ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 17.10.2024
Просмотров: 5
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Сценарий литературно-музыкальной композиции
Дети войны.
Девочка читает стихи на фоне пикирующих самолётов, слышен звук падающих бомб и разрывов.
Людмила Миланич «Война»
В классе очень холодно,
На перо дышу,
Опускаю голову,
И пишу, пишу,
Первое склонение
Женский род на «а»
Сразу без сомнения
Вывожу - «война»
Что всего существенней
Нынче для страны?
В падеже родительном:
Нет - чего? «войны»
А за словом воющим –
Мама умерла….
И далёкий бой ещё,
Чтобы я жила.
Шлю войне проклятия,
Помню лишь «войну»..
Может для примера мне
Выбрать тишину?
Не войною меряем
Нынче жизнь и смерть
Получу отлично я –
Это тоже месть…
О войне тот горестный
Гордый тот урок,
И его запомнила
Я на вечный срок.
Ведущие читают воспоминания «детей войны»:
«Когда начались бомбёжки, нас детей стали прятать в подвалы. А соседские мальчишки рассказали, что небо ночью, когда бомбят очень красивое. И однажды вечером, когда завыли сирены, мы с сестрой не пошли в подвал, как нам мама говорила, а поднялись на крышу нашего дома. Страшно не было, мы видели красивые сполохи в небе, разрывы зенитных снарядов. Это был не салют. Салют мы увидели много позже, после окончания войны»
Мальчик из села Поповки. С. Маршак.
Среди сугробов и воронок
В селе, разрушенном дотла,
Стоит, зажмурившись, ребёнок –
Последний гражданин села.
Испуганный котёнок белый,
Обломок печки и трубы,
И это всё, что уцелело
От прежней жизни и избы.
Стоит белоголовый Петя,
И плачет, как старик без слёз,
Три года прожил он на свете,
А, что узнал и перенёс.
При нём избу его спалили,
Угнали маму со двора,
И в наспех вырытой могиле
Лежит убитая сестра.
Не выпускай, боец, винтовки,
Пока не отомстишь врагу
За кровь, пролитую в Поповке,
И за ребёнка на снегу.
Читается на фоне сожженной избы и котёнка
Ведущие читают воспоминания «детей войны»:
«Всё своё детство я провёл в посёлке Змиёвка, там же, мою семью застала и война. Мой старший брат служил в Красной Армии и немцам об этом сообщили. Маму,
меня и сестру выгнали из дома, и повели на край посёлка расстреливать. Шли мы очень долго по улицам, а в щели заборов за нами смотрели и громко кричали мальчишки: «Расстреливать ведут». На краю посёлка нас завели в сарай и оставили, даже не заперев. В сарае мы просидели два дня»
.
«Дневник Тани Савичевой». Павел Великжанин.
Сколько их: кто не дожил не дошёл?
Нет даже лиц.
Синим химическим карандашом
Девять страниц.
Голод блокады писал без затей
Буквы свои.
Девять страниц – только даты смертей
Целой семьи.
Это потом в полевых вещмешках
Их принесут
На просоленных солдатских плечах
В Нюрнбергский суд.
Это потом поверять дневникам
Станут мечты
Девочки в городе, где по утрам
Сводят мосты.
Чтоб никогда не глушил в небе вой,
Пенье птиц,
Ты с непокрытой прочти головой
Девять страниц.
Читают воспоминания «детей войны»
«Что ели в войну? Мы, дети, выживали, как могли. Летом вся трава, крапива, щавель срывалась и поедалась. А вот осенью 1941г. мы впервые попробовали «тошнотики» - оладьи из мёрзлой картошки. В Орле, по окраинам было много брошенных огородов. Из земли топорами вырубали замёрзшую картошку и свёклу и готовили из неё «тошнотики». Почему их назвали так. После того как съешь – тошнило от сладкого привкуса»
Над просёлочной дорогой
Пролетели самолёты.
Мальчуган лежит у стога,
Точно птенчик желторотый.
Не успел малыш на крыльях
Разглядеть кресты паучьи,
Дали очередь – и взмыли
Вражьи лётчики за тучи
«Детский ботинок». С.Я. Маршак.
Занесённый в графу,
С аккуратностью чисто немецкой
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый»
«Обувь детская, ношена.
Правый ботинок с заплатой»
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? Кракове? Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый
,
Под порядковый номер
Три тысячи двести девятый?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Прошли эти детские ноги.
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы,
Здесь впитала земля,
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий.
Час расплаты пришёл!
Палачей и убийц на колени!
Суд народов идёт,
По кровавым следам преступлений,
Среди сотен улик –
Этот детский ботинок с заплатой,
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.
Ведущие читают воспоминания «детей войны»
«Моя мама была угнана в рабочий концлагерь вместе со мной на руках. Нас оказалось в этом лагере много детей. Жили в бараках. Взрослых утром уводили на работу, а мы были ещё очень маленькие, чтобы работать и нас оставляли в бараке. В углу была свалена в кучу обувь, самая разная. Было много деревянных, как колодки ботинок. И мы весь день играли с этими ботинками»
А. Барто « Глаза девчонки»
Глаза девчонки семилетней
Как два померкших огонька.
На детском личике заметней
Большая, тяжкая тоска.
Она молчит, о чём ни спросишь,
Пошутишь с ней – молчит в ответ,
Как будто ей не семь не восемь,
А много, много, горьких лет.
Ведущие вместе с чтецами:
«Нет войне! Нет взрывам и смерти! Нет страданиям и боли!
Нет страху и голоду! Нет сиротам и вдовам! Нет войне!»