Файл: Самостоятельная работа по теме Цель занятия закрепление знаний о древнерусской культуре, формирование умения применять их.odt

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 05.05.2024

Просмотров: 11

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


Культурология (ДО, ПНК, ПДО, 2 часть)

Самостоятельная работа по теме 4.1.

Цель занятия: закрепление знаний о древнерусской культуре, формирование умения применять их.

Задания для самостоятельной работы: 

Задание 1. Напишите план-конспект по теме «Своеобразие восточнославянской мифологии. Сказания и сказки». В конспекте должны быть отражены следующие моменты:

  • обусловленность мифологии условиями жизни;

  • мифология как отражение менталитета;

  • представления древних славян о человеческой жизни;

  • характерные черты устного народного творчества.
    Типологическое многообразие мифов народов мира во многом обусловлено географическим и геополитическим положением каждого из этих народов, ландшафтно-климатическими и этническими особенностями формирования национальной картины мира, особенностями языка, формами производственной деятельности и трудовой специализации народов. Все эти особенности национального менталитета зарождаются и формируются уже на древнейшей стадии этнического и культурного самоопределения каждого народа, когда складывается его мифология. Все принципиальные особенности национальной культуры, а позднее и цивилизации становятся определенными и своеобразными уже на этой, ранней фазе культурной истории того или иного народа и его страны. Более того, можно предположить, что основные черты исторического развития будущего этноса, нации, народности закладываются и программируются уже в начале их истории, точнее в доисторический период, отмеченный образованием национальной мифологии. Важно изучение этого культурно-исторического начала и для Руси.
    Зависимость от "капризов" суровой природы, климатической неустойчивости, необузданности агрессивных кочевых народов, составляющих ближайшее окружение, неуверенность в собственном завтрашнем дне и его содержательном наполнении (урожай или недород, война или мир, дом или поход в чужие земли, воля или кабала, бунт и покорность, охота или неволя и т.д.) — все это аккумулировалось в народных представлениях о постоянстве изменчивости, об извечной зависимости человека от господствующих над ним и неподвластных ему сил (судьба, доля, счастье), о реальности и определенности прошлого (традиций, "предания") — по сравнению с реальным и неопределенным, драматически вариативным и непредсказуемым будущим. Как правило, мировоззрение, складывающееся с ориентацией на факторы случайности и стихийности, исподволь проникается пессимизмом, фатализмом, неуверенностью (в том числе и в собственно религиозном смысле — как неверие, постоянно искушающее веру). Так было, например, в Древнем Междуречье (о чем ярко свидетельствует шумеро-аккадская мифология, определившая своеобразие духовной культуры Месопотамии в целом); в древних культурах Мезоамерики (особенно майя и ацтеков); нечто подобное складывалось и в Древней Руси. (Определенное типологическое сходство геополитических обстоятельств исторически и этнически различных культур предопределяет и их сущностное сходство.)
    Со времен, отмеченных постоянными контактами и конфликтами с соседними кочевыми народами, в русской культуре и национальном самосознании глубоко укоренился фактор случайности, непредсказуемости (отсюда — знаменитое русское "авось да небось" и другие аналогичные суждения обыденного народного сознания); этот фактор во многом предопределил свойства русского национального характера — бесшабашность, удаль, отчаянная смелость, безрассудство, стихийность, произвол и т.п.; особая мировоззренческая роль загадок в древнейшем русском фольклоре и гадания в повседневном быту; склонность принимать судьбоносные решения путем бросания жребия и др. характерные особенности менталитета, базирующегося на неустойчивом равновесии взаимоисключающих тенденций, где любое неуправляемое стечение обстоятельств может оказаться решающим; на необходимости принимать трудные решения в условиях жесткого выбора между крайностями, когда "третьего не дано" (да оно и невозможно), когда самый выбор между взаимоисключающими полюсами подчас нереален или невозможен, или в равной степени губителен для "избирателя", — выбора, происходящего буквально на цивилизационном распутье. В таких или подобных условиях складывались и другие качества русского народа, ставшие его отличительными особенностями, сросшиеся с национально-культурным менталитетом — терпенье, пассивность в отношении к обстоятельствам, за которыми тем самым признается ведущая роль в развитии событий, стойкость в перенесении лишений и тягот жизни, выпавших страданий, примирение с утратами и потерями как неизбежными или даже предопределенными свыше, упорство в противостоянии судьбе.
    Справедливы те выводы исследователей древнерусской культуры, которые — вслед за А.Н.Афанасьевым — из наблюдений за восточнославянской мифологией и русским фольклором делают вывод об исключительном своеобразии древнерусских представлений о предопределенности человеческой жизни: с одной стороны, зависимость человека от Судьбы, заданной свыше (божественными пряжками-роженицами и прежде всего Макошью; счастливой звездой и т.д.), с другой стороны, его зависимостью от Случая, от встречи с Долей и Недолей, а также от собственной активности во взаимоотношениях с различными случайностями, которые могут быть оспорены, преодолены, побеждены (их можно уговорить, обмануть, убедить, с ними можно спорить, бороться, от них можно убежать, скрыться. Существовал целый ряд мифологических персонажей, заведующих человеческой судьбой — индивидуальной или коллективной: Лихо, Горе-злосчастье, Суд и суденицы, Правда и Кривда, Смерть и т. д., но каждая судьба не была фатально связана с умыслом той или иной силы. Самая их "парность" (Доля и Недоля, Правда и Кривда, Счастье и Горе / Злосчастье, Белобог и Чернобог) предполагала борьбу альтернативных тенденций в жизни человека — полярных сил добра и зла, покровительствующих человеку, оберегающих его и враждебных, вредящих ему. Сам человек также вступал в различные отношения с судьбоносными силами: он мог прибегнуть к магии — белой или черной — и заклясть, заговорить свою судьбу.
    Абсолютизируют роль случайности в своей жизни, возводя ее в ранг цивилизационного фактора, восточные славяне в то же время тяготились ею, предпочитая оседлость — кочевничеству, стабильность — непредсказуемости, мирное сосуществование — завоеваниям. В этом отношении преимущества западной цивилизации, пример политического устройства европейских государств, централизованно упорядоченная и приподнятая над повседневностью религиозная жизнь казались верховным представителям древнерусского общества более предпочтительными и совершенными, более отошедшими в своем развитии от языческого хаоса и непосредственной, стихийной природности, нежели высшие формы общественной связи, рожденные ближневосточной цивилизацией, — например, монотеистические религии евреев и арабов, исторически сложившиеся на Ближнем Востоке, и тем более — собственное язычество, не разорвавшее своих органических связей с традициями и духовными ориентирами кочевничества, составляющего постоянный фактор цивилизационного "возмущения" в повседневной жизни и обозримой исторической перспективе народов Евразии.
    Стойкость и укорененность языческого мировоззрения в христианизированной Древней Руси были во многом обусловлены соседством древнерусского населения с кочевниками, теми глубокими социальными, культурными, военными, бытовыми контактами, которые существовали между теми и другими. Отношения с кочевыми народами строились как своего рода "любовь-ненависть": войны чередовались с миром, грабеж сменялся торговлей и обменом дарами, самоистребление уступало место заключению союзов и браков. Характерными признаниями на этот счет наполнено, например, "Поучение" Владимира Мономаха, в равной мере хвалящегося совершенными походами и заключенными мирами, тем, сколько половецких князей он отпустил из плена и сколько, захватив в плен, перебил...И впоследствии многие русские князья (в том числе и легендарный герой "Слова о полку Игореве") были детьми и внуками крещеных половчанок. В знаменитом Половецком словаре (Codex Cumanicus), хранящемся в библиотеке св. Марка в Венеции и датируемом 1303 г., было обнаружено несколько заимствованных русских слов (таких как "изба", "печь"), свидетельствующих не только об их употребительности половцами, но и о знакомстве с соответствующими предметами оседлого обихода. Таким образом, речь шла о глубоком взаимопроникновении оседлости и кочевничества в культурах смежных народов — древних русичей и жителей Великой Степи.
    Впрочем, сохранившаяся с древнейших времен тесного общения со "степняками" наклонность русских людей к некоему духовному "кочевничеству" (скитальчеству, странничеству, беспутству, напряженным и неопределенным "исканиям", "метаниям") стала характерной чертой национального характера русского народа, его культурного менталитета. Столь же постоянные черты русского менталитета были порождены и восточно славянским язычеством, многие атрибуты которого в неизменном, рудиментарном виде сохранились в русской деревне , в патриархальном быту, образе жизни и традициях русского крестьянства до начала ХХ в., а имплицитно — в сознании и подсознании современных русских людей конца ХХ в., в том числе образованных, занимающихся интеллигентным трудом, творческой деятельностью.
    Особенно ярко актуализируются языческие представления, поверья, обычаи, традиции, как бы "всплывая" из глубин исторического подсознания, в кризисные моменты: в "смутные" периоды истории, в переломные или трагические моменты частной жизни людей (болезнь и смерть близких, стихийные и социальные бедствия, разрушение семьи, испытания судьбы, личные неудачи и несчастья, разочарования и отчаяние). Достаточно вспомнить, с какой тщательностью, подчас педантичностью соблюдаются языческие обычаи во время свадеб и новоселья, в случае тяжелой болезни близких родственников(особенно детей и родителей, часто супругов, брата и сестры), особенно же на похоронах и при поминовении покойников. Многие обряды здесь остались практически неизменными в течение тысячелетия, а может быть, и значительно дольше.
    Подобная жизнестойкость восточнославянского, древнерусского язычества тем более удивительна, что славянская мифология вообще и русская в частности — очень архаичны и во многом восходят непосредственно к пра индоевропейским корням. Так, культу Перуна-громовержца; богини плодородия Мокоши / Макоши; подземного змея — Велеса / Волоса, покровительствующего урожаю, охоте, скотоводству; Стрибога — бога ветров и др. есть аналогии в мифологиях почти всех индоевропейских народов. Однако есть большая разница между, например, древнегреческим Зевсом и Перуном, хотя оба громовержцы: функции Перуна гораздо проще и примитивнее, нежели у хозяина Олимпа.
    Ко всему прочему, восточнославянские боги, в отличие от античных, не вполне антропоморфны, а нередко и прямо зооморфны или тождественны самим проявлениям стихий; если Перун и Макошь представлялись в человеческом образе (воин в шлеме и пряха), то это явно не относилось к Велесу (который представляется не только Змеем, но и другими зверями — волком, медведем, а еще чаще оборотнем, меняющим свой облик). Совсем неясно, как виделись древним славянам Хорс и Семаргл — божества, скорее всего, иранского происхождения (некоторые исследователи полагают, что Семаргл вообще был семиглав или похож на грифона); трудно судить о том, насколько очеловечены были Стрибог и Дажьбог (бог дающий) или покровитель огня Сварог, или приапический Ярила, покровительствовавший производительной силе (скорее всего связанный с фаллическими изображениями). Див, божество, скорее всего, восточного происхождения, виделся как мифическая птица, кличут беду. Все это свидетельствовало о том, что славянская мифология — во всяком случае во внешних чертах своей образности— была ближе к древневосточной мифологии (иранской, хеттской, египетской и др.), нежели к полностью антропоморфной античной, и была во всех отношениях менее развитой и отрефлексированный, чем германо-скандинавская, кельтская или, например, индийская.
    Языческая мифология восточных славян была еще крайне не систематизированной, расплывчатой, неустойчивой; их функции часто переплетались между собой и многократно дублировали друг друга. Так, культ солнца, так или иначе, ассоциировался и с Хорсом (солнце-светило), и с Даждьбогом (тепло, поддержание жизни), и со Сварогом (небесный свет и огонь), и с Ярилой, воплотившим жар весеннего возрождения природы и любовной страсти, зачатия, плодородия, и с Купалой (божеством летнего солнцестояния), и с Колядой (божеством зимнего поворота солнца на весну). Плодородие природы связывалось с властью не только Ярилы и Купалы, но и Костромы, Мокоши, Велеса, Переплута, Дажьбога, возможно, Семаргла. Семью оберегали, кроме Мокоши, Род и Рожаницы, Чур, Лада и Леля (Лель). Все эти представители так называемой "высшей мифологии" славян (верховные божества, олицетворяющие важнейшие природные, космические стихии) находятся между собой в совершенно неопределенных отношениях; практически неизвестны никакие мифологические сюжеты с участием славянских языческих божеств, и о многих из них исследователям приходится лишь догадываться, апеллируя к археологическим, лингвистическим данным или к данным мифологической компаративистики. Только в отдельных случаях удается реконструировать условный мифологический сюжет (вроде основного мифа о громовержце-змееборце, просвечивающего в противостоянии Перуна и Велеса, — ср. борьба Зевса со змеем Тифоном).
    И причина этого заключается отнюдь не в том, что после Крещения Руси языческие сюжеты были забыты или соединились с христианской мифологией, — по существу, они еще окончательно и не сложились в какую-либо каноническую версию, рассыпаясь в бесчисленные местные варианты общеславянского мифа. Еще важнее, что славянская мифология существовала не столько в формализованном виде. т. е. в форме сказаний, эпических песен, космогонических повествований, словесного искусства и предфилософии, но жила практически — в обрядах и ритуалах, в образе жизни, в первобытной магии, в действиях и поступках людей, в природном календаре. Славянская мифология была аморфной рефлексивной стихией и потому была самой жизнью, а не способом ее понимания, осмысления, объяснения — в сознании людей, в отражающих его текстах.
    Едва ли не более важную роль, чем высшая мифология, в жизни древних славян играла низшая мифология, буквально везде окружавшая человека — дома, в лесу, у реки или озера, в поле, на болоте и т. д. Это домовые, лешие, водяные, полевые, русалки, вилы, кикиморы, банник, навьи и берегини, мары или моры, лихорадки. Одни из них покровительствуют человеку, оберегают его (домашние духи во главе с домовым, вилы, берегини), другие же, как правило, вредят или губят (водяные, русалки, лешие, мары или моры, лихорадки и др.), посылая болезни, заманивая в чащу или воду. блуждая человека — в прямом и переносном смысле. Однако более всего всех представителей низшей мифологии восточных славян характеризует их амбивалентность по отношению к человеку: если их рассердить, обидеть, задеть, то они мстительны и враждебны, если же их задобрить, попросить, принести им жертвы, они становятся добродушными. отзывчивыми, помогают человеку или по крайней мере не вредят ему.
    Человек может поладить с кикиморой, угощая ее папоротником, заговаривая, хваля и благодаря ее, и она становится помощницей по дому: ухаживает за малыми детьми, помогает по хозяйству, прядет по ночам пряжу, перемывает посуду; если же хозяйка нерадиво, лениво, кикимора вредит, пугает, щекочет. Можно уберечься от злых навий, приглашая их помыться в бане или оставляя для них пищу. В случае расположения леший или водяной могут открыть вклады, указать на лучшие места охоты и рыбалки, вывести из лесной чащи, оградить от опасного омута. В других же случаях духи леса, реки, болота безжалостны к оказавшимся в их владениям людям, — они их заманивают, топят, заводят в непроходимую глушь. из которой невозможно выбраться. Самое же характерное для низших сверхъестественных сил, окружающих человека и наполняющих его жизнь, — это забавы и проказы, которым они предаются, развлекаясь, причем часто не со зла, а в шутку.
    Так, даже покровитель дома — дедушка-домовой — склонен к тому, чтобы спрятать какую-нибудь нужную вещь и долго не отдавать, шуметь и стучать по ночам, пугая жильцов, мучит домашних животных (кроме собаки и козла), заплетает лошадям гриву в колтун или вгоняет их в мыло, душит спящих во сне, навалившись на них, и даже приводит дом и его хозяина к разорению. В.Даль замечал, что домовой не только дух-хранитель, но и обидчик дома. Поэтому домового, как и остальных "духов повседневности", нужно ублажать — кормить (оставляя хлеб и соль, горшок каши, молоко, табак), заговаривать. Амбивалентность домового проявляется и в его способности косвенно предсказывать счастливые и несчастливые события (стоны, оханья, прыжки, песни, прикосновение ночью либо мохнатой и теплой лапой — к добру,— либо голой, холодной — к несчастью.
    Сложная, многоуровневая система славянской мифологии была приспособлена к повседневной жизни людей: обращение к высшим силам было эпизодическим, приуроченным к природному календарю, праздничным ритуалам, посвященным силам плодородия и циклам возрождения / умирания природы; поэтому высшие силы были предельно отчуждены от потребностей и интересов основной массы населения и постепенно были забыты или вытеснены христианскими представлениями и образами. В повседневной же жизни, переполненной непредсказуемыми случайностями, господствовали низшие силы, которые были всегда рядом и нуждались в постоянном общении на бытовом, обыденном уровне. Простейшей, доступной формой взаимодействия с силами низшего порядка была первобытная магия, к которой прибегал практически каждый взрослый житель Русской земли; хотя в каждом селении были свои "профессионалы" — ведьмы и колдуны, знахари, ворожеи, специализировавшиеся в заговорах, заклинаниях, призваниях и предупреждениях, начислениях этих сил и ограждении от них. Таким образом, человеку принадлежала в известной мере активная роль во взаимоотношениях со сверхъестественными существами славянской мифологии (своего рода "обратная связь" с трансцендентным).
    Другая форма такой повседневной связи с потусторонними силами древних славян — широко распространенный и мощно укорененный в прото менталитете славян культ предков, которые считались покровителями рода. Постоянная забота о покойниках, их поминовение, кормление, согревание (долго сохранившийся обычай "греть покойников"), призвание в помощь или ради заступничества перед другими сверхъестественными силами — это одна сторона постоянной и непосредственной связи мира живых с загробным миром.
    Однако у древнеславянского культа мертвых была и другая, оборотная, темная сторона: существовал культ "заложных покойников" (Д.К.Зеленин), т. е. страх перед людьми, умершими неестественной смертью, до своего срока (утопленники, опойцы, умершие насильственной смертью, самоубийцы и т. д.). Эти мертвецы умерли неокончательно, становясь русалками, упырями, оборотнями и другими страшилищами, живущими и действующими одновременно в обоих мирах — "этом" и "том". Эти "живые мертвецы", возвращаясь в мир живых, мстят им за свою преждевременную смерть, принося болезни, смерть, различные несчастья. По-видимому, существовали опасения, что и обычные покойники могут вернуться в свой дом, к родственникам, заселяя среди них страх и ужас, угрозу преждевременной смерти (покойники приходят для того, чтобы кого-то из близких родственников забрать с собой). Поэтому погребальные обряды славянского язычества были детализированы до мельчайших подробностей, предупреждая возможность возвращения мертвеца домой (вынос покойника вперед ногами, выметание мусора вслед за его выносом, занавешивание зеркала, уничтожение вещей и одежды, связанных со смертью, положение во гроб различных атрибутов, необходимых для посмертной жизни и т. п.).
    Культ мертвых как важная, неотъемлемая часть древнеславянской мифологии не только свидетельствовал о ее глубокой архаичности (ср. культ мертвых в египетской мифологии), но и непосредственной включенности каждого человека в мир сверхъестественных существ и чудесных, необъяснимых явлений, — причем включенного прежде всего различными сторонами своей повседневной жизни, быта, обрядности, образа жизни. Низшая мифология восточных славян была древнерусской культурой повседневности и в этом качестве сохранилась, с небольшими корректировками вплоть до настоящего времени. Именно эта особенность восточнославянской мифологии оказалась особенно живучей и практически неустранимой из древнерусской культуры — не только после принятия христианства, но и после секуляризации русской культуры и российского общества, начавшейся в XVII в. и особенно масштабно развернувшейся после Петровских реформ.



Задание 2.  Разработайте презентацию на тему «Отражение монголо-татарского ига в литературном творчестве, обычаях русского народа». Отразите в своей презентации следующие аспекты


  • потери в культуре, к которым привело монголо-татарское иго;

  • сближение культуры разных земель Руси;

  • заимствование культурных достижений Востока;

  • литература, живопись и архитектура различных периодов монголо-татарского ига.


Роль монголо-татарского нашествия в истории русского народа

и его культуры
К концу ХП - началу ХШ веков монголы занимали обширную территорию от Байкала и Амура на востоке до верховья Иртыша и Енисея на западе, от Великой Китайской стены на юге до границ Южной Сибири на севере. Преобладающим занятием монголов было экстенсивное кочевое скотоводство, в северных районах охота, земледелие и ремесла были развиты слабо.

Монголо-татарское нашествие сыграло значительную роль в истории русского народа и оказало влияние на формирование этнической динамики славян, а, следовательно, и русской культуры. Появлялись и исчезали ремесла, численность населения достаточно резко сократилась, упал культурный уровень нации (впоследствии Россия отставала по культурному и техническому развитию от стран Европы), разрушение производительных сил, развитие местных культурных центров со спецификой монголо-татарского влияния. Татары не притесняли веры православной, несмотря на свою дикость, они уважали ее: на духовенство русское они никогда не налагали дани, не подвергали его даже и переписи.

Два с половиной столетия ордынского ига не были сплошной полосой невзгод и лишений для русского народа. Воспринимая завоевание как неизбежное временное зло, наши предки научились извлекать пользу из тесных отношений с Ордой. Русские перенимали у татар некоторые боевые навыки, тактические приемы военных операций. Кое-что перешло в Россию и из ордынской экономики: всем известное слово «таможня» происходит от названия ордынского налога «тамга» (торговая пошлина), да и само слово «деньги» пришло к нам в те годы с Востока. Кафтан башмак, колпак - эти и другие предметы одежды вместе с их названиями были переняты у восточных соседей. На несколько столетий пережила Золотую Орду ямская служба на дорогах России.


Взаимному проникновению культур способствовали и смешанные браки. Нередко русские юноши - москвичи, новгородцы, рязанцы - женились на татарках. Слияния народов при этом не происходило, но таких русско-тюркских семей становилось все больше. Иногда действовал и политический расчет - ведь породниться с ордынской знатью или даже с самим ханом считалось чрезвычайно престижным для княжеских родов. Позднее, после падения Золотой Орды, татарские вельможи стали переселяться в Россию и положили начало многим известным в нашей истории и культуре фамилиям. Предки Годуновых, Глинских, Тургеневых, Шереметевых, Шахматовых, Урусовых перешли в православие, стали считаться российскими аристократами, и уже в XVШ веке никто не считал их потомков татарской знатью.

Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось усвоить их качества. Это было тем удобнее, что монголы, требуя покорности и дани, считая себя вправе жить на счет побежденных, не думали насиловать ни их веры, ни их народности. Они абсолютно никого не принуждали к перемене веры и за русским духовенством они полностью признавали его гражданские права. Татары были терпимы к православной вере не потому, что делали исключение для русских, а потому, что так они относились к вероисповеданиям всех покоренных ими народов. Полная веротерпимость была их общим правилом. Усматривается несколько причин полной лояльности татар к церкви:


- первая причина - это то, что татары были язычниками, а язычники не воспринимают свою веру как единственно правильную и истинную и принимают другие веры также как верные.

- второй причиной были побуждения политические.
Темуджин объявлял и признавал себя за человека, которому богом предназначено покорить мир, чтобы создать одно единое государство. Но в мире существуют многие вероисповедания и принуждать людей к перемене веры означало бы возбуждать против себя вражду и ненависть. Темуджин объявляет полную и совершенную веротерпимость с покровительством верховной власти и фиксирует ее в своей знаменитой ясе.

Там под страхом лишения престола и пожизненного заключения предписано, чтобы все веры, все равно какие, были терпимы и что служители этих вер - священники, врачи, ученые, подвижники и другие должны быть освобождены от всяких податей и налогов. Именно опираясь на Ясу и были выданы последующими правителями после Чингисхана ярлыки русскому духовенству.
Конец татаро-монгольского ига

и образование Московского государства
Вследствие этого, в ХIII веке Киевская Русь распалась на Юго-Западную, Северо-Восточную и Новгородскую землю, между которыми шли бесконечные усобицы. Все это происходило на фоне критической ситуации, в которой оказалась Русь. Ей одновременно угрожала потеря независимости и с Запада – от литовцев, немцев и шведов, и с Востока – со стороны монголо-татарской Золотой Орды. Исключительно ответственные решения пришлось принимать Александру Невскому – великому князю Новгородскому. Он пришел к выводу, что угроза с Запада является для Руси смертельной. Поражение на этом направлении означало бы исчезновение Руси и ассимиляцию русского народа. Поскольку здесь победа в открытом сражении была вполне возможной, князь Александр решил принять идущий с этой стороны вызов. Победа над шведами и немецкими рыцарями подтвердили правильность сделанного выбора и устранили западную угрозу для Руси.

Что касается восточной угрозы, то здесь открытое противостояние было практически невозможно: военное превосходство явно было на стороне Орды. Поэтому Александром Невским были использованы другие политические способы и средства. Русь при этом оказалась в вассальной зависимости от Золотой Орды, которая длилась около двух с половиной веков (1243 г. – 1480 г.)


Эта зависимость имела катастрофические последствия для ее экономики и культуры. Частые набеги завоевателей, приводившие к новым опустошениям, систематическое выкачивание материальных средств в виде дани – все это создало крайне неблагоприятные условия для восстановления и дальнейшего развития экономики и культуры.

Одним из самых тяжелых последствий нашествия и установления ига стало резкое ослабление городов, от развития которых зависел общественный прогресс в феодальную эпоху. Разрушение городов, подрыв их экономики постоянной откачкой средств для выплаты дани в Орду, замедлили темпы их развития.

Тяжелый урон понесла культура. Истребление и увод в плен массы ремесленников привели к падению уровня ремесленного производства-основы материальной культуры. Были забыты многие технические приемы и навыки, некоторые виды ремесла вообще исчезли. Пострадало от монголо-татарского нашествия русское зодчество. На полвека прекратилось каменное строительство из-за отсутствия материальных средств и мастеров-строителей. Когда строительство возобновилось, в конце XIII века, оказались утраченными основные виды используемой ранее строительной техники, поэтому так недолговечны были здания, возведенные в это время. Погибло огромное количество памятников письменности, пришло в упадок летописание. Пережили упадок живопись, прикладное искусство и другие области культуры.
Но завоеватели, причинив огромный ущерб русской культуре, не смогли ее уничтожить совсем. Культура Руси, возрождается на базе прочных культурных традиций, которые были созданы в домонгольский период, сохранила свой национальный облик, оставаясь европейской по типу и направленности развития. Монголо-татары ничем не обогатили ее. Как заметил А.С. Пушкин, «татары не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля». Их влияние было весьма незначительным и ограничилось заимствованием некоторого количества восточных слов, отдельных мотивов в прикладном искусстве, элементов одежды феодальных верхов. Не обнаруживается никаких заимствований у монголо-татар ни в общественной мысли, ни в литературе, ни в живописи, ни в архитектуре.

Монголо-татарское нашествие привело к углублению феодальной раздробленности. Этому способствовала политика завоевателей - поощрение и разжигание междоусобной борьбы русских князей. Дальнейшее феодальное дробление русских земель обособляло местные культуры и усиливало в них локальные особенности. Однако в любом княжестве были силы, стремившиеся к ликвидации феодальной раздробленности, к государственному единству. Их настроения и активная борьба получили отражение в памятниках культуры, которые тем самым выходили далеко за рамки областных явлений и разрушали культурную обособленность феодальных центров.