Файл: Iii. Голос и речь Пение и дикция.docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.04.2024

Просмотров: 21

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

III. Голос и речь

1. Пение и дикция

Посреди комнаты стоял рояль, где происходили уроки пения. Торцов вошел в класс с преподавательницей пения Анастасией Владимировной Зарембо. Аркадий Николаевич сказал, что когда великого итальянского артиста Томазо Сальвини спросили: что нужно для того, чтобы быть трагиком? — он ответил: «Нужно иметь голос, голос и голос!»

«Быть в голосе!» — Какое блаженство для певца, так точно, как и для драматического артиста! «Быть не в голосе!» — Какое это мучение для певца и для драматического артиста. Если голос фальшивит, артист испытывает чувство обиды, потому что созданное внутри переживание искажается при внешнем воплощении его.

Есть актеры, нормальное состояние которых — быть не в голосе. Из-за этого они хрипят, говорят на звуке, уродующем то, что они хотят передать. А между тем их душа красиво поет. Нередко бывает, что артисту дается природой красивый по тембру, гибкий по выразительности, но ничтожный по силе голос, который едва слышен в пятом ряду партера. Ему приходится насиловать свой прекрасный голос, а насилие портит не только звук, произношение, дикцию, но и самое переживание. Бывают и такие голоса, которые хорошо слышны в театре на самом высоком или, напротив, на самом низком регистре, при полном отсутствии медиума. Одних тянет вверх, отчего голос застаивается и напрягается до визга. Другие гудят и скрипят на низах.

Не менее обидно видеть артиста, во всех отношениях хорошего, с сильным, гибким и выразительным звуком, с большим диапазоном — с помощью такого голоса можно передать все тонкости и изгибы внутреннего рисунка, — но беда: тембр голоса неприятен и лишен всякого обаяния.

Бывает так, что все указанные недостатки вокала неисправимы, но чаще всего устранимы с помощью правильной постановки звука, уничтожающей зажимы, напряжения, насилия, неправильности дыхания, артикуляции губ или с помощью лечения.

Аркадий Николаевич вошел в класс под ручку с Анастасией Владимировной и проинформировал о том, что Анастасия Владимировна будет ставить голоса не только на гласных, но и на согласных. Гласные не требуют вмешательства, так как само пение естественно налаживает их. Что же касается согласных, то они нуждаются в работе не только по пению, но и по дикции. Есть вокалисты, которые мало интересуются словом и, в частности, согласными. Но есть и учителя дикции, которые не всегда имеют ясное представление о звуке и о его постановке. Вследствие этого при пении нередко голоса ставятся правильно на гласных буквах, а на согласных — неправильно,
тогда как на занятиях по дикции, наоборот.

При таких условиях классы пения и дикции приносят одновременно как пользу, так и вред. Дело в том, что работа по постановке голоса заключается прежде всего в развитии дыхания и звучания тянущихся нот. Таковыми нередко считаются лишь те из них, которые поются на гласных буквах. Было бы хорошо, если б учителя пения преподавали одновременно и дикцию, а преподаватели дикции учили бы пению. Но так как это невозможно, пусть оба специалиста работают рука об руку и в близкой связи друг с другом.

Они с Анастасией Владимировной решили сделать такой опыт, потому что хорошие голоса в разговорной речи редки. Если же они и встречаются, то оказываются недостаточными по силе и по диапазону. А с голосом, поставленным на квинту, не выразишь «жизни человеческого духа». Даже хороший от природы голос следует развивать не только для пения, но и для речи. Одни утверждают: для разговорной речи необходим открытый звук. Но от такого раскрытия голос делается вульгарным, белым, малокомпактным и в довершение всего нередко повышается в регистре, что плохо для сценической речи.

Какая чушь! — протестуют другие. Для разговора нужно сгущать и закрывать звук. Но от этого, он становится сдавленным, заглушённым, с узеньким диапазоном и звучит, как в бочке, падая тут же, у самых ног говорящего, а не летя вперед.

Торцов рассказал о работе над звуком и над дикцией, которая была проделана в течение артистической жизни: «Звук, который „кладется на зубы“ или посылается „в кость“, то есть в череп, приобретает металл и силу. Звуки же, которые попадают в мягкие части неба или в голосовую щель, резонируют, как в вате. При выдыхании во время пения надо ощущать две струи воздуха, выходящие одновременно изо рта и из носа. Все эти приемы были проверены на собственном опыте с целью найти тот характер звука, который ему мерещился».

Торцов стал допытываться на собственном опыте: почему так страшно, когда нота уходит, и хорошо, когда она приходит назад в маску. Для этого надо было обратиться за помощью к пению. Он производил опыты в четверть голоса, с закрытым ртом. Затем, он решил вывести звук совсем наружу так, чтобы даже самый кончик носа задребезжал от вибрации. И это удалось, но только голос сделался гнусавым. Такой результат вызвал новую работу. Она заключалась в том, чтоб избавиться от носового оттенка звука. Надо было убрать небольшое, едва заметное напряжение во внутренней части носовой области, в которой ему удалось ощупать зажим.


Наконец, он избавился и от него. Но из упрямства ему не хотелось уводить ноту назад, вглубь, в надежде со временем побороть вновь проявившийся недостаток. При следующей стадии работы он попробовал несколько расширить диапазон, определенный для упражнения. К удивлению, смежные ноты как вверху, так и внизу зазвучали сами собой прекрасно и сравнялись по характеру звука с прежними.

Когда ищешь, не следует сидеть у моря и ждать, что искомое придет само собой, а надо упорно продолжать искать, искать и искать. Во время этих поисков он заметил, что когда стараешься вывести звук в самую маску, то наклоняешь голову и опускаешь подбородок вниз. Такое положение помогает пропускать ноту как можно подальше вперёд. Так выработалась целая гамма с высокими предельными нотами. Но пока все это достигалось лишь при мычании, а не при подлинном пении, с открытым ртом.

Неожиданно из носа и изо рта точно вылупился и с силой вылетел давно назревавший новый, неведомый звук, похожий на тот, который все время мерещился Торцову, который он подслушал у певцов и давно искал в себе. Зазвучали ноты, которых не было раньше. Явилась новая окраска в голосе, другой тембр.

Было ясно, что с помощью тихого мычания можно не только развить звук, но и сравнять все ноты на гласных. Как неприятны пестрые голоса, в которых звук А вылетает из живота, звук Е — из голосовой щели, И — протискивается из сдавленного горла, звук О гудит, точно в бочке, а У, Ы, Ю попадают в такие места, из которых их никак не вытащишь.

Выяснилось, чем выше идет голос, переходя в искусственно закрытые ноты, тем больше упор звука перемещается вверх и вперед в маску, в область носовой раковины. Для удаления зажима на высокой ноте надо ставить гортань и зев совершенно так же, как это делается во время зевания. При этом горло естественно расправляется, отчего уничтожается нежелательный зажим.

Аркадий Николаевич изучал как себя, так и других и в результате окончательно убедился, что мы не чувствуем своего языка, фраз, слогов, букв и потому легко коверкаем их: вместо буквы Ш произносим ПФА, вместо Л говорим УА. Согласная С звучит у нас, как ЦС, а Г превращается у некоторых в ГХА. Прибавьте к этому окание, акание, шепелявость, картавость, гнусавость, взвизгивание, писки, скрипы и всякое косноязычие. Слово со скомканным началом подобно человеку с расплющенной головой. Слово с недоговоренным концом напоминает человека с ампутированными ногами. Выпадение отдельных букв и слогов — то же, что провалившийся нос, выбитый глаз или зуб, отрезанное ухо и другие подобного рода уродства.


Когда с вульгарным говорком произносятся на сцене звучные стихи о возвышенном, о свободе, об идеалах, о чистой любви, то вульгарность декламации оскорбляет или смешит, как бальный туалет на мещанке. Буквы, слоги, слова не придуманы человеком; они подсказаны нашим инстинктом, побуждениями, самой природой, временем и местом, самой жизнью.

Если человек не чувствует души буквы, он не почувствует и души слова, не ощутит и души фразы, мысли. Нужна была большая работа, чтобы понять, как вырабатывать в себе звучание голоса на всех без исключения буквах. В «Выразительном слове» С. М. Волконского говорится: если гласные — река, а согласные — берега, то надо укреплять последние, чтоб не происходило разливов.

Но кроме направляющих функций согласные обладают еще и звучанием. Таковыми звучащими согласными являются: Б, В, Г, Д, Л, М, Н. В этих звуках ясно различаешь тянущуюся ноту гортанного происхождения, которая -поет почти так же, как гласные. Разница лишь в том, что звук не выходит наружу сразу и беспрепятственно и задерживается зажимом в разных местах, от которых и получает соответствующую окраску. Когда же этот зажим, задерживающий гортанные звуковые накопления, лопается, то звук вылетает наружу. Так, например, при Б накопляемое гортанное гудение задерживается сжатием обеих губ, которые дают звуку характерную для него окраску. После разжатия зажима происходит лопание, и звук свободно вылетает наружу. При произнесении буквы В, происходит то же самое от зажима нижней губы о верхние зубы. При букве Г повторяется то же явление благодаря зажиму задней части языка о нёбо. При букве Д кончик языка упирается о концы верхних передних зубов, что и создает зажим. При произнесении всех упомянутых согласных прорыв происходит сразу, резко, а накопленный гортанный звук вылетает наружу сразу и быстро.

При произнесении согласных Л, M, H тот же процесс выполняется мягко, деликатно и с некоторой задержкой при открытии зажимов губ (буква М), кончика языка о концы верхних передних зубов (буква Н) или конца языка, оттянутого немного назад, к деснам верхней челюсти (буква Л). Такая задержка создает усиленное гудение. Недаром же все эти согласные (Л, M, H) называются сонорными.

Но есть согласные, которые не только звучат от накопления гортанного гудения, но одновременно с этим они жужжат (буква Ж) или зыкают (буква 
3). Эти согласные тоже вылупляются и вылетают наружу при лопании зажимов средины изнанки языка о передние зубы (буква Ж) или конца языка о концы передних зубов, как верхних, так и нижних, почти соединенных вместе (буква 3).

Есть и еще новый вид согласных, которые не лопаются и не звучат, но тем не менее тянутся, издавая какие-то шумы и колебания воздуха - Р, С, Ф, X, Ц, Ч, Ш, Щ . Эти шумы прибавляются к звучанию гласных, придавая им окраску. Кроме того, как известно, существуют ударные согласные К, П, Т. Они лишены звучания и падают резко, ударяя точно молотом о наковальню. При этом они выталкивают стоящие за ними на очереди звуки.

Когда буквы соединяются вместе и создают слоги или целые слова, фразы, их звуковая форма, естественно, становится вместительнее, а потому в нее можно вложить больше содержания. У многих людей гласные рождаются в одном месте голосового аппарата, а согласные совсем в другом. Поэтому последние приходится подавать наверх, подкатывать их «с подъездами» откуда-то снизу для соединения в общем созвучии с гласными. При этом получается не один звук из двух букв: Ба, Ва, Да…, а целых два, взятых из разных мест. Так, например, вместо Ба сначала издается гортанное мычание с закрытым ртом: гммм… Потом, после подъезда из гортани к губам, после открытия их, после прорыва и вялого лопания вылетает огромное А-а-а… гммм — буА. Это неправильно, некрасиво и вульгарно. Гортанное гудение согласных должно накопляться и резонировать там же, где создаются и гласные. Там же они и смешиваются, сливаются с согласными, а после прорыва в губах звук вылетает двумя струями изо рта и из ноздрей, резонируя в том же резонаторе, где и гласная.

Самый главный результат работы Торцова был в том, что у него появилась в речи такая же непрерывная линия звучания, какая выработалась в пении. Если же одни звуки — гласные — тянутся, а следом идущие согласные только стучат, то от этого образуется прорыв, провал, пустота и в результате получается не бесконечная линия, а звуковые обрывки, клочки, восклицания. Не только звучащие, но и другие – шумовые, шипящие, свистящие, согласные должны также участвовать как своим гудением, так и шумами в создании непрерывной линии.

Ученики по опере, подверглись жестокой критике вокалистов и музыкантов за то, что они, в погоне за бесконечной линией и за звучанием согласных, вместо одной гудящей буквы Б, В или M, H поют по нескольку таких же букв