ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2024
Просмотров: 58
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Все открыто и промыто,
Камни в звездах и росе;
Извиваясь, в тучи влито
Дыбом вставшее шоссе.
Мы шли по мокрому булыжнику, блестевшему в вечернем свете, верили в будущее, жаждали подвига, большого дела… Куда же все пропало? Не только Родька оставил во мне след. Были же и другие! Их больше!
«Распустить себя легко, а вот собраться снова — потруднее!» — эти слова говорила нам в Немчиновке вожатая Юля.
Я перестала плакать. Тяжелый комок в груди сам по себе растаял. Я зажгла свет и накрыла лампочку жестянкой из-под столярного клея. В ящике под столом отыскала старые учебники математики. Шестой, седьмой класс. Многовато, конечно. Но надо, надо! Две недели на шестой, нет, хватит и одной! И три на седьмой… Я суетилась, шелестела страницами, пока в перегородку не постучала мама.
— Ты что, с ума сошла?
— Нет, нет, как раз наоборот! — радостно шепнула я и щелкнула выключателем.
В темноте раздалось мирное тиканье старых часов. Неужели маме удалось их наладить?..
Я — ЧЕЛОВЕК
Никогда за всю свою пятнадцатилетнюю жизнь я не жила так напряженно. С точки зрения многих, я делала одну глупость за другой.
Был в нашем классе смешной коренастый мальчишка в больших круглых очках, Игорь Баринов. Он даже на переменах не оставлял занятий. Что-то писал, чертил, заглядывал в толстую книгу-справочник, которую постоянно носил в портфеле вместе с учебниками.
— Это наш профессор! — с гордостью говорила Ира.
«Профессор» все знал. Когда никто в классе, даже Жорка, которого я считала гигантом математической мысли, не мог ответить на сложный вопрос, Андрей Михайлович легким движением брови поднимал Игоря с места. Тот отвечал медленно, будто думая над каждым словом, но всегда верно. Андрей Михайлович уважительно наклонял голову, а класс облегченно вздыхал. «Профессору» никто не завидовал. Считали недосягаемым.
И вот его-то и назначил Андрей Михайлович нашим опекуном.
— Прошу любить и жаловать. Без него вы не справитесь!
— Ой, здорово! — просияла Света.
Это был, конечно, выход. Согласились и другие. А в меня словно бес вселился.
— Не буду! — буркнула и набычилась, как говорил Толя Жигарев.
Андрей Михайлович вопросительно поднял бровь и посмотрел на меня с боку, не захотел сразить прямым взглядом.
— Не буду, — упрямо повторила я, краснея до макушки. Во всяком случае, волосам моим было жарко.
— Что именно? — поинтересовался он, не меняя позы.
— С «профессором» заниматься не буду. Сама справлюсь.
Я насупилась еще больше. И напрасно Света щипала меня, заставляя одуматься, а Ира издали делала какие-то знаки. Я стояла на своем, не понимая, откуда взялась такая уверенность. Осилить курс двух классов в одиночку трудно и более подготовленному человеку, но что-то внутри меня наперекор всему не переставало твердить: «Правильно, правильно! Не робей! Не нужны тебе ничьи благодеяния!»
— Хорошо! — вдруг согласился Андрей Михайлович и, поглаживая бороду, звучно продекламировал:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Я не знала, откуда эти строки. Не знали и другие, но тишина стояла фантастическая. Андрей Михайлович некоторое время как бы слушал ее. Потом резко взмахнул рукой:
— Откройте книги. Раздел механики…
На перемене ко мне подошел Кирилл Сазанов с вздыбленной кудрявой шевелюрой.
— Ты — червь, я — царь, он — бог! — произнес Кирилл, поочередно указывая пальцем на меня, себя и на склонившуюся над столом темную, с ровным пробором голову Андрея Михайловича.
— Пропустил «раба», — пискнула Света и, как мышка, юркнула за мою спину.
Но Кирилл победно смотрел на Лильку, поправлявшую свои густые рыжие локоны.
— Услышал поповскую притчу и рад, — огрызнулась я.
— Так это ж Державин! Великий поэт восемнадцатого века. Ода «Бог»! — презрительно фыркнул Кирилл и снова посмотрел на Лильку.
Наверное, они не раз обсуждали мою эрудицию. И вот как я опозорилась. О Державине я слышала. Но ода «Бог» не попадалась.
— Откуда знаешь? — пробовала защищаться я.
— Занимаюсь философией. Это ода философская. Вот и знаю! — не без гордости сообщил Кирилл и, прищурившись, добавил: — Как видишь, не все здесь дураки.
Камень в мой огород. А невдомек, что не о такой дурости говорила. Однако сколько же в нашем классе собралось великих людей: «профессор», теперь этот «философ», считающий себя царем, а всех остальных червями. Не слишком ли? Я покраснела и запальчиво крикнула:
— Не червь я тебе, не надейся!
— Кто же ты? — усмехнулся Кирилл.
— Человек — вот кто! И ни с царями, ни с богами не хочу иметь ничего общего!
— Это еще надо доказать! — презрительно хмыкнул Кирилл и подмигнул ожидающей его в дверях Лильке.
— Знаешь, у них далеко зашло. Они целовались вчера за дверью в зале. Аня видела! — быстрым шепотом сообщила Света, провожая взглядом статную фигуру Кирилла.
«Аня почему-то всегда все видит и знает. Но Светке-то какое дело? У нас, можно сказать, будущее на карту поставлено, а она о поцелуйчиках!» — сердито думала я.
Ко мне подошла Ира и крепко пожала руку.
— Молодец! Отбрила «философа». Но теперь держись! Надо доказать, что ты человек с силой и волей! Не жалеешь, что отказалась заниматься с Игорем?
— Нет, Ирок! Если уж доказывать, то без «профессорской» помощи!
— Тоже верно!
Она крепче сжала мою руку и испытующе посмотрела в глаза, как когда-то Женька Кулыгина. Не подведу ли? Я была слишком распалена, чтобы серьезно задуматься:
— Честное комсомольское!
— Идет. Давай вместе. Заодно и я повторю! — предложила Ира.
Значит, не поверила. Я выдернула руку.
— Может, я смогу помочь? — неуверенно предложил Жорка. Он впервые подошел к моей парте после той ссоры.
— А что? — ухватилась Ира. — Вы дружите, рядом живете!
Уж очень ей хотелось, чтобы я победила. И не только из-за спора с Кириллом. Председателем учкома Аня оказалась слабым. Жаловалась, ныла, грозила все бросить. Получалось, что Ира занималась и комсомольскими делами, и учкомовскими. А тут еще новость: Толя Жигарев предложил ей путевку в Артек как премию за отличную прошлогоднюю работу. Ира была в смятении: и ехать хотелось, и дела не на кого оставить. Я чувствовала себя виноватой перед ней, обманула надежды… Но заниматься я все-таки должна одна. Иначе не вылезу из «червей». Не хочу, чтобы лохматый «царь-философ» торжествовал!
— Не уговаривай ее, Ира! Все равно по-своему сделает, — безнадежно махнул рукой Жорка. Но в его голосе звучала нотка одобрения, и я не стала возражать.
«Кажется, все!» — подумала я, но откуда-то налетел Генька Башмаков. Он раскачивался на тощих ногах и злорадно предсказывал:
— Вылетишь! Вот посмотришь, «умная»!
Есть люди, которые чуть ли не от рождения злы на целый свет. По-моему, Генька Башмаков из них. Я знаю, он живет в Ромашкове, по соседству с нами, но ездит по другой ветке. Он комсомолец, как ни странно. Впрочем, после семилетки он где-то работал — кажется, счетоводом в колхозе. Генька года на два старше нас. Может быть, поэтому он невероятно высокого мнения о себе, ходит, откинув назад маленькую голову, похожую на вытянутую дыньку, и считает нас мелюзгой? На Иру смотрит с высоты чуть ли не двухметрового роста и презрительно цедит:
— Что это за секретарь ячейки? Ей бы в куклы играть! Не такой здесь нужен!
А какой нужен, совершенно ясно: он сам, Геннадий Башмаков, несправедливо, по его мнению, оцененный человечеством.
Обо всем этом я узнала от Лильки. Иногда мы случайно встречались по дороге на станцию, и она хвасталась своей осведомленностью о жизни класса. Лильке удалось проскользнуть в успевающие, чем она тоже немало гордилась. Света думает, что ей помог Кирилл в той решающей контрольной, на которой мы с ней погорели. Возможно, и так. Лилька снова расцвела и похорошела. Она снова напевает мелодии без слов. Я не всегда их выдерживаю:
— Ну, а слова-то есть у твоих рулад?
— Знаешь, — с важностью отвечала она, — Кирилл считает тебя ограниченной. Ты тонкостей не понимаешь. Если тебя пересадят в седьмой класс…
— Не бывать этому! Не надейся. И передай это своему косматому «философу», — взорвалась я и больше с ней не встречалась.
Лилька не обиделась. Она стояла выше и упивалась своей неповторимостью: недаром же ею заинтересовался самый красивый и, наверное, умный парень из класса!
Да, внешне я, конечно, могла держаться независимо и препираться с Лилькой. Сочувствующие от меня отскакивали. Но на душе было муторно, самостоятельные занятия ничего не проясняли в моей голове.
— Опять бодаешься? — шутил Толя Жигарев, когда я заходила к нему в пионерскую.
Теперь это было единственное место, где мне легко дышалось, тут никто не донимал меня вопросами, как идут занятия и не надо ли помочь. Ох уж эти помощники! Толя, простой рабочий парень с завода, с фабзавучским образованием, лучше всех понимал, что зря к человеку приставать нельзя. Пусть сам в себе разберется.
Я смотрела, как просто разговаривает Толя с ребятами. Иногда он поглядывал на меня понимающими глазами, и на душе у меня теплело.
После глупого, самодовольного Родьки я считала, что хорошим вожатым может быть только девушка. Толя перевернул мои представления. Дело все-таки в самом человеке, в его преданности большой идее и любви к детям.
Пионерская комната на переменах гудела, как пчелиный улей. Я любила врезаться в самую середину, послушать болтовню ребят, попеть с ними песни, посмеяться.
— Может, пойдешь вожатой к пятиклассникам? — спросил как-то Толя.
— Не знаю… Подожди немного…
Веселье мое слетело. Толя ободряюще хлопнул меня по плечу.
— Ничего, мать! Не вешай носа. Вот я тебя как-нибудь на свой завод возьму. Там никто не унывает, даже когда прорыв! Вкалывают — и все тут!
Вкалывают! Счастливые. А я со своими занятиями тяну волынку. Никак не могу по-настоящему углубиться. Вечерами, накрыв лампу жестянкой, я с отвращением зубрила наизусть теоремы седьмого класса, но задачи по-прежнему не выходили. Я чувствовала полное отупение, не видела никакого смысла во всех этих углах, линиях и градусах. Зачем они нужны?
Андрей Михайлович меня не трогал. Решил предоставить самой себе. Раз девчонка так дерзка и самоуверенна, наверное, думал он, пусть и стукается лбом! Эх, знал бы он, как я на самом деле растерянна!
Он заглядывал в тетрадь к Свете и еще к двум-трем, походя объяснял непонятное, а мимо меня проходил, отвернув голову. Я была и рада и не рада. Сидела в каком-то полусне, ни во что не вникая.