Файл: Блок М. Апология истории или ремесло историка.pdf

сам. Паре, однако, чудилось, что он видит там щиты со странными гер­ бами. Предрассудок одержал верх над обычной точностью глаза, и его свидетельство, как и многие другие, говорит нам не о том, что он на­ блюдал в действительности, а о том, что в его время считалось естест­ венным видеть.

Однако для того, чтобы ошибка одного свидетеля стала ошибкой мно­ гих, чтобы неверное наблюдение превратилось в ложный слух, необходимоопределенное состояние общества. Чрезвычайные потрясения коллективной жизни, пережитые нашими поколениями, дают, конечно, множество ра­ зительных примеров. Правда, факты настоящего слишком близки к нам, чтобы их подвергать точному анализу. Зато войну 1914—1918 гг. можно

«окопном» обществе интересней всего проследить, как создавались слухи. Роль пропаганды и цензуры была значительна, но на свой лад. Она оказалась противоположной тому, чего ожидали создатели этих органов. Как превосходно сказал один юморист, «в окопах господствовало убеж­ дение, что все может быть правдой, кроме того, что напечатано». Газе­ там не верили, литературе также, ибо, помимо того, что любые издания приходили на фронт очень нерегулярно, все были убеждены, что печать строго контролируется. Отсюда — поразительное возрождение устной тра­ диции, древней матери легенд и мифов. Мощным толчком, о котором не посмел бы мечтать самый отважный экспериментатор, правительства как бы стерли предшествующее многовековое развитие и отбросили солдата-

ли для этого слишком изолированы друг от друга. Солдат не имел права перемещаться без приказа, и если это делал, то чаще всего рискуя жизнью. Иногда, правда, здесь появлялись случайные гости: связные, исправляв­ шие линию телефонисты, артиллерийские наблюдатели. Эти важные пер­ соны мало общались с простым пехотинцем. Но были также и регуляр­ ные связи, гораздо более существенные. Их порождала забота о пропита­

из разных пунктов сектора, там они беседовали между собой или с пова­ рами. Последние много знали, ибо, находясь на перекрестке дорог из всех воинских частей, они, кроме того, обладали особой привилегией — могли ежедневно обмениваться несколькими словами с кондукторами воинских составов, счастливцами, размещавшимися по соседству со штабами. Так вокруг костров или очагов походных кухонь завязывались мимолетные связи между совершенно несхожими людьми. Затем дневальные трогались- в путь по тропинкам и траншеям и вместе с котлами приносили на пе­ редовые линии всякие известия, правдивые или ложные, но почти всегда слегка искаженные и сразу же подвергавшиеся дальнейшей переработке.

На военных картах, чуть позади соединяющихся черточек, указывающих передовые позиции, можно нанести сплошь заштрихованную полосу — зо- цу формирования легенд.

История знала немало обществ, в которых существовали аналогичные условия, с той лишь разницей, что эти условия были не временным след­ ствием чрезвычайного кризиса, а составляли нормальную основу жизни. Там тоже устная передача являлась единственно надежной. И связи меж­ ду разрозненными элементами также осуществлялись почти исключительно особыми посредниками или в определенных узловых пунктах. Бродячие торговцы, жонглеры, паломники, нищие заменяли там наших дневальных, пробиравшихся по траншеям. Регулярные встречи происходили на рынках или по случаю религиозных празднеств. Так обстояло дело, например, во времена раннего средневековья. Монастырские хроники, составленные в результате опросов странников, во многом схожи с заметками, которые могли бы писать, будь у них к этему вкус, наши кухонные капралы. Для ложных слухов эти общества всегда были превосходным питательным бульоном. Частое общение между людьми заставляет сравнивать различ­ ные версии. Оно развивает критическое чувство. Напротив, рассказчику, который, появляясь изредка, приносит трудными путями далекие вести, верят безоговорочно.

3. ОЧЕРК ЛОГИКИ К Р И Т И Ч Е С К О Г О М Е Т О Д А

Критика свидетельства, занимающаяся психическими явлениями, всег­ да будет тонким искусством. Для нее нет готовых рецептов. Но все же это искусство рациональное, основанное на методичном проведении не­ скольких важнейших умственных операций. Короче, у него есть своя соб­ ственная диалектика, которую следует попытаться определить.

Предположим, что от какой-то исчезнувшей цивилизации остался лишь один предмет и к тому же обстоятельства его нахождения не дают воз­ можности связать его с чем бы то ни было, даже чуждым человеку, например с геологическими отложениями (ибо при поисках связей неоду­ шевленную природу тоже надо принимать в расчет). Нам совершенно невозможно будет датировать эту единичную находку и оценить ее под­ линность. В самом деле, всякое установление даты, всякая проверка и интерпретация источника в целом возможны лишь при включении его в хронологический ряд или синхронный комплекс. Мабильон создал дипло­ матику, сопоставляя меровингские дипломы то один с другим, то с тек­ стами иных эпох или иного характера; экзегетика родилась из сопостав­ ления евангельских рассказов. В основе почти всякой критики лежит срав­ нение.

Но результаты этого сравнения неоднородны. Оно приводит к установ­ лению либо сходства, либо различия. В некоторых случаях совпадение одного свидетельства со свидетельствами близкими по времени может при­ вести к прямо противоположным выводам.

Сперва рассмотрим простейший случай — рассказ. Марбо в своих «Ме ­ муарах», которые столь волновали юные сердца, сообщает с массой под­ робностей об одном отважном поступке, героем которого выводит самого себя: если ему верить, в ночь с 7 на 8 мая 1809 г. он переплыл в лодке бурные волны разлившегося Дуная, чтобы захватить на другом бе­ регу у австрийцев несколько пленных. Как проверить этот рассказ? Ра­ зумеется, призвав на помощь другие свидетельства. У нас есть армейские приказы, походные журналы, отчеты; они свидетельствуют, что в ту зна­ менитую ночь австрийский корпус, чьи палатки Марбо, по его словам, нашел на левом берегу, еще занимал противоположный берег. Кроме того,, из «Переписки» самого Наполеона явствует, что 8 мая разлив еще не начался. Наконец, найдено прошение о производстве в чине, написанное самим Марбо 30 июня 1809 г. Среди заслуг, на которые он там ссы­ лается, нет ни слова о его славном подвиге, совершенном в прошлом месяце. Итак, с одной стороны —А< Мемуары», с другой — ряд текстов, их. опровергающих. Надо разобраться в этих противоречивых свидетельствах. Что мы сочтем более правдоподобным? Что там же, на месте, и штабы и сам император ошибались (если только они, бог весть почему, не искази­ ли действительность умышленно); что Марбо в 1809 г., жаждая повыше­ ния, грешил ложной скромностью; или что много времени спустя старый воин, чьи россказни, впрочем, снискали ему определенную славу, решил подставить еще одну подножку истине? Очевидно, никто не станет коле­ баться: «Мемуары» снова солгали.

Итак, здесь установление разногласия опровергло одно из противоре­ чивых свидетельств. Одно из них должно было пасть. Этого требовал ^амый универсальный из постулатов логики: закон противоречия катего­ рически не допускает, чтобы какое-то событие могло произойти и в то же время не произойти. Правда, в мире ученых встречаются этакие покла­ дистые люди, которые при двух антагонистических утверждениях останав­ ливаются на чем-то среднем; они напоминают мне школьника, который, отвечая, сколько будет 2 в квадрате, и слыша с одной стороны подсказку «четыре», а с другой — «восемь», решил, что правильным ответом будет «шесть».

Остается вопрос, как делать выбор между свидетельством отвергае­ мым и тем, которое как будто должно быть принято. Здесь решает пси­ хологический анализ: мы взвешиваем возможные мотивы правдивости,, лживости или заблуждения свидетелей. В данном случае эта оценка при­ водит к почти бесспорным выводам. Но при других обстоятельствах она иногда осложняется гораздо более высоким коэффициентом неуверенности. Выводы, основанные на тщательнейшем взвешивании мотивов, располага­ ются на большой шкале от почти невозможного до совершенно правдо­ подобного.

Вот, однако, примеры другого типа.

Грамота, датированная X I I в., написана на бумаге, тогда как все обна­ руженные до сих пор подлинные документы той эпохи написаны на пер­ гамене; форма букв в ней сильно отличается от той, которую мы видим

в других документах того же времени; язык изобилует словами и оборо­ тами, не свойственными тогдашнему обиходу. Или так: характер обработки некоего орудия, как нам говорят,— палеолитического, обнаруживает прие­ мы, которые, насколько нам известно, применялись лишь в эпохи гораздо более близкие к нам. Мы сделаем вывод, что эта грамота и это орудие — поддельные. Как и в предыдущем случае, приговор будет вынесен на осно­ ве разноречия, но из соображений совсем иного рода. В данном случае аргументация будет строиться на том, что в пределах жизни одного по­ коления в рамках одного и того же общества господствует такое едино­ образие обычаев и технических приемов, что ни один индивидуум не

теми же словами; что пользовался он теми же материалами; что если бы один из ремесленников мадленской эпохи располагал для обработки костяных наконечников механической пилой, то его товарищи также поль­ зовались бы ею. Постулат этот в конечном итоге — социологического по­ рядка. Понятие «коллективный эндосмос», влияние количества, неизбеж­ ность подражания, на которых этот постулат основан, несомненно, под­ тверждаются постоянным опытом человечества и в целом сливаются с са­ мим понятием «цивилизация».

Не очень хоро7но, однако, если свидетельства чересчур уж совпадают во всем. Это говорит тогда не в их пользу и скорее побуждает их от­ вергнуть.

Всякий, кто участвовал в сражении при Ватерлоо, знал, что Наполеон потерпел там поражение. Слишком уж оригинального свидетеля, который стал бы это отрицать, мы сочтем лжесвидетелем. Мы должны допустить, что, если ограничиться простой и грубой констатацией поражения Напо­ леона при Ватерлоо, то во французском языке нет особых возможностей высказать это как-то иначе. Но что, если два свидетеля или те, кто претендует на эту роль, опишут нам битву в одних и тех же выраже­

у другого или что оба они списали с какого-то общего образца. Дейст­ вительно, наш ум отказывается допустить, что два наблюдателя, неиз­ бежно находившиеся в разных пунктах и в разной степени внимательные, могли записать с одними и теми же подробностями один и тот же эпи­ зод; что в бесчисленном количестве слов французского языка два писа­ теля, работавших независимо один от другого, могли, действуя произволь­ но, выбрать те же слова и в той же последовательности для описания одних и тех же фактов.

Если оба рассказа выдают себя за непосредственное описание действи­ тельности, по крайней мере один из них лжет.

Представьте себе еще, что на двух древних памятниках из камня вы­ сечены два военных эпизода. Они относятся к двум разным походам, но изображены почти в одинаковых чертах. Археолог скажет: «Один из двух