ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.04.2024
Просмотров: 141
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
1 [Пример такого «узлового пункта» — слово «влажный» — описывается ванализе случая «Доры» (1905е), с. 158—159 данного тома.]
60
рые при использовании того же самого метода дали бы другой результат. По самому предмету спора я хочу только заметить, что выделение сексуального момента в этиологии истерии, во всяком случае мною, не происходит из предвзятого мнения. Оба исследователя, Шарко и Брейер, в качестве воспитанника которых я начал свои работы об истерии, были далеки от подобного предположения; более того, они проявляли по отношению к нему личную антипатию, частицу которой вначале перенял и я. И только самые трудоемкие детальные исследования заставили меня, да и то весьма медленно, встать на точку зрения, которую я отстаиваю сегодня. Если вы подвергнете самой строгой проверке мое утверждение, что также и этиология истерии лежит в сексуальной жизни, то окажется, что оно подкрепляется данными, согласно которым в восемнадцати случаях истерии я сумел выявить эту связь для каждого отдельного симптома и, где это позволяли условия, смог подтвердить это успешным терапевтическим результатом. Вы, правда, можете мне теперь возразить, что девятнадцатый и двадцатый анализ, возможно, познакомят с происхождением истерических симптомов также и из других источников и тем самым правомерность утверждения о сексуальной этиологии будет ограничена восьмьюдесятью процентами. Мы охотно будем этого дожидаться, но поскольку во всех этих восемнадцати случаях я имел возможность одновременно проводить аналитическую работу и поскольку никто не подбирал эти случаи в угоду мне, вы сочтете понятным, что я не разделяю этого ожидания и готов свою веру распространить на доказательную силу моих прежних опытов. Впрочем, к этому меня побуждает еще один мотив пока что чисто субъективного значения. В единственной попытке объяснения физиологического и психического механизма истерии, которую мне удалось представить в виде резюме моих наблюдений, вмешательство сексуальных движущих сил стало для меня обязательной предпосылкой.
Итак, после того как цепочки воспоминаний сошлись мы, наконец, достигаем сексуальной области и некоторых немногочисленных событий, которые приходятся на этот же период жизни, на пубертатный возраст. Из этих событий следует выводить этиологию истерии и благодаря им научиться понимать возникновение истерических симптомов. Но здесь нас ждет новое и серьезное разочарование! Найденные с таким трудом, экстрагированные из всего материала воспоминаний, вроде бы последние травматические события хотя и имеют общими обе характеристики: сексуальность
61
и пубертатный период, — но в остальном являются совершенно несовместимыми и неравноценными. В некоторых случаях речь, пожалуй, идет о событиях, которые мыдолжны признать тяжелыми травмами, — о попытке изнасилования, которая сразу раскрывает незрелой девушке всю беспощадность полового желания, о невольном присутствии при сексуальном акте родителей, в результате чего у кого-то из них выявляется нечто неожиданно безобразное и ранящее как детское, так и моральное чувство, и т. п. В других случаях эти события на удивление незначительны. У одной из моих пациенток выявилось переживание, легшее в основу ее невроза: мальчик, с которым она дружила, нежно погладил ее руку, а в другой раз своей голенью прижался к ее платью, когда они сидели рядом за столом, причем по выражению ее лица и теперь можно было догадаться, что речь шла о чем-то непозволительном. У другой юной дамы даже выслушивания шутливого вопроса, который позволял предполагать скабрезный ответ, было достаточно, чтобы вызвать первый приступ тревоги и тем самым послужить началом заболевания. Такие результаты явно неблагоприятны для понимания причин возникновения истерических симптомов. Если такие же тяжелые, как и незначительные переживания, ощущения, связанные с собственным телом, равно как зрительные впечатления и воспринятые через слух сообщения можно распознать в качестве последних травм истерии, то можно попытаться дать, скажем, такое истолкование: истерики — это особого рода люди, вероятно, из-за наследственного предрасположения или дегенеративной задержки развития, у которых страх перед сексуальностью, обычно играющий определенную роль в пубертатном возрасте, усиливается до патологического и закрепляется на долгое время; это в известной мере люди, которые психически не могут удовлетворять требованиям сексуатьности. Правда, такая формулировка не учитывает истерию мужчин; но даже если бы не было подобных грубых возражений, искушение оставаться при этом решении едва ли было бы очень велико. Уж слишком отчетливо здесь чувствуется интеллектуальное ощущение понятого наполовину, неясного и недостаточного.
К счастью для нашего разъяснения, отдельные сексуальные переживания пубертатного возраста выявляют дальнейшую недостаточность, пригодную для того, чтобы побудить к продолжению аналитической работы. Представляется, что и эти переживания лишены детерминирующего качества, хотя такое встречается зна-
62
чительно реже, чем в травматических сценах из более позднего времени жизни. Так, например, у
обеих только что упомянутых пациенток, переживших в пубертате безобидные, по существу, события, вследствие этих переживаний появились своеобразные болезненные ощущения в гениталиях, закрепившиеся в качестве основных симптомов невроза, и детерминацию этих симптомов нельзя было вывести ни из сцен в пубертате, ни из последующих эпизодов, которые, однако, несомненно, не относились к нормальным ощущениям в органе или к признакам сексуального возбуждения. Почему у нас были все основания здесь говорить, что детерминацию этих симптомов следует искать также в других, еще дальше простирающихся переживаниях, что здесь следовало во второй раз прибегнуть к той пришедшей на помощь мысли, которая только что нас привела от первых травматических сцен к скрывающимся за ними цепочкам воспоминаний? Тем самым, однако, мы попадаем в период первого детства, период до развития сексуальной жизни, и с этим, казалось бы, должен быть связан отказ от сексуальной этиологии. Но разве неправомерно будет предположить, что и в детском возрасте хватает едва заметных сексуальных возбуждений, более того, что детские переживания решающим образом влияют на последующее сексуальное развитие? В сравнении с более зрелым возрастом воздействия повреждений, которые затрагивают несформированный орган и находящуюся в развитии функцию, очень часто оказываются более тяжелыми и более стойкими. Быть может, в основе аномальной реакции на сексуальные впечатления в пубертатный период, которой поражают нас истерические больные, в общем и целом лежат такие сексуальные переживания детского возраста, которые, следовательно, должны быть сходными и значительными? Тогда у нас появились бы шансы объяснить как приобретенное в раннем возрасте то, что прежде приходилось ставить в вину не совсем понятному предрасположению, обусловленному наследственностью. А поскольку происшествия сексуального содержания, случившиеся в раннем детстве, могут оказывать психическое воздействие только через следы воспоминаний о них, не было бы ли это желанным дополнением к тому выводу из анализа, что истерические симптомы всегда возникают только при содействии воспоминаний? [Ср. с. 58.]
63
II
Наверное, уважаемые господа, вы догадываетесь, что я не стал бы так подробно развивать этот последний ход мысли, если бы не хотел вас подготовить к тому, что он — единственный, который после столь многих задержек приведет нас к цели. Мы действительно находимся в конце нашей долгой и утомительной аналитической работы и находим, что все требования, которых мы доселе придерживались, здесь выполнены, а ожидания оправдались. Если мы обладаем терпением, чтобы посредством анализа продвигаться к раннему детства, насколько только хватает человеческой памяти, то во всех случаях мы побуждаем больных к воспроизведению переживаний, которые вследствие их особенностей, а также связи с последующими симптомами болезни должны рассматриваться в качестве искомой этиологии невроза. Эти инфантильные переживания опять-таки имеют сексуальное содержание, но они носят гораздо более однообразный характер, чем выявленные последними сцены в пубертате; в данном случае речь идет уже не о пробуждении сексуальной темы любым чувственным впечатлением, а о сексуальных ощущениях в собственном теле, о половом акте (в широком смысле). Вы согласитесь со мной, что значимость таких сцен не требует дальнейшего обоснования; добавьте еще, что каждый раз вы можете выявить в их деталях детерминирующие моменты, которые, скажем, еще не заметили в других, позднее случившихся и ранее воспроизведенных сценах. [Ср. с. 55 и далее.]
Таким образом, я утверждаю, что в основе каждого случая истерии лежат—доступные воспроизведению благодаря аналитической работе, несмотря на интервалы времени, охватывающие десятилетия, — одно или несколько переживаний, связанных с преждевременным сексуальным опытом, которые относятся к самой ранней юности1. Я считаю это важным открытием, открытием caputNili2 в невропатологии, но едва ли я знаю, с чего начать, чтобы продолжить обсуждение этих условий. Должен ли я продемонстрировать вам фактический материал, полученный мною в результате анализов, или, быть может, мне лучше сначала попытаться ответить на множество возражений и сомнений, которые, как я, наверное, вправе предположить, овладели сейчас вашим вниманием? Я выбираю последнее; возможно, нам проще будет затем сосредоточиться на фактическом материале.
1 [Дополнение, сделанное в 1924 году:] См. примечание на с. 65. 1[Истока Нила (лат.). —
Примечание переводчика.]
64
а) Кто вообще враждебно относится к психологическому пониманию истерии, не хочет отказаться от надежды, что когда-нибудь удастся свести ее симптомы к «более тонким анатомическим изменениям», и отверг точку зрения, что материальные основы истерических изменений могут быть только аналогичны изменениям наших нормальных душевных процессов, тот, совершенно естественно, не будет иметь никакого доверия к результатам наших анализов; однако принципиальное отличие его предпосылок от наших освобождает также и нас от обязанности убеждать его в частном вопросе.
Но и другой, кто относится к психологическим теориям истерии с меньшим пренебрежением, перед лицом наших аналитических результатов захочет поставить вопрос: какие гарантии дает применение психоанализа и не может ли быть так, что либо врач навязывает такие сцены услужливому больному в качестве мнимого воспоминания, либо больной преднамеренно преподносит ему вымыслы и свободные фантазии, которые тот принимает за истинные? Что ж, на это я должен ответить, что общие сомнения в надежности психоаналитического метода могут быть оценены и устранены только тогда, когда будет представлено полное описание его техники и его результатов; однако сомнения в подлинности инфантильных сексуальных сцен уже сегодня можно развеять с помощью нескольких аргументов. Прежде всего поведение больных, когда они воспроизводят эти инфантильные переживания, во всех отношениях несовместимо с гипотезой, что эти сцены представляют собой нечто иное, чем тяжело переживаемую и с крайней неохотой вспоминаемую реальность. До применения анализа больные ничего не знают об этих сценах, обычно они возмущаются, когда, скажем, им сообщают об их проявлении; они могут начать их воспроизводить только под сильнейшим давлением во время лечения, они страдают от самых острых ощущений, которых стыдятся и которые стремятся скрыть, переводя эти инфантильные переживания в сознание, и даже после того как они столь убедительным образом прошли через это снова, они пытаются отказать им в доверии, подчеркивая, что по отношению к ним ощущения воспоминания, как при другом забытом материале, не возникало1.
' [Дополнение, сделанное в 1924 году:] Все это верно, но нужно иметь в виду, что тогда я еше не избавился от переоценки реальности и недооценки фантазии.
65
По всей видимости, последняя форма поведения обладает абсолютной доказательной силой. Зачем больным надо так решительно уверять меня в своем неверии, если по какой-то причине они хотят обесценить те вещи, которые придумали сами?
