Файл: Лекция С. 442455. Вопросы к тексту.docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 27.03.2024

Просмотров: 15

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


Эта трудность имеет немаловажное значение для концепции Ясперса. В стремлении вырваться из круга "проклятых" вопросов человек обращается к трансценденции как источнику его существования. Биологически человек смертен, как и другие существа. Но экзистенциальная конечность человека не может быть завершена так же естественно, как органически-биологическая. Только человеческая конечность незавершаема. Только человека его конечность приводит к истории, в которой он впервые хочет стать тем, чем он может быть. Незавершенность есть знак его свободы.

7. Наиболее яркий случай пограничной ситуации, открывающий конечность экзистенции,- это смерть. Однако, поясняет Ясперс, «смерть как объективный факт эмпирического бытия еще не есть пограничная ситуация» '. Только в том случае, если индивид оказывается перед лицом собственной смерти, смерти близкого человека, тогда смерть из абстрактной возможности (в конце концов ни для кого не секрет, что все умирают, однако мы редко над этим задумываемся) становится пограничной ситуацией. Не только смерть, но и смертельная болезнь, страдание, вина, борьба тоже ставят индивида в пограничную ситуацию, делая неизбежным осознание собственной конечности, вырывая его из мира повседневности, заботы, страсти и огорчения которого обнаруживают теперь свою несущественность. И лишь по-настоящему пережив хрупкость и конечность своего существования, человек может открыть для себя трансцендентный мир, точнее, его существование, таинственным образом связанное с его собственным. Лишь знаки трансцендентного, обнаруженные в этом имманентном мире, могут осветить новым смыслом человеческую экзистенцию, указав в то же время всю глубину и значимость экзистенциального общения с другими (другим) - перед лицом трансцендентного.

8. Сознавая свою свободу, человек хочет стать тем, чем он может и должен быть. Он рисует идеал своей сущности. Подобно тому как познание в ошибочном завершении превращает человека как предмет исследования в образ, его свобода фиксирует абсолютный идеал своего развития. Человек хочет освободиться от беспомощности в вопросах, от путаницы и войти в сферу всеобщего, которому он может подражать в своих конкретных формах. Существует множество образов людей, считающихся идеалом, которым мы хотели бы уподобиться. В историческом воздействии подобных идеалов, в реальности общественных типов сомнения быть не может. Идеал может быть поднят до неопределенной высоты, до «величия» человека, которое есть как бы нечто большее, чем человеческое в человеке, — сверхчеловек или нечеловек. Для нашего философского сознания решающим является убеждение в неистинности и невозможности таких путей. В наиболее чистом виде это выразил Кант: «Но попытки осуществить идеал на примере, т. е. в явлении, скажем, [изобразить] мудреца в романе... нелепы и мало назидательны, так как естественные границы, постоянно нарушающие совершенство в идее, исключают возможность какой бы то ни было иллюзии в такого рода попытках и тем самым делают даже подозрительным и подобным простому вымыслу то добро, которое содержится в идее» . Для нас исчезает человек тогда, когда в расовой теории, психоанализе, марксизме он объявляется понятым или доступным пониманию в целом как предмет исследования, также теряется для нас и задача человеческого бытия в представлениях об идеале человека. Нечто совершенно иное, чем идеал, — идея. Идеала человека не существует, но существует идея человека. Идеал рушится, идея ведет вперед. Идеалы могут быть как бы схемами идей, путевыми знаками. Такова истина наших великих философских образов — образ благородного человека в Китае, мудреца у стоиков. Они побуждают к развитию, но не дают завершения. Нечто другое и ориентация на исторически определенного, почитаемого и любимого человека. Мы задаем вопрос: что бы он сказал в этом случае, как бы вел себя? И вступаем с ним в живую дискуссию, не рассматривая его при этом как абсолютное средоточие истины, как безусловно достойный подражания образец. Ибо каждый человек есть человек и поэтому пребывает в конечности, в незавершенности, а также в заблуждении. Всякий идеал человека невозможен, потому что человек не может быть завершен. Совершенного человека быть не может. А это ведет к существенным философским выводам: 1) Подлинная ценность человека заключается не в роде или типе, к которому он приближается, а в исторически единичном человеке, который не может быть заменен и замещен. Ценность каждого отдельного человека только тогда будет неприкосновенной, когда конкретных людей перестанут рассматривать как взаимозаменяемый материал для формирования по всеобщей мерке. Социальный и профессиональный тип, к которому мы приближаемся, мы принимаем только как нашу роль в мире. 2) Идея равенства всех людей совершенно очевидно неверна, поскольку речь идет о характере и способности людей в качестве доступных психологическому исследованию существ, но она неверна и как реальность общественного порядка, в котором в лучшем случае могут быть равные шансы и равное право перед законом. Сущностное равенство всех людей находится исключительно на той глубине, на которой каждому,
исходя из свободы, открыт через нравственную жизнь путь к Богу. Это равенство ценности, которая не может быть установлена и объективирована человеческим знанием, ценности единичного как вечной души. Это — равенство притязания и вечного приговора, который как бы предрекает человеку место на небе или в аду. Это равенство означает: уважение к каждому человеку, которое не дозволяет рассматривать человека, как только средство, а требует отношения к нему как к самоцели.

9. Большинство людей проживают жизнь, прежде всего воспринимая ее как свое наличное бытие. Существование «в мире» есть жизнь в толпе, следование общепринятым ценностям и стандартам, идеологическим стереотипам, массовой моде и т.п. Современный человек принимает состояние такой унифицированности за благо и удобство. Но исконный смысл и пафос бытия, поясняет Ясперс, раскрывается человеку лишь в моменты кардинальных, жизнесоразмерных потрясений — пограничных ситуаций, их переживания и осознания (болезнь, смерть, борьба, вина и т.п.). «Ситуация становится пограничной ситуацией, — пишет немецкий мыслитель, — если она пробуждает субъект к экзистенции через радикальное потрясение его существования» .Философствование о таких ситуациях необъективируемо по самой своей сути, оно вынуждено облекаться в слова, но ориентировано на то, что стоит за словами. Подобные ситуации мы не можем обозревать в целом; мы ничего более не видим позади них; мы можем лишь просветлять их. В результате происходит переход на более глубокий уровень постижения человека — к его экзистенции.

«Особенность экзистенциализма Ясперса заключается, кроме прочего, в детальной проработке вопроса о переходе человека от “существования в мире” к “подлинному существованию”, к экзистенции». Экзистенция есть собственное существование человека, не определяемое ничем внешним — только его индивидуальностью. В силу этого экзистенция каждой личности уникальна, поэтому наука с ее обобщениями не может ее зафиксировать и описать посредством понятий. Уникальность и неповторимость экзистенции таковы, что она вообще не может быть выражена в языке, поскольку любое слово уже обобщает. По той же самой причине совершенно недопустимо выводить экзистенцию из родовых свойств человека, из его природы или сущности. «Подлинная ценность человека заключается не в роде или типе, к которому он приближается, а в исторически единичном человеке, который не может быть заменен и замещен»


«Человек, поскольку он не просто есть часть мира, но может свободно быть самим собой, есть возможная экзистенция»— пишет Ясперс. «Возможная экзистенция» — это ощущение нами связи с теми глубинами бытия, которые находятся за пределами эмпирически объективного наличного бытия, сознания вообще и духа. Эта наша сущность проявляется: 1) в неудовлетворенности — человек постоянно ощущает несоответствие своему наличному бытию, своему знанию, своему духовному миру; 2) в безусловном, которому как подлинному самобытию подчиняется его наличное бытие; 3) в стремлении к единому, которое в своей основе есть бытие и вечность; 4) в сознании непостижимого воспоминания, будто он также ведает о Творении или будто может вспомнить то, что он созерцал до бытия мира; 5) в сознании бессмертия, но не как продолжении жизни в другом образе, а как уничтожающей время укрытости и вечности .Именно в экзистенции обнаруживается подлинная сущность человека, отмечает философ, его историчность. В этом качестве индивид не должен определяться как всеобщее, напротив, его следует объяснить из самого себя, из конкретной специфической ситуации, в которую он погружен. Как возможная экзистенция человек находится по ту сторону наличного бытия, где протекает его повседневная жизнь, и совокупности фактов, которые анализирует научная теория. Всякое онтологическое закрепление понятия экзистенции отвергается Ясперсом, ибо это порождает опасность ее овеществления. Обретение экзистенции представляет собой смысложизненный, фундаментальный, решающий выбор индивида как его освобождения от внешней зависимости.


10. В античной философской мысли можно обнаружить различные стороны истолкования понятия «самореализация» (разумеется, принимая во внимание то, что термин как таковой сформулирован еще не был). Что особенно важно, в древнегреческой философии были заложены основы истолкования понятия «самореализация» – те его аспекты, которые актуальны по сей день и привлекают наше внимание. Это, в частности, идеи о самопознании и самоопределении; о человеке как мере; о самореализации человека как существа общественного и государственного; о соотнесении самореализации и индивидуализма; этические и аксиологические аспекты понятия самореализации. Проблема самореализации личности относится к важнейшим экзистенциальным проблемам человеческого бытия во все исторические эпохи, во всех культурах и обществах. Содержательное значение самого понятия обусловлено обществом, культурой и временем, но сущность самого стремления к самореализации как предельному осуществлению личностного потенциала (интеллектуального, личностного, психологического) остается имманентной характеристикой человека, возникшей в процессе формирования личности и самоосознания.


11. Трансценденция - это бытие, которое не Dasein, не сознание и не экзистенция, но нечто трансцендентное всему этому. Это абсолютное в противовес конечному.

Что есть бытие? По Ясперсу, - это постоянный вопрос философии. В повседневной жизни бытие предстает как эмпирическая действительность, как знакомое и мыслимое предметное бытие в своих разветвлениях и в своем многообразии. Хотя это бытие как целое необозримо, человек может его знать и относительно познавать через отдельные вещи или области вещей. Но это познанное бытие постоянно
обнаруживает непознанное на своих границах. В просветлении экзистенции человек, вырываясь из мирового бытия, приходит к себе как возможной экзистенции. Здесь он свободен, но это тоже не бытие, его личностное бытие само относится к такому бытию, которое есть не экзистенция, а трансценденция. Вообще мы нигде, по Ясперсу, не имеем дело с бытием как таковым (das Sein), а всегда только с неопределенным бытием (ein Sein). Если мы хотим понять бытие как таковое, мы всегда терпим поражение. Вопрос же о бытии как таковом нами не может быть понят подлинно, считает Ясперс, в силу разорванности между образами бытия. Разорванность бытия не испытывает ни Dasein, ни сознание вообще. Впервые экзистенция ищет бытие, будто она его, это бытие, потеряла и должна найти. Ее суть и состоит в поиске бытия. 

Бытие - это бездонная пустота для рассудка, способная быть наполненной для экзистенции. Искать можно только из предварительного понимания того, что будет найдено. В метафизическом усилии я не знаю бытие предметно, как в повседневной жизни, не понимаю его, как себя самого в просветлении экзистенции, но я знаю о нем внутренне, оно внутренне присуще мне. Трансцендировать нужно – ведь трансценденция- это знание, которое переступает, превосходит, выходит за пределы опытного знания, которого невозможно достигнуть опытным путем. Нужно изучать свою природу, капаться в себе, искать и размышлять о своем предназначении, о своей глобальной роли в этой жизни.

12. Философская вера и есть вера в истину, исходя из которой я живу. Она есть только потому, что я становлюсь с нею идентичным. По своей внешней, форме она является исторической, по форме своего объективного выражения она не общезначима, но безусловна. Истина, правильность которой я могу лишь доказать, существует вне меня самого: она всеобшезначима, неисторична, безвременна, но не безусловна, ибо относится к предпосылкам и методам познания конечного. И человек вряд ли захочет умереть за правильность, которая доказуема. В другом положении мыслитель, который верит в то, что от положений его веры нельзя отречься: тогда пострадает сама истина. Ни одна всеобще-безличная истина не может требовать от человека, чтобы он стал мучеником. Только когда он им становится - и именно как Бруно: не из мечтательного энтузиазма, не из чувства противоречия моменту времени, но после длительного самоопределения - то это и есть признак подлинной веры, уверенности в истине.
философская вера - это знание, которое тесно связано с незнанием. Последнее - через философскую веру - наталкивается на бытие за пределами мысли, на нечто трансцендентное. И все-таки философская вера, вера мыслящего человека, во все времена существует только в связи с осознанием, с рациональным знанием. Философская вера хочет сама себя "высвечивать". Философствуя, я ничего не принимаю таким, каким оно мне кем-то или чем-то навязывается. Вера способна и должна становится светлее, сознательнее, должна развиваться благодаря сознанию.

Философскую веру Ясперс отличает от "веры откровения". Философия, в отличие от веры откровения, не занимается пропагандой, но оставляет каждого человека как такового свободным в его решениях.

Философия не вещает и не увещевает. В философии встречаются свободные люди как путешественники судьбы: "Философская вера имеет собственный источник. Но она оставляет откровение как возможность, значимую для других, хотя сама не может понять откровение. Философская вера хочет не вражды, а обсуждения, не изоляции, а коммуникации, не насилия, а либеральности".

Ясперс отличал философию и, соответственно, философскую веруют науки и, соответственно, научного знания и познания. При этом Ясперс не был врагом разума, науки и научности, но был их критиком. Он признавал, что естествознание, математика нуждаются в знаниях, которые - после их интерсубъективной проверки - становятся общезначимыми, обязательными, принудительными. Но возражал против того, чтобы такое точное научное знание становилось эталоном знания как такового, а его исследование превращалось в главный или даже единственный предмет философии. Ибо, во-первых, в других науках (исторических, политических и т.д.) подобные знания едва ли возможны. И "если за науку выдают мир принудительной всеобщезиачимости, то проваливаются в пустоту...". Во-вторых, кроме "принудительного" знания в познавательный мир входят такие феномены как недостоверность, вероятность или невероятность. Исследователи с определенным правом отмечают, что предпосылкой для критики науки и научности служит у Ясперса созданный самим мыслителем образ лишь "принудительного", общезначимого научного знания, не отвечающий современному пониманию, которое отводит большую роль в науке гипотезам, вероятностному знанию

Неверие приводит человека к тому, что он теряет силы, пребывая в каких-либо условиях жизни среди других, к подчинению познаваемой необходимости и неизбежности, к пессимизму, вызванному приближением конца, слабеющим сознанием. Человек задыхается в мнимом качественно определенном бытии. Философская вера есть вера человека в свои возможности, в ней дышит его свобода.