Файл: Лев Николаевич Толстой Анна Каренина Мне отмщение, и аз воздам часть первая i.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.03.2024
Просмотров: 385
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
- Да что же, я не перестаю думать о смерти, - сказал Левин. - Правда, что умирать пора. И что все это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в сущности - ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш - это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, - мысли, дела! Все это песчинки.
- Да это, брат, старо, как мир!
- Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется, то так все ничтожно! И я считаю очень важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, - чтобы только не думать о смерти.
Степан Аркадьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина.
- Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты нападал на меня за то, что я ищу в жизни наслаждений?
Не будь, о моралист, так строг!..
- Нет, все-таки в жизни хорошее есть то... - Левин запутался. - Да я не знаю. Знаю только, что помрем скоро.
- Зачем же скоро?
- И знаешь, прелести в жизни меньше, когда думаешь о смерти, - но спокойнее.
- Напротив, на последях еще веселей. Ну, однако, мне пора, - сказал Степан Аркадьич, вставая в десятый раз.
- Да нет, посиди!- говорил Левин, удерживая его. - Теперь когда же увидимся? Я завтра еду.
- Я-то хорош! Я затем приехал... Непременно приезжай нынче ко мне обедать. Брат твой будет, Каренин, мой зять, будет.
- Разве он здесь? - сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она, или нет, но раздумал расспрашивать. "Будет, не будет - все равно".
- Так приедешь?
- Ну, разумеется.
- Так в пять часов и в сюртуке.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул Степана Аркадьича. Новый страшный начальник оказался весьма обходительным человеком, и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся так, что только в четвертом часу попал к Алексею Александровичу.
VIII
Алексей Александрович, вернувшись от обедни, проводил все утро дома. В это утро ему предстояло два дела: во-первых, принять и направить отправлявшуюся в Петербург и находившуюся теперь в Москве депутацию инородцев; во-вторых, написать обещанное письмо адвокату. Депутация, хотя и вызванная по инициативе Алексея Александровича, представляла много неудобств и даже опасностей, и Алексей Александрович был очень рад, что застал ее в Москве. Члены этой депутации не имели ни малейшего понятия о своей роли и обязанности. Они
были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и решительно не понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную партию и потому губили все дело. Алексей Александрович долго возился с ними, написал им программу, из которой они не должны были выходить, и, отпустив их, написал письма в Петербург для направления депутации. Главным помощником в этом деле должна была быть графиня Лидия Ивановна. Она была специалистка в деле депутаций, и никто, как она, не умел муссировать и давать настоящее направление депутациям. Окончив это, Алексей Александрович написал и письмо адвокату. Он без малейшего колебания дал ему разрешение действовать по его благоусмотрению. В письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отнятом портфеле.
С тех пор, как Алексей Александрович выехал из дома с намерением не возвращаться в семью, и с тех пор, как он был у адвоката и сказал хоть одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел это дело жизни в дело бумажное, он все больше и больше привыкал к своему намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения.
Он запечатывал конверт к адвокату, когда услыхал громкие звуки голоса Степана Аркадьича. Степан Аркадьич спорил со слугой Алексея Александровича и настаивал на том, чтоб о нем было доложено.
"Все равно, - подумал Алексей Александрович, - тем лучше: я сейчас объявлю о своем положении в отношении к его сестре и объясню, почему я не могу обедать у него".
- Проси! - громко проговорил он, сбирая бумаги и укладывая их в бювар.
- Но вот видишь ли, что ты врешь, и он дома!- ответил голос Степана Аркадьича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонский вошел в комнату. - Ну, я очень рад, что застал тебя! Так я надеюсь... - весело начал Степан Аркадьич.
- Я не могу быть, - холодно, стоя и не сажая гостя, сказал Алексей Александрович.
Алексей Александрович думал тотчас стать в те холодные отношения, в которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал дело развода; но он не рассчитывал на то море добродушия, которое выливалось из берегов в душе Степана Аркадьича.
Степан Аркадьич широко открыл свои блестящие, ясные глаза.
- Отчего ты не можешь? Что ты хочешь сказать? с недоумением сказал он по-французски. - Нет, уж это обещано. И мы все рассчитываем на тебя.
- Я хочу сказать, что не могу быть у вас, потому что те родственные отношения, которые были между нами, должны прекратиться.
- Как? То есть как же? Почему? - с улыбкой проговорил Степан Аркадьич.
- Потому что я начинаю дело развода с вашею сестрой, моею женой. Я должен был...
Но Алексей Александрович еще не успел окончить своей речи, как Степан Аркадьич уже поступил совсем не так, как он ожидал. Степан Аркадьич охнул и сел в кресло.
- Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь!- вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице.
- Это так.
- Извини меня, я не могу и не могу этому верить...
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно будет объясняться, и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
- Да, я поставлен в тяжелую необходимость требовать развода, - сказал он.
- Я одно скажу, Алексей Александрович. Я знаю тебя за отличного, справедливого человека, знаю Анну - извини меня, я не могу переменить о ней мнения - за прекрасную, отличную женщину, и потому, извини меня, я не могу верить этому. Тут есть недоразумение, - сказал он.
- Да, если б это было только недоразумение...
- Позволь, я понимаю, - перебил Степан Аркадьич. - Но, разумеется... одно: не надо торопиться. Не надо, не надо торопиться!
- Я не торопился, - холодно сказал Алексей Александрович, - а советоваться в таком деле ни с кем нельзя. Я твердо решил.
- Это ужасно!- сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. - Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это!- сказал он. - Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну, как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради бога, поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, умоляю тебя!
Алексей Александрович задумался, и Степан Аркадьич с участием смотрел на него, не прерывая его молчания.
- Ты съездишь к ней?
- Да я не знаю. Я потому не был у вас. Я полагаю, что наши отношения должны измениться.
- Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе... И истинное уважение, - сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. - Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
- Ну, мы иначе смотрим на это дело, - холодно сказал Алексей Александрович. - Впрочем, не будем говорить об этом.
- Нет, почему же тебе не приехать? Хоть нынче обедать? Жена ждет тебя. Пожалуйста, приезжай. И главное, переговори с ней. Она удивительная женщина. Ради бога, на коленях умоляю тебя!
- Если вы так хотите этого - я приеду, - вздохнув, сказал Алексей Александрович.
И, желая переменить разговор, он спросил о том, что интересовало их общих, - о новом начальнике Степана Аркадьича, еще не старом человеке, получившем вдруг такое высокое назначение.
Алексей Александрович и прежде не любил графа Аничкина и всегда расходился с ним во мнениях, но теперь не мог удерживаться от понятной для служащих ненависти человека, потерпевшего поражение на службе, к человеку, получившему повышение.
- Ну что, видел ты его? - сказал Алексей Александрович с ядовитою усмешкой,
- Как же, он вчера был у нас в присутствии. Он, кажется, знает дело отлично и очень деятелен.
- Да, но на что направлена его деятельность? - сказал Алексей Александрович. - На то ли, чтобы делать дело, или переделывать то, что сделано? Несчастье нашего государства - это бумажная администрация, которой он достойный представитель.
- Право, я не знаю, что в нем можно осуждать. Направления его я не знаю, но одно - он отличный малый, - отвечал Степан Аркадьич. - Я сейчас был у него, и, право, отличный малый. Мы позавтракали, и я его научил делать, знаешь, это питье, вино с апельсинами. Это очень прохлаждает. И удивительно, что он не знал этого. Ему очень понравилось. Нет, право, он славный малый.
Степан Аркадьич взглянул на часы.
- Ах, батюшки, уж пятый, а мне еще к Долговушину! Так пожалуйста, приезжай обедать. Ты не можешь себе представить, как ты меня огорчишь и жену.
Алексей Александрович проводил шурина совсем уже не так, как он его встретил.
- Я обещал и приеду, - отвечал он уныло.
- Поверь, что я ценю, и надеюсь, ты не раскаешься, - отвечал, улыбаясь, Степан Аркадьич.
И, на ходу надевая пальто, он задел рукой по голове лакея, засмеялся и вышел.
- В пять часов, и в сюртуке, пожалуйста!- крикнул он еще раз, возвращаясь к двери.
IX
Уже был шестой час, и уже некоторые гости приехали, когда приехал и сам хозяин. Он вошел вместе с Сергеем Ивановичем Кознышевым и Песцовым, которые в одно время столкнулись у подъезда. Это были два главные представителя московской интеллигенции, как называл их Облонский. Оба были люди уважаемые и по характеру и по уму. Они уважали друг друга, но почти во всем были совершенно и безнадежно несогласны между собою - не потому, чтоб они принадлежали к противоположным направлениям, но именно потому, что были одного лагеря (враги их смешивали в одно), но в этом лагере они имели каждый свой оттенок. А так как нет ничего неспособнее к соглашению, как разномыслие в полуотвлеченностях, то они не только никогда не сходились в мнениях, но привыкли уже давно, не сердясь, только посмеиваться неисправимому заблуждению один другого.
Они входили в дверь, разговаривая о погоде, когда Степан Аркадьич догнал их. В гостиной сидели уже князь Александр Дмитриевич, тесть Облонского, молодой Щербацкий, Туровцын, Кити и Каренин.
Степан Аркадьич тотчас же увидал, что в гостиной без него дело идет плохо. Дарья Александровна,в своем парадном сером шелковом платье, очевидно озабоченная и детьми, которые должны обедать в детской одни, и тем, что мужа еще нет, не сумела без него хорошенько перемешать все это общество. Все сидели, как поповны в гостях (как выражался старый князь), очевидно в недоумении, зачем они сюда попали, выжимая слова, чтобы не молчать. Добродушный Туровцын, очевидно, чувствовал себя не в своей сфере, и улыбка толстых губ, с которою он встретил Степана Аркадьича, как словами, говорила: "Ну, брат, засадил ты меня с умными! Вот выпить и в Chateau de fleurs - это по моей части". Старый князь сидел молча, сбоку поглядывая своими блестящими глазками на Каренина, и Степан Аркадьич понял, что он придумал уже какое-нибудь словцо, чтоб отпечатать этого государственного мужа, на которого, как на стерлядь, зовут в гости. Кити смотрела на дверь, сбираясь с силами, чтобы не покраснеть при входе Константина Левина. Молодой Щербацкий, с которым не познакомили Каренина, старался показать, что это нисколько его не стесняет. Сам Каренин был, по петербургской привычке, на обеде с дамами во фраке и белом галстуке, и Степан Аркадьич по его лицу понял, что он приехал, только чтоб исполнить данное слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый долг. Он-то был главным виновником холода, заморозившего всех гостей до приезда Степана Аркадьича.
