ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.04.2024
Просмотров: 144
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
|Там же, с. 139 и далее.|
252
торый и составляет ее сущность, происходит не из процесса вытеснения и не излибидинозных катексисов вытесненных побуждений, а из самого вытесняемого; тревога при фобии животных — это преобразованный страх кастрации, то есть реальная тревога, то есть страх перед действительно угрожающей опасностью ил и опасностью, оцениваемой как реальная. Здесь тревога порождает вытеснение, а не вытеснение — тревогу, как я думал раньше.
Об этом неприятно думать, но это отрицать — ничем не поможет; я часто отстаивал тезис, что вследствие вытеснения репрезентация влечения искажается, смещается и т. п., а либидо импульса влечения превращается в тревогу1. Исследование фобий, которое прежде всего было призвано доказать этот тезис, его не подтверждает; оно, скорее, прямо ему противоречит. Страх при фобиях животных — это страх кастрации Я, страх при менее изученной агорафобии, по-видимому, является страхом перед искушением, который генетически должен быть связан со страхом кастрации. Большинство фобий, насколько нам это сегодня известно, объясняется таким страхом Я перед требованиями либидо. При этом первопричиной и стимулом к вытеснению всегда является тревожная установка Я. Тревога никогда не проистекает из вытесненного либидо. Если раньше я бы довольствовался утверждением, что после вытеснения вместо ожидаемого выражения либидо проявляется некоторая сте-пеньтревоги,тоисегодняя бы ни в чем не отказался от своих слов. Описание является верным, и между силой вытесняемого побуждения и интенсивностью возникающей в результате тревоги, пожалуй, существует утверждаемое соответствие. Но признаюсь: я надеялся дать нечто большее, чем просто описание; я предполагал, что выявил метапсихологический процесс непосредственного превращения либидо в тревогу; сегодня я уже не могу этого придерживаться. Раньше я также не мог указать, как совершается подобное превращение.
Откуда я вообще почерпнул идею этого превращения? Из изучения актуальных неврозов в то время, когда мы были еще далеки от того, чтобы проводить различие между процессами в Я и процессами в Оно2. Я обнаружил, что при определенных видах сексуальной практики, таких, как coitusinterruptus, фрустрированное
1 [См., например, работу Фрейда «Вытеснение» (1915rf; Studienausgabe, т. 3, с 115-116), где упоминается также и случай «Волкова». Дальнейшее изложение этой проблемы содержится в дополнении А, раздел
б, с. 298 и далее, ниже, а также в «Предварительных замечаниях издателей», выше, с. 229—230.]
2 |См. самую раннюю работу Фрейда, посвященную неврозу тревоги (18956), с. 27 и далее в этом томе.|
253
возбуждение, вынужденное воздержание, то есть всякий раз, когда сексуальное возбуждение встречает помехи на пути к удовлетворению или отклоняется от него, возникают вспышки тревоги и создается общая тревожная готовность. Поскольку сексуальное возбуждение является выражением либидинозных импульсов влечения, не кажется смелым предположить, что под воздействием таких нарушений либидо превращается в тревогу. Это наблюдение остается в силе еще и сегодня; с другой стороны, нельзя отрицать, что либидо процессов Оно подвергается нарушению под воздействием вытеснения; то есть по-прежнему может быть верным то, что при вытеснении тревога образуется из либидинозного катексиса импульсов влечения. Но как объединить этот вывод с другим, что тревога при фобиях — это тревога Я, возникает в Я, не происходит от вытеснения, а порождает вытеснение? Это представляется противоречием, и разрешить его будет нелегко. Не так-то просто свести оба источника тревоги к одному-единственному. Можно попытаться это сделать, предположив, что в ситуации нарушенного коитуса, прерванного возбуждения, воздержания Я чует опасности, на которые реагирует тревогой, но ничего не можете ними поделать. С другой стороны, предпринятый нами анализ фобий, по-видимому, поправки не допускает. Nonliquet'}
1 [«Не ясно» (лат.) — старая судебная формулировка, когда доказательный материал не был убедительным.!
254
V
Мы хотели изучить симптомообразование и вторичную борьбу Я с симптомом, но, очевидно, с выбором фобий промахнулись. Тревога, преобладающая в картине этих нарушений, предстает теперь нами как осложнение, скрывающее истинное положение вещей. Существует много неврозов, при которых нет и малейшего следа тревоги. Такова, например, истинная конверсионная истерия, самые тяжелые симптомы которой проявляются без примеси тревоги. Уже этот факт должен был бы предостеречь нас от того, чтобы устанавливать слишком жесткую связь между тревогой и симптомо-образованием. Обычно фобии настолько близки к конверсионным истериям, что я считал правомерным отнести их к последним в качестве «тревожной истерии». Однако пока еще никто не сумел указать на условие, которое определяет, какую форму примет данный случай — конверсионной истерии или фобии, то есть условия развития тревоги при истерии никто не выяснил.
Наиболее часто встречающиеся симптомы конверсионной истерии — двигательный паралич, контрактура, непроизвольное действие или непроизвольная разрядка, боль, галлюцинация — все это либо постоянно сохраняющиеся либо перемежающиеся процессы катексиса, что создает объяснению новые трудности. В сущности, об этих симптомах можно сказать не так много. Посредством анализа можно узнать, какое нарушенное течение возбуждения они заменяют. Чаще всего оказывается, что они сами участвуют в нем, как будто вся их энергия сконцентрировалась на какой-то его части. Боль присутствовала в ситуации, в которой произошло вытеснение; галлюцинация была тогда восприятием, двигательный паралич — это защита от действия, которое нужно было совершить, но было заторможено в той ситуации, контрактура обычно представляет собой перемещение намеченной тогда мышечной иннервации в другое место, судорожный припадок — выражение аффективной вспышки, которая лишилась нормального контроля со стороны Я. В совершенно необычной степени изменчиво ощущение неудовольствия, сопровождающее появление симптомов. При постоянных, смещенных на подвижность симптомах, таких, как параличи и кон-
255
трактуры, оно чаще всего полностью отсутствует, Я относится к ним, так сказать, безучастно; при перемежающихся симптомах и симптомах сенсорной сферы, как правило, возникают отчетливые ощущения неудовольствия, которые в случае болевого симптома могут чрезмерно усиливаться. В этом многообразии очень трудно выявить фактор, который обусловливает такие различия и вместе с тем позволяет единообразно их объяснить. При конверсионной истерии малозаметна также и борьба Я с однажды возникшим симптомом. Только в том случае, если болевая чувствительность части тела стала симптомом, она получает возможность играть двойную роль. Болевой симптом возникает точно с такой же определенностью, если это место затрагивают извне, как и тогда, когда представляемая им патогенная ситуация ассоциативно активируется изнутри, а Я прибегает к мерам предосторожности, чтобы воспрепятствовать пробуждению симптома посредством внешнего восприятия. На чем основывается особая непроницаемость симптомообразования при конверсионной истерии, мы догадаться не можем, но она дает нам мотив тотчас покинуть бесплодную область.
Мы обращаемся к неврозу навязчивости, ожидая узнать здесь больше о симптомообразовании. В целом симптомы невроза навязчивости — двоякого рода и имеют противоположную тенденцию. Это либо запреты, меры предосторожности, покаяния, то есть симптомы негативного содержания, либо, наоборот, замещающие удовлетворения, очень часто представленные в символическом облачении. Из этихдвух групп негативная, защитная, наказывающая является более старой; однако при продолжительном болезненном состоянии верх берут удовлетворения, оставляющие не у дел всю защиту. Если запрет удается связать с удовлетворением, в результате чего требования или запреты, первоначально порождающие защиту, приобретают также значение удовлетворения, для чего очень часто используются искусственные соединительные пути, то это будет триумфом симптомообразования. В этом достигнутом результате проявляется склонность к синтезу, которую мы уже приписали Я. В крайних случаях больной добивается того, что большинство его симптомов приходят к первоначальному значению, в том числе и те, что приобрели значение прямой противоположности, — свидетельство власти амбивалентности, которая, мы не знаем почему, играет такую важную роль в неврозе навязчивости. В самом грубом случае симптом является двувремен-ным [см. с. 263], то есть за действием, осуществляющим определенное предписание, непосредственно следует второе, которое его устра-
256
няет или отменяет, хотя пока оно еще не решается осуществить нечто ему противоположное.
Из этого беглого обзора симптомов навязчивости тотчас возникают два впечатления. Во-первых, что здесь ведется постоянная борьба с вытесненным, которая все больше складывается не в пользу вытесняющих сил, и, во-вторых, что Я и Сверх-Я принимают здесь особенно активное участие в симптомообразовании.
Пожалуй, невроз навязчивости — это самый интересный и самый благодарный объект аналитического исследования, но как проблема по-прежнему еще не побежденный. Если мы хотим глубже проникнуть в его сущность, то должны признать, что не можем пока избежать сомнительных гипотез и недоказанных предположений. Исходная ситуация невроза навязчивости, наверное, не отличается от ситуации при истерии, — речь идет о необходимой защите от либидинозных требований эдипова комплекса. Кроме того, при любом неврозе навязчивости, по-видимому, обнаруживается низший слой очень рано сформировавшихся истерических симптомов1. Но затем дальнейшее формообразование в решающей степени изменяется благодаря кон-ституционатьному фактору. Генитальная организация либидо оказывается слабой и маловыносливой. ЕслиЯ начинает осуществлять свое защитное стремление, то в качестве первого результата оно достигает того, что генитатьная организация (фаллической фазы) целиком или частично отбрасывается на более раннюю ан&пьно-садмстскую ступень. Этот факт регрессии остается определяющим для всего последующего
развития.
Можно принять во внимание и другую возможность. Быть может, регрессия есть следствие не конституционального, а временного фактора. Она становится возможной не потому, что генитальная организация либидо оказывается слишком слабой, а потому, что сопротивление Я началось слишком рано, еще в период расцвета садистской фазы. Также и в этом пункте у меня нет однозначного решения, однако аналитическое наблюдение эту гипотезу не подтверждает. Скорее оно указывает на то, что при повороте к неврозу навязчивости фаллическая ступень уже достигнута. Также и возраст, когда возникает этот невроз, более поздний, чем в случае истерии (второй детский период, после наступления латентного времени), а в одном случае очень позднего развития этого нарушения, который мне удалось изучить, выяснилось, что ус-
1 [Пример этого содержится в анализе «Волкова», Studienausgabe, т, 8, с. 191.]
257
9 Ис герня и страх
ловие для регрессии и возникновения невроза навязчивости было создано реальным обесцениванием дотоле исправной гениталь-ной жизни1.
Метапсихологическое объяснение регрессии я ищу в «расслоении влечений», в разобщенности эротических компонентов, которые с началом генитальной фазы добавились к деструктивным ка-тексисам садистской фазы2.
Принуждение к регрессии означает первый успех Я в защитной борьбе с требованиями либидо. Соответственно мы отделяем здесь более общую тенденцию «защиты» от «вытеснения»', являющуюся лишь одним из механизмов, которыми пользуется защита. Пожалуй, еще яснее, чем в нормальных случаях и в случаях истерии, при неврозе навязчивости в качестве движущей силы защиты выявляется комплекс кастрации, а в качестве того, от чего защищаются, — стремления эдипова комплекса. Теперь мы оказываемся в начале латентного периода, который характеризуется крушением эдипова комплекса, созданием или консолидацией Сверх-Я и сооружением в Я этических и эстетических барьеров. При неврозе навязчивости эти процессы выходят за пределы нормы; к разрушению эдипова комплекса добавляется регрессивное понижение либидо, Сверх-Я становится особенно строгим и черствым, Я, повинуясь Сверх-Я, развиваетсильнейшие реактивные образования в виде добросовестности, сострадания, чистоплотности. С непреклонной, а потому не всегда нужной строгостью осуждается искушение к продолжению детского онанизма, который теперь опирается на регрессивные (анально-садистские) представления, но все же репрезентирует непобежденную часть фаллической организации. Внутреннее противоречие заключается в том, что именно из-за заинтересованности в сохранении мужественности (из-за страха кастрации) предотвращается всякое проявление этой мужественности, но также и это противоречие при неврозе навязчивости просто усиливается, оно присуще уже нормальному способу устранения эдипова комплекса. Каждый избыток содержит в себе зародыш своего самоустранения, и это относится также к неврозу навязчивости,
