ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.05.2024
Просмотров: 27
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Однако несмотря на отсутствие «методов первоначального накопления» и несмотря на «антикапиталистическую язву», которой, по словам Маркса, оказалось заражено население Северной Америки, капиталистическое производство там развивалось быстрыми темпами.
А вот в Австралии сложилась противоположная ситуация. Там британское правительство заставляло рабочих-иммигрантов много лет за низкую зарплату работать на хозяев, чтобы в конце жизни получить клочок земли, которая стоила очень дорого. То есть способствовало их превращению в наёмных рабочих и препятствовало их превращению в фермеры. Но этот «метод первоначального накопления» не способствовал развитию Австралии и других британских колоний. «В высшей степени характерно, — пишет Маркс, — что английское правительство годами осуществляло этот метод „первоначального накопления“, рекомендованный г-ном Уэйкфилдом специально для применения в колониях. Неудача была столь же позорная, как провал банковского акта Пиля. Следствием было только то, что поток эмиграции от английских колоний был отклонен к Соединённым Штатам… Капиталистическое производство развивается там исполинскими шагами…», а вот в Австралии — стагнация, безработица и разгул проституции.
Противоречия между этими закономерностями, обнаруженными Марксом за пределами Европы, и теми, которые им были описаны для самой Европы, не помешали широкому распространению и признанию теории первоначального накопления, которая в течение целого столетия после выхода в свет «Капитала» являлась общепризнанной в научном мире, и никто не подвергал её сомнению.
Однако в 1960—1970-е годы теория Маркса подверглась критике со стороны группы экономистов и историков, проводивших исследование процесса западноевропейской индустриализации в XVII—XIX вв. По мнению французского историка Ж.Бержье, сделанные ими выводы опровергают марксистскую теорию первоначального накопления. Они сводятся к тому, что, во-первых, наличие капитала играло не главную, а второстепенную роль в индустриализации, а во-вторых, в подавляющем большинстве в роли промышленных капиталистов выступали не те, кто обогатился в результате «методов первоначального накопления», а представители среднего класса. Вот как историк формулирует последний вывод в целом для западноевропейской индустриализации:
«Почти все предприниматели начинали с маленького завода, который они построили сами или приобрели, и с такого же маленького числа работников. Они развивали свой бизнес за счёт собственных средств или займов со стороны маленького круга родственников, друзей или знакомых. Более того, они и не могли поступать по-другому, поскольку очень редко имели доступ к большим капиталам, принадлежавшим банкирам, купцам или крупным землевладельцам. Расширение или реновацию своего завода они должны были проводить за счёт собственной прибыли.
Самофинансирование было правилом на заре индустриализации. … И на втором её этапе самофинансирование позволяло крупным предприятиям расширяться за счёт мелких и менее прибыльных предприятий. В действительности даже тогда бизнесмены не вкладывали больших средств в виде промышленных инвестиций, и банковский сектор не удовлетворял нужды промышленности вплоть до 1850 года и после этого».
Такое же мнение высказал известный английский историк Кристофер Хилл со ссылкой на исследования процесса индустриализации Англии:
«Новая промышленность XVIII века создавалась медленно и мучительно самими основавшими её предпринимателями, лишь очень редко им в этом помогали местные провинциальные банки».
На первом этапе английской индустриализации, указывает историк, большинство предпринимателей составляли крестьяне, но были и представители других социальных групп — торговцев, землевладельцев, протестантских общин.
Что касается капиталов, аккумулированных в ходе «первоначального накопления», то мнения ряда современных историков на их счет также не совпадают с мнением Маркса. Как пишет Хилл применительно к Англии, почти нет свидетельств того, что средства от «грабежа Индии», начавшегося в 1760-е гг., могли инвестироваться в промышленность: значительная их часть была потрачена на поддержание шикарного образа жизни колониальных набобов и на подкуп в целях приобретения для них политического иммунитета. Кроме того, вплоть до 1760-х годов Англия почти не прибегала к «колониальному грабежу» как «методу первоначального накопления», описанному Марксом. Все её колонии по существу ограничивались несколькими небольшими территориями в Центральной Америке и североамериканскими колониями, где преобладал не «колониальный грабеж», а освоение территории колонистами. Относительно малым было и её участие в мировой работорговле в сравнении с участием португальцев, голландцев и французов. Две свои первые крупные колонии в Африке — Сенегал и Горею — Англия отбила у Франции в ходе Семилетней войны (1756—1763 гг.), и лишь с этого момента началось по-настоящему масштабное её участие в работорговле. Между тем, ускорение промышленного роста в Англии началось в начале XVIII в., то есть за полвека до начала «колониального грабежа».
Не согласны многие современные историки и с тезисом Маркса о пауперизации населения в ходе английской индустриализации XVIII века. Например, они указывают на то, что средняя реальная заработная плата в Англии уже к 1721—1745 гг. выросла на 35 % по сравнению с серединой XVII в. и продолжала расти в последующем, в то время как за предыдущие полтора столетия она упала в 2 раза. Таким образом, процесс пауперизации населения в Англии в основном ограничился XVI—XVII веками, когда промышленность развивалась очень слабо.
Возражают многие историки и против тезиса о насильственном сгоне английских крестьян с их земли, указывая, что законы XVIII в. в какой-то мере защищали их интересы, и никто не мог насильно отобрать у них личный надел и выгнать из собственного дома. Вытеснение крестьян со своих участков производилось не в форме экспроприации или грабежа, а при помощи экономических методов. В деревне бурно развивались капиталистические хозяйства, создавая конкуренцию крестьянам-единоличникам, не имевшим возможности внедрять передовые методы земледелия. Поэтому крестьянам было выгоднее продать свою землю и превратиться в наёмных рабочих, уровень жизни которых был выше крестьянского, чем рисковать потерей всего имущества. Это не означает, что крестьяне при этом не страдали, но эти страдания были связаны не с обнищанием или насилием, а с ломкой жизненных устоев и сменой образа жизни.
В трудах ряда историков, к которым, наряду с Хиллом и Бержье, можно также причислить Чарльза Уилсона и Иммануила Валлерстайна, был выработан альтернативный взгляд на причины промышленной революции. В соответствии с их выводами, быстрая индустриализация Англии и ряда стран центральной Европы (Пруссия, немецкие княжества, Австрия, Швеция) в период с конца XVII в. по начало или середину XIX в. произошла вследствие нового экономического механизма, установившегося в этих странах после Тридцатилетней войны 1618—1648 гг., а в Англии — после Славной революции 1688 г. Центральным звеном этого механизма была система государственного меркантилизма (протекционизма). По мнению этих историков и вопреки утверждениям Маркса, протекционистская система была направлена не столько на обслуживание интересов крупного или торгового капитала, сколько в целом на развитие национальной промышленности и сельского хозяйства и на повышение занятости населения; именно она обеспечила развитие английской промышленности, несмотря на конкуренцию со стороны более сильной в то время голландской промышленности, а также обеспечила развитие промышленности Пруссии, Австрии и Швеции. Эта же причина обусловила Британскую аграрную революцию.
Ещё одним новым элементом, появившимся в указанный период, стала борьба с монополиями и обеспечение реальной свободы предпринимательства. Наконец, третьим новым элементом этого периода, на который указывают многие историки, явился общественный договор между бизнесом и обществом, гарантировавший, что они будут придерживаться определённого «кодекса чести» и не будут применять по отношению друг к другу экспроприацию, грабёж и прочие методы первоначального накопления или революционной экспроприации. Те же причины, согласно этому взгляду, объясняют и успех индустриализации США в XIX веке.
Таким образом, данный взгляд почти во всем противоречит теории первоначального накопления. Как отмечают его сторонники, и Германия, и США, и Австрия, и Англия в момент своего рывка в области индустриализации в XVIII—XIX вв. не занимались «ограблением колоний», а те страны, которые этим занимались (Испания, Португалия, Голландия, Франция), вопреки теории первоначального накопления, переживали затяжной кризис или упадок, и у них не происходило никакой промышленной революции, несмотря на огромные капиталы, накопленные в результате колониальной экспансии и работорговли. Описанное Марксом «ограбление народа», продолжавшееся во второй группе стран в течение XVIII—XIX вв., тоже не способствовало индустриализации, так как сокращало число потребителей, готовых платить за промышленные товары. И наоборот, бурному старту английской индустриализации способствовал начавшийся в XVIII веке рост заработной платы в Англии, а бурному старту американской индустриализации в XIX в. — высокий уровень заработной платы в США. Именно это и создало массовый потребительский спрос, необходимый для массового выпуска промышленных товаров и развития промышленности.
Теория первоначального накопления в течение ста лет после выхода в свет «Капитала» Маркса являлась общепризнанной и считалась одной из теорий, объяснявших экономический рост. Некоторые её положения и сегодня пользуются популярностью среди экономистов и историков.
Возможно, немалую роль в этой популярности сыграл тот факт, что вплоть до последней трети XX в., она служила неплохим оправданием существования мировой колониальной системы. Если создание колоний, по Марксу, было необходимо для Промышленной революции и индустриализации Европы, то сохранение колониальной системы в последующем могло быть необходимо для обеспечения процесса накопления капитала в мировом масштабе, индустриализации стран за пределами Европы и, следовательно, для развития мировой цивилизации. В этой связи, возможно, не является простой случайностью тот факт, что критика данной теории со стороны целого ряда английских и французских историков и экономистов началась лишь в 1960—1970-е годы, после того как рухнули британская и французская колониальные империи.
Наряду с этим, теория Маркса могла служить в прошлом и служит до сих пор неплохим оправданием непопулярных мер, имеющих следствием падение уровня жизни населения, или мер, связанных с
приватизацией. В России 1990-х годов идеологи либеральных рыночных реформ Егор Гайдар и Анатолий Чубайс выдвигали марксистскую теорию первоначального накопления в качестве одного из обоснований «шоковой терапии» и быстрой массовой приватизации, которые должны были создать, с одной стороны, рабочую силу, отделённую от имущества и средств производства, и с другой стороны, «класс капиталистов», располагающий крупными капиталами. И в глазах многих российских экономистов того времени, получивших углубленное марксистское образование, а также ряда западных экономистов, эти аргументы представлялись вполне обоснованными.
Ссылки на Маркса в связи с российской приватизацией можно встретить и сегодня. Например, экономист и социолог Фрэн Тонкисс замечает:
Приватизация как метод накопления с отбором собственности приобрела особо острую форму во время скупки российской промышленности (в том числе нефтяной) политическими олигархами и их ставленниками во время «шоковой терапии» после распада Советского Союза. Поистине, марксовская терминология «начального [примитивного] накопления» лучше характеризует этот грубый процесс, чем полированная «приватизация».
Ряд событий, происходивших в конце XX — начале XXI вв., не подтверждает теорию первоначального накопления. Так, в Китае не было признаков первоначального накопления: в частности, массового передела собственности и вообще массовой приватизации и падения уровня жизни населения, — и, тем не менее, была построена современная капиталистическая экономика и мощная промышленность. А в России на фоне «первоначального накопления» 1990-х гг. произошла частичная деиндустриализация, и, по словам президента России Д. А. Медведева, сложилась «примитивная сырьевая» и «неэффективная» экономика.