ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.02.2024
Просмотров: 49
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Человек прикрыл глаза и зашевелил губами. Затем он открыл глаза и сказал:
- Если вычесть из прошлого ваш перелом, то очень многое изменится в настоящем. Во всяком случае, Таньки в нем не будет вовсе. - Как это?
- Вы будете жить в другом доме, учиться в другой школе, ваша мать выйдет замуж. - Как это?
- "Как это, как это..." Да вот так это. Вы пойдете на лыжах, ваша мать пойдет к подруге, у нее познакомится с человеком, вскоре выйдет за него замуж, и вы переедете к нему жить... Квартирка у него, - человек оглядел их, в общем-то, бедную кухню. - Получше вашей будет. Он вас машину выучит водить.
- У него машина? А какая?
- Увидите, если захотите.
ГРИГОРИЙ ЕФРЕМОВ «ИСПОРЧЕННЫЙ ТЕЛЕФОН»
— «Как ныне сбирается вещий Олег...» — прочитал Пятёркин, однако куда сбирается Олег, узнать не успел: зазвонил телефон.
— Слушай, Пятёркин, — раздался в трубке бравый голос Четвёркина, — а разве по литературе не задано?
— Как не задано? — удивился Пятёркин. — Задано. «Песнь о вещем Олеге». Читать до конца, три первых строфы наизусть. От слов «Как ныне» до «ты коня». Записал?
— Записал. Привет! — распрощался Четвёркин и раскрыл учебник.
Но тут зазвонил телефон.
— Представляешь! — закричал из трубки голос Тройкина. — Смотрю дневник — ни по одному предмету не задано. А мне что-то такое помнится — вроде по литературе не то басню, не то что-то такое задавали. Не знаешь, а?
— Какая басня, когда песня! — солидно пояснил Четвёркин. — «Песня про вещи Олега». От слов «Как ныне» до «тыконя» — наизусть.
— Ну и назадавали! — возмутился Тройкин и хотел было уже раскрыть учебник, да зазвонил телефон.
— Расписание на завтра не знаешь? — сладко позёвывая, поинтересовался Двойкин.
Тройкин продиктовал ему расписание и даже объяснил, что задано.
— А я уже решил — выходной завтра, а потом смотрю — четверг, — сообщил Двойкин и отключился.
На следующий день первым вызвали Двойкина.
— Расскажи-ка нам, что задано на сегодня, — попросила учительница.
— Я знаю, я учил! — заявил Двойкин. — Значит, так... Только я не всё наизусть учил! Я только «Пень» наизусть. А «Вещи» и «Телегу» — читать. Правильно?
— Телегу? — удивилась учительница.
— «Телегу», — подтвердил Двойкин, — а «Пень» — наизусть.
— Ну-ну, рассказывай «Пень», — согласилась учительница.
Двойкин вытянул вперёд руку и продекламировал:
— Как Нине тыконя... тыконя как Нине...
— Ну что же ты остановился? — спросила учительница. — Дальше-то что?
Дальше Двойкин не знал, но не растерялся.
— Я учил, — сказал он. — Мне Тройкин по телефону... Тыконя, как его...
— Садись, Двойкин, — вздохнула учительница. — А продолжит Тройкин, он смеётся громче всех.
— Конечно! — вылезая из-под парты, принялся объяснять Тройкин. — Он же всё перепутал. Про телегу что-то такое. Какая телега? Не телега, а Олега. Имя такое — Олег. Как у нашего Шестёркина.
— Что дальше? — прервала рассуждения Тройкина учительница.
— Как что? Басня такая — «Песнь и вещи Олега» называется. Мне Четвёркин по телефону...
— Спасибо, Тройкин, хватит, — поблагодарила учительница. — Четвёркин!
На Четвёркина от смеха напала икота.
— Не пень... ик... а песнь, — сказал он. — Ик... песнь про вещи... ик... Олега.
— Как-как? — переспросила учительница.
— Олега... ик... про вещи, песня, — нерешительно повторил Четвёркин.
— Песня?
— Песня.
— Тогда пой! — потребовала учительница.
Четвёркин окинул взором класс, подмигнул Шестёркину, глубоко вздохнул и запел:
— Как ныне сбирается вещи Олег... ик... возить продавать по базарам...
— Спасибо, — перебила учительница. — Садись, пятёрка!
— Мне? — удивился Четвёркин.
— Почему тебе? Вам всем. На троих.
Икоту Четвёркина как рукой сняло.
— Между прочим, — возразил он, — пять на троих не делится.
— А ты как делил? — спросила учительница.
— Ну как? В уме.
— В уме не делится, — согласилась учительница. — А в журнале очень даже хорошо делится. И даже без остатка.
— В журнале?
— А ты думал — в телеге?
— Ничего я не думал...
— То-то и оно, что не думал. Забирай- ка свою вещь, — учительница протянула Четвёркину дневник, — и пойди посчитай, сколько будет пять разделить на три. Ответ сверишь по дневнику.
— А если не сойдётся? — поинтересовался Четвёркин.
— Не сойдётся — проверишь по телефону.
— Точно! — обрадовался Четвёркин. — Телефон! И как это я забыл?! Да мне Пятёркин по телефону!..
Но тут он вдруг осёкся, будто змея его укусила, и, глядя под ноги, осторожно побрёл к своему месту — рядом с Олегом Шестёркиным.
ТУВЕ ЯНССОН ВОЛШЕБНАЯ ЗИМА
Однажды вечером Муми-тролль возвращался из купальни и вдруг замер посреди дороги и навострил уши.
Стояла обычная, теплая ночь, полная трепета и шорохов. Деревья давно стряхнули с себя снег, и Муми-тролль слышал, как колышутся в темноте их ветви.
Издалека, с юга, налетел сильный порыв ветра. Муми-тролль почуял, как ветер с шумом промчался мимо него по лесу к противоположному склону горы.
Каскад водных капель обрушился с деревьев вниз в темнеющий снег, и Муми-тролль, подняв нос, принюхался.
Может, это был запах земли. Муми-тролль пошел дальше, уже зная, что Туу-тикки права: в самом деле наступает весна.
Впервые за долгое время Муми-тролль внимательно посмотрел на своих спящих папу и маму. Он подержал лампу и над фрекен Снорк, задумчиво разглядывая ее челку, которая блестела при свете лампы. Фрекен Снорк действительно была очень мила. Как только она проснется, она тут же кинется к шкафу и вытащит свою зеленую весеннюю шляпу. Так она делала всегда.
Муми-тролль поставил лампу на выступ изразцовой печи и оглядел гостиную. Комната, по правде говоря, выглядела ужасно. Много вещей было раздарено, взято на время или попросту украдено каким-нибудь легкомысленным гостем.
А те вещи, что еще остались, находились в невообразимом беспорядке. Кухня была завалена немытой посудой. Огонь в печи парового отопления угасал, потому что кончились дрова. Погреб с вареньем опустел. Оконное стекло было разбито.
Муми-тролль погрузился в раздумье.
С крыши дома начал медленно сползать мокрый снег. И когда он падал, раздавался грохот. В верхней части окошка, выходившего на юг, внезапно показался клочок пасмурного ночного неба.
Подойдя к парадной двери, Муми-тролль потрогал ее. Ему показалось, что она чуть-чуть подалась. Тогда, упершись лапами в пол, он стал толкать ее изо всех сил.
Медленно, медленно, отодвигая огромные снежные сугробы, входная дверь отворялась.
Муми-тролль не сдавался – и вот дверь распахнулась навстречу ночи. Ветер ворвался прямо в гостиную. Он смел пыль с люстры, окутанной тюлем, взметнул золу в печи. Потом чуть приподнял глянцевые картинки, крепко приклеенные к стенам. Одна из них отклеилась и вылетела за дверь.
В комнате стоял запах ночи, хвойного леса, и Муми-тролль подумал: «Вот хорошо! Надо время от времени проветривать своих родственников».
Выйдя на крыльцо, он стал вглядываться во влажную мглу.
– Теперь у меня есть все, – сказал Муми-тролль самому себе. – Весь год в моем распоряжении. И зима тоже. Я первый в мире муми-тролль, который прожил, не погрузившись в зимнюю спячку, целый год.
ВИКТОР ДРАГУНСКИЙ «ТИХА УКРАИНСКАЯ НОЧЬ»
Наша преподавательница литературы Раиса Ивановна заболела. И вместо нее к нам пришла Елизавета Николаевна. Вообще-то Елизавета Николаевна занимается с нами географией и естествознанием, но сегодня был исключительный случай, и наш директор упросил ее заменить захворавшую Раису Ивановну.
Вот Елизавета Николаевна пришла. Мы поздоровались с нею, и она уселась за учительский столик, заглянула в журнал и произнесла:
— Кораблев!
Мишка тотчас прошептал:
— Прямое попадание!
Я встал.
Елизавета Николаевна сказала:
— Иди к доске!
Мишка снова прошептал:
— Прощай, дорогой товарищ!
И сделал «надгробное» лицо.
А я пошел к доске. Елизавета Николаевна сказала:
— Дениска, стой ровнее! И расскажи-ка мне, что вы сейчас проходите по литературе.
— Мы «Полтаву» проходим, Елизавета Николаевна, — сказал я.
— Назови автора, — сказала она; видно было, что она тревожится, знаю ли я.
— Пушкин, Пушкин, — сказал я успокоительно.
— Так, — сказала она, — великий Пушкин, Александр Сергеевич, автор замечательной поэмы «Полтава». Верно. Ну, скажи-ка, а ты какой-нибудь отрывок из этой поэмы выучил?
— Конечно, — сказал я,
— Какой же ты выучил? — спросила Елизавета Николаевна.
— «Тиха украинская ночь…»
— Прекрасно, — сказала Елизавета Николаевна и прямо расцвела от удовольствия. — «Тиха украинская ночь…» — это как раз одно из моих любимых мест! Читай, Кораблев.
Одно из ее любимых мест! Вот это здорово! Да ведь это и мое любимое место! Я его, еще когда маленький был, выучил.
— Читай, Денис, что же ты! — повысила голос Елизавета Николаевна.
И я встал поудобней и начал читать. И опять сквозь меня прошли эти странные чувства. Я старался только, чтобы голос у меня не дрожал.
…Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой церковью сияет…
— Стоп, стоп, довольно! — перебила меня Елизавета Николаевна. — Да, велик Пушкин, огромен! Ну-ка, Кораблев, теперь скажи-ка мне, что ты понял из этих стихов?
Эх, зачем она меня перебила! Ведь стихи были еще здесь, во мне, а она остановила меня на полном ходу. Я еще не опомнился! Поэтому я притворился, что не понял вопроса, и сказал:
— Что? Кто? Я?
— Да, ты. Ну-ка, что ты понял?
— Все, — сказал я. — Я понял все. Луна. Церковь. Тополя. Все спят.
— Ну… — недовольно протянула Елизавета Николаевна, — это ты немножко поверхностно понял… Надо глубже понимать. Не маленький. Ведь это Пушкин…
— А как, — спросил я, — как надо Пушкина понимать? — И я сделал недотепанное лицо.
— Ну давай по фразам, — с досадой сказала она. — Раз уж ты такой. «Тиха украинская ночь…» Как ты это понял?
— Я понял, что тихая ночь.
— Нет, — сказала Елизавета Николаевна. — Пойми же ты, что в словах «Тиха украинская ночь» удивительно тонко подмечено, что Украина находится в стороне от центра перемещения континентальных масс воздуха. Вот что тебе нужно понимать и знать, Кораблев! Договорились? Читай дальше!
— «Прозрачно небо», — сказал я, — небо, значит, прозрачное. Ясное. Прозрачное небо. Так и написано: «Небо прозрачно».
— Эх, Кораблев, Кораблев, — грустно и как-то безнадежно сказала Елизавета Николаевна. — Ну что ты, как попка, затвердил: «Прозрачно небо, прозрачно небо». Заладил. А ведь в этих двух словах скрыто огромное содержание. В этих двух, как бы ничего не значащих словах Пушкин рассказал нам, что количество выпадающих осадков в этом районе весьма незначительно, благодаря чему мы и можем наблюдать безоблачное небо. Теперь ты понимаешь, какова сила пушкинского таланта? Давай дальше.
Но мне уже почему-то не хотелось читать.