня.

   - Нет, я обещал моей belle-soeur заехать за ней, - сказал Левин.

---

   Наступило молчание. Мать с дочерью еще раз переглянулись.

   "Ну, кажется, теперь пора", - подумал Левин и встал. Дамы пожали ему руку и просили передать mille choses жене.

   Швейцар спросил его, подавая шубу:

   - Где изволите стоять? - и тотчас же записал в большую, хорошо переплетенную книжку.

   "Разумеется, мне все равно, но все-таки совестно и ужасно глупо", - подумал Левин, утешая себя тем, что все это делают, и поехал в публичное заседание комитета, где он должен был найти свояченицу, чтобы с ней вместе ехать домой.

   В публичном заседании комитета было много народа и почти все общество. Левин застал еще обзор, который, как все говорили, был очень интересен. Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось, и Левин встретил и Свияжского, звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства, где будет читаться знаменитый доклад, и Степана Аркадьича, который только что приехал с бегов, и еще много других знакомых, и Левин еще поговорил и послушал разные суждения о заседании, о новой пьесе и о процессе. Но, вероятно,вследствие усталости внимания, которую он начинал испытывать, говоря о процессе, он ошибся, и ошибка эта потом несколько раз с досадой вспоминалась ему. Говоря о предстоящем наказании иностранцу, судившемуся в России, и о том, как было бы неправильно наказать его высылкой за границу, Левин повторил то, что он слышал вчера в разговоре от одного знакомого.

   - Я думаю, что выслать его за границу - все равно что наказать щуку, пустив ее в воду, - сказал Левин.

   Уже потом он вспомнил, что эта, как будто выдаваемая им за свою, мысль, услышанная им от знакомого, была из басни Крылова и что знакомый повторил эту мысль из фельетона газеты.

   Заехав со свояченицей домой и застав Кити веселою и благополучною, Левин поехал в клуб.

  

VII

   Левин приехал в клуб в самое время. Вместе с ним подъезжали гости и члены. Левин не был в клубе очень давно, с тех пор как он еще по выходе из университета жил в Москве и ездил в свет. Он помнил клуб, внешние подробности его устройства, но совсем забыл то впечатление, которое он в прежнее время испытывал в клубе. Но только что въехав на широкий полукруглый двор и слезши с извозчика, он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился; только что он увидал в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал, входя по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке и в верхних дверях третьего, состарившегося знакомого швейцара в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, - Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия.

---

   - Пожалуйте шляпу, - сказал швейцар Левину, забывшему правило клуба оставлять шляпы в швейцарской. - Давно не бывали. Князь вчера еще записали вас. Князя Степана Аркадьича нету еще.

   Швейцар знал не только Левина, но и все ето связи и родство и тотчас же упомянул о близких ему людях.

   Пройдя первую проходную залу с ширмами и направо перегороженную комнату, где сидит фруктовщик, Левин, перегнав медленно шедшего старика, во- шел в шумевшую народом столовую.

   Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие, люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иванович.

   - А! что ж опоздал? - улыбаясь, сказал князь, подавая ему руку через плечо. - Что Кити? - прибавил он, поправляя салфетку, которую заткнул себе за пуговицу жилета.

   - Ничего, здорова; они втроем дома обедают.

   - А, Алины-Надины. Ну, у нас места нет. А иди к тому столу да занимай скорее место, - сказал князь и, отвернувшись, осторожно принял тарелку с ухою из налимов.

   - Левин, сюда! - крикнул несколько дальше добродушный голос. Это был Туровцын. Он сидел с молодым военным, и подле них были два перевернутые стула. Левин с радостью подошел к ним. Он и всегда любил добродушного кутилу Туровцына, - с ним соединялось воспоминание объяснения с Кити, - но нынче, после всех напряженно умных разговоров, добродушный вид Туровцына был ему особенно приятен.

   - Это вам и Облонскому. Он сейчас будет.

   Очень прямо державшийся военный с веселыми, всегда смеющимися глазами был петербуржец Гагин. Туровцын познакомил их.

   - Облонский вечно опоздает.

   - А, вот и он.

   - Ты только что приехал? - сказал Облонский. быстро подходя к ним. - Здорово. Пил водку? Ну, пойдем.

   Левин встал и пошел с ним к большому столу, уставленному водками и самыми разнообразными закусками. Казалось, из двух десятков закусок можно было выбрать, что было по вкусу, но Степан Аркадьич потребовал какую-то особенную, и один из стоявших ливрейных лакеев тотчас принес требуемое. Они выпили по рюмке и вернулись к столу.

   Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел наливать в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую бутылку. Он проголодался и ел и пил с большим удовольствием и еще с бо'льшим удовольствием принимал участие в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот, и анекдот, хотя неприличный и глупый, был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.

---

Смотрите также файлы

• Темы эссе Цель написания эссе заключается в побуждении к размышлению по заданной теме. Тема 1.docx

• Предпринимательская деятельность и виды собственности.docx

• Курсовая работа Расчет трехфазного трансформатора по дисциплине "Электрические машины".rtf

• ыса мерзімді жоспар Сабаты таырыбы Электрлік жне ол ебегі ралдары мен жабдытары. Тжірибелік жмыс.docx

• Отчет по дисциплине Банки и Базы Данных.docx