Файл: Методическое пособие для слушателей курса Психотерапия. М. Центр психологической культуры, 2001. 356 с. Удк 615. 851 Ббк 53. 57.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2024
Просмотров: 151
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
идеальную маленькую даму или джентльмена. Часто бывает, что реконструированный (воспроизведенный) опыт родителей обнаруживает их страх перед соперничеством и успехом со стороны ребенка, поскольку сравнение могло бы преуменьшить их значение.
Как и в случае с другими этиологическими констеляциями, не все из приведенных описаний можно отнести к каждому из примеров. В настоящем тексте и в итоговых таблицах, включая таблицу 10, касающуюся рассматриваемого в данный момент характера, я осознанно пользуюсь многими, связанными между собой, синонимичными, но все же разными, словами, чтобы описать этиологические факторы способом, облегчающим их клиническое применение. В одном случае слова «суровый» и «пунктуальный» могут точно отражать переживание клиента и таким образом быть ему полезными. В другой раз более подходящими окажутся сочетания «угроза от успеха» или «разочарован своей животной природой».
Теория характерологического развития для навязчиво-компульсивной личности в таком случае будет выглядеть следующим образом. Ребенок осуществляет интроекцию и идентификацию с родителем и родительскими стандартами и ценностями и в ходе структурного развития пытается использовать собственную силу воли, чтобы достигнуть таким образом усвоенных стандартов и жить в согласии с неестественно жесткими, нежизненными и органически чуждыми требованиями. При помощи воли он с одной стороны блокирует настоящие органические формы экспрессии, а с другой — устанавливает фальшивое self, состоящее из правильных взглядов и поступков, которые необходимы для создания видимости правильного контакта с очень требовательным и нередко мало позитивным родителем. Это яркий пример характерологической репродукции — навязчиво-компульсивный родитель создает навязчиво-компульсивного ребенка. Стоит также признать, что не всегда «анальная» или «эдипальная» этиология — пользуясь традиционным языком психоанализа — будет лучшим способом по-/ нять человека с навязчиво-компульсивными чертами. Даже Lower» (1958), который привел самые убедительные аргументы в пользу «эдипальной» этиологии этого синдрома, признал, что такого типа черты будут часто проявляться в принципиально оральном или мазохистском характере. Я мог бы еще добавить, что часто можно встретиться с крайней жестокостью, представляемой слабо функ
ционирующими личностями с ничтожным чувством собственного self. В таких ситуациях навязчиво-компульсивное поведение не является защитным в классическом смысле, но предохраняет человека от размывания или фрагментации его ослабленного self. Иначе говоря, личность по существу находит сама себя в таком упорядочении и в своих жестких моральных, политических или религиозных убеждениях и организует свою жизнь, реализуя их. Кроме того, эта жесткость не столько служит защитой от невос-принимаемых импульсов, сколько скорее является способом организации дезорганизованной структуры. В данной главе я все же стараюсь углубить представление о таких навязчиво-компульсивных поступках, которые основаны на более эдипально ориентированной этиологии и задачей которых является классически понимаемая защита.
В таком случае бихевиоральные компульсии, когнитивные навязчивости и другие менее симптоматические проявления активности, составляющие эту личность, могут быть наилучшим образом объяснены, как органические попытки отрицания и удержания под контролем тех неприемлемых импульсов, которые диктуют быть сексуальным, агрессивным соперником и эмоционально спонтанным. К этой «активности» принадлежит навязчиво-компульсивная тенденция к жизни под постоянным, упорным давлением или в постоянном напряжении, чтобы думать, чувствовать и делать подобающие вещи. Этот постоянный прессинг ведет к тому, что человек когнитивно и бихевиорально занят и осуществляет контроль над собой, благодаря чему ни одна спонтанная и потенциально плохая или опасная экспрессия не будет высвобождена. Подобным образом его интенсивное и сосредоточенное на уточнениях, особенно на деталях, внимание, а также характерное изолирование мышления от чувств способствует занятию другими делами и сохранению дистанции от в самом деле самостоятельно инициированных поступков, мыслей и чувств, которые могли бы быть для других неприятны, представлять для них беспокойство или угрозу. Также обстоит дело и с хорошо заметными сомнениями, со сложностью принятия решений и откладыванием дел на потом — это также охраняет от включения в действие, которое в конечном итоге все же должно отражать личную заинтересованность и выбор.
Подобным образом социальные навязчиво-компульсивные поступки, которые часто определяются как жесткие, поступки,
представляющие собой проявления правильной социальной роли, а также педантичный, подконтрольный и лишенный чувств способ презентации самого себя, позволяют сохранять дистанцию по отношению к собственным неясным импульсам и опасным чувствам к другим людям. Наконец, навязчиво-компульсивная тенденция к сознательному восприятию и реагированию на других согласно принципу «подчинить себя или их», может пониматься как следствие общей личностной организации. Другие представляют собой персонификацию внешних императивов, социальных норм и объективных необходимостей, которым личность вынуждена подчиниться, либо являются подчиненными персонажами, которых следует расставить в соответствии с этими нормами. Мы можем также воспринимать других как людей, которым угрожает или которых ранит наша соперническая природа или наши успехи, по примеру родителя в эдипальном столкновении. Еще раз повторим — сосредоточенность на правильных принципах, пристойном поведении, соответствующих взглядах и потенциальных обратных последствиях интерперсональных действий личности поглощает ее внимание и удерживает опасные импульсы вне сознания.
Такое подавление, регуляция self и устанавливающее плотину для жизни сдерживание естественных стремлений вызывает депрессию. Если человек действительно подавлен стрессогенными событиями и/или усилившееся давление неразрешенных и не выраженных импульсов, мании и/или компульсии могут так сильно им завладеть, что его навязчивые занятия и компульсивно обусловленные проявления дойдут до абсурда. Нередко неудавшаяся защита в овладении такими ситуациями приводит к появлению навязчивых мыслей, часто сексуально-садистских или же какого-то другого враждебного характера. Эти мысли, понятно, крайне дисгармоничны по отношению к эго личности, поскольку они бесконечно далеки от такого образа хорошего человека, которым они стараются быть. Очень часто навязчиво-компульсивный характер перфекционистичен. Хотя здесь можно обнаружить некоторое сходство с перфекционизмом нарциссической личности, все же это очень подходящий случай, чтобы проиллюстрировать, как полезна может быть характерологическая теория в достижении как можно более близкого и эмпатичного представления о людях. Навязчиво-компульсивный перфекционизм вызван более детерминацией к управляемому волей выполнению вещей правильных и избеганию неправильных. Это напоминает попытку понравиться внешнему авторитету и избежать его наказания. Мотивом перфек-
ционизма является предотвращение сурового наказания, контролирование того, что плохо в self и сохранение контроля над тем, что угрожает или что не нравится другим.
В случае с нарциссической этиологией и ориентацией перфекционизм лучше всего понять, как закрепление в развитии самовозвеличивания. Попытка быть совершенным поддерживает иллюзию величия фальшивого self и предохраняет от погружения в состояние ничтожества и пустоты. Совершенство исполнения, достижения или способ самопрезентации повышают чувство собственного достоинства. В свою очередь в навязчиво-компульсивной личности перфекционизм в большей степени индивидуальная попытка контролирования своих чувств и мотиваций — так, чтобы стать положительной особой и не совершать ошибок. Это принципиально более пассивная и интерперсонально защитная позиция, чем в нарциссическом случае, более известном своей способностью к мобилизации агрессии и созданию впечатления с помощью поступков, которые самим часто воспринимаются, как несерьезные, пустые и неискренние.
Теория характерологического развития важна для клинической работы, поскольку поддерживает клинициста, подсказывая ему, чего искать в истории, структуре убеждений, отношениях, способах презентации self и появляющихся симптомах, облегчая ему понимание того, что кроется за наблюдаемой экспрессией, а клиенту помогая понять самого себя. Когда это будет достигнуто, теория развития дает также определенные предложения по поводутого, каким образом мы можем разрешать встречающиеся проблемы. Если мы имеем дело с перфекционизмом, то личность должна научиться тому, что ее сексуальные, агрессивные и сопернические импульсы естественны, человечны и правильны и не могут быть исключены силой воли или же что ее перфекционизм есть выражение неразрешенных стремлений к величию из раннего периода развития и требует от нее усвоения более реалистичного, хорошо приспособленного, «устойчивого» чувства собственной ценности, основанного на интеграции того, что прекрасно, и того, что ограничено в ней самой.
Теперь, возвращаясь к обсессивно-компульсивной проблеме, мы могли бы спросить, когда же собственно наступает ее развитие. К сожалению, не представляется возможным дать такой исчерпывающий ответ, какого мы ждем. Однако нам известно, что дети начинают выполнять операции, требующие усвоения некото
рых норм поведения, приблизительно в возрасте двух лет (Gopnick, Meltzoff, 1984). Экспериментальные исследования развития указывают в то же время, что многие функции, появляющиеся особенно в этой форме адаптации, развиваются все же значительно позже, чем те, которые имеют место при ранее описанных характерологических проблемах.
Например, дети не способны отличить физические события от таких, которые носят чисто воображаемый характер (Well-man, Estes, 1986), пока не достигнут третьего года жизни. Примерно в это же время у них появляется способность оценивать, какие из событий в рассказываемых им историях случайны, а какие закономерны, и что происходит с выступающими в них персонажами (Yuill, Perner, 1988). Эти исследования интересны для нас тем, что документируют существование длительного периода жизни ребенка, в котором долго остаются неясными реальные отношения между причинами и следствиями. Более того, только на шестом году жизни ребенок начинает применять чисто умственные стратегии эмоциональной регуляции (Bengtsson, Johnson, 1987) и начинает трактовать совершенно серьезно моральные и житейские принципы (Tisak, Turiel, 1988). Эти открытия указывают, что стратегия, основанная на жизни по определенным правилам и чисто умственные попытки регуляции влечений силой воли развиваются относительно поздно. Естественные наблюдения подтверждают фрейдовскую идею, что сексуальные интересы, соблазнение и соперничество, которые может проявлять ребенок, появляются не ранее третьего года жизни. Если в добавок навязчиво-компульсивное поведение есть результат таких эдипальных переживаний, то вся доступная информация подтверждает, что начало развития этого типа характерологической адаптации выпадает на относительно более поздний период жизни и что далее она развивается в течение некоторого времени.
Стоит также добавить, что применение этих стратегий в другой функции (например, для подкрепления ослабленного self), вероятнее всего также осваиваются в более позднем возрасте, даже если они вызваны нарушениями, возникшими в значительно более ранний период развития. Феномен позднего развития более искусных стратегий для того, чтобы справиться с менее сложными проблемами, полностью соответствует такой форме теории характерологического развития, которую я стараюсь здесь выработать.
Как и в случае с другими этиологическими констеляциями, не все из приведенных описаний можно отнести к каждому из примеров. В настоящем тексте и в итоговых таблицах, включая таблицу 10, касающуюся рассматриваемого в данный момент характера, я осознанно пользуюсь многими, связанными между собой, синонимичными, но все же разными, словами, чтобы описать этиологические факторы способом, облегчающим их клиническое применение. В одном случае слова «суровый» и «пунктуальный» могут точно отражать переживание клиента и таким образом быть ему полезными. В другой раз более подходящими окажутся сочетания «угроза от успеха» или «разочарован своей животной природой».
Теория характерологического развития для навязчиво-компульсивной личности в таком случае будет выглядеть следующим образом. Ребенок осуществляет интроекцию и идентификацию с родителем и родительскими стандартами и ценностями и в ходе структурного развития пытается использовать собственную силу воли, чтобы достигнуть таким образом усвоенных стандартов и жить в согласии с неестественно жесткими, нежизненными и органически чуждыми требованиями. При помощи воли он с одной стороны блокирует настоящие органические формы экспрессии, а с другой — устанавливает фальшивое self, состоящее из правильных взглядов и поступков, которые необходимы для создания видимости правильного контакта с очень требовательным и нередко мало позитивным родителем. Это яркий пример характерологической репродукции — навязчиво-компульсивный родитель создает навязчиво-компульсивного ребенка. Стоит также признать, что не всегда «анальная» или «эдипальная» этиология — пользуясь традиционным языком психоанализа — будет лучшим способом по-/ нять человека с навязчиво-компульсивными чертами. Даже Lower» (1958), который привел самые убедительные аргументы в пользу «эдипальной» этиологии этого синдрома, признал, что такого типа черты будут часто проявляться в принципиально оральном или мазохистском характере. Я мог бы еще добавить, что часто можно встретиться с крайней жестокостью, представляемой слабо функ
ционирующими личностями с ничтожным чувством собственного self. В таких ситуациях навязчиво-компульсивное поведение не является защитным в классическом смысле, но предохраняет человека от размывания или фрагментации его ослабленного self. Иначе говоря, личность по существу находит сама себя в таком упорядочении и в своих жестких моральных, политических или религиозных убеждениях и организует свою жизнь, реализуя их. Кроме того, эта жесткость не столько служит защитой от невос-принимаемых импульсов, сколько скорее является способом организации дезорганизованной структуры. В данной главе я все же стараюсь углубить представление о таких навязчиво-компульсивных поступках, которые основаны на более эдипально ориентированной этиологии и задачей которых является классически понимаемая защита.
В таком случае бихевиоральные компульсии, когнитивные навязчивости и другие менее симптоматические проявления активности, составляющие эту личность, могут быть наилучшим образом объяснены, как органические попытки отрицания и удержания под контролем тех неприемлемых импульсов, которые диктуют быть сексуальным, агрессивным соперником и эмоционально спонтанным. К этой «активности» принадлежит навязчиво-компульсивная тенденция к жизни под постоянным, упорным давлением или в постоянном напряжении, чтобы думать, чувствовать и делать подобающие вещи. Этот постоянный прессинг ведет к тому, что человек когнитивно и бихевиорально занят и осуществляет контроль над собой, благодаря чему ни одна спонтанная и потенциально плохая или опасная экспрессия не будет высвобождена. Подобным образом его интенсивное и сосредоточенное на уточнениях, особенно на деталях, внимание, а также характерное изолирование мышления от чувств способствует занятию другими делами и сохранению дистанции от в самом деле самостоятельно инициированных поступков, мыслей и чувств, которые могли бы быть для других неприятны, представлять для них беспокойство или угрозу. Также обстоит дело и с хорошо заметными сомнениями, со сложностью принятия решений и откладыванием дел на потом — это также охраняет от включения в действие, которое в конечном итоге все же должно отражать личную заинтересованность и выбор.
Подобным образом социальные навязчиво-компульсивные поступки, которые часто определяются как жесткие, поступки,
представляющие собой проявления правильной социальной роли, а также педантичный, подконтрольный и лишенный чувств способ презентации самого себя, позволяют сохранять дистанцию по отношению к собственным неясным импульсам и опасным чувствам к другим людям. Наконец, навязчиво-компульсивная тенденция к сознательному восприятию и реагированию на других согласно принципу «подчинить себя или их», может пониматься как следствие общей личностной организации. Другие представляют собой персонификацию внешних императивов, социальных норм и объективных необходимостей, которым личность вынуждена подчиниться, либо являются подчиненными персонажами, которых следует расставить в соответствии с этими нормами. Мы можем также воспринимать других как людей, которым угрожает или которых ранит наша соперническая природа или наши успехи, по примеру родителя в эдипальном столкновении. Еще раз повторим — сосредоточенность на правильных принципах, пристойном поведении, соответствующих взглядах и потенциальных обратных последствиях интерперсональных действий личности поглощает ее внимание и удерживает опасные импульсы вне сознания.
Такое подавление, регуляция self и устанавливающее плотину для жизни сдерживание естественных стремлений вызывает депрессию. Если человек действительно подавлен стрессогенными событиями и/или усилившееся давление неразрешенных и не выраженных импульсов, мании и/или компульсии могут так сильно им завладеть, что его навязчивые занятия и компульсивно обусловленные проявления дойдут до абсурда. Нередко неудавшаяся защита в овладении такими ситуациями приводит к появлению навязчивых мыслей, часто сексуально-садистских или же какого-то другого враждебного характера. Эти мысли, понятно, крайне дисгармоничны по отношению к эго личности, поскольку они бесконечно далеки от такого образа хорошего человека, которым они стараются быть. Очень часто навязчиво-компульсивный характер перфекционистичен. Хотя здесь можно обнаружить некоторое сходство с перфекционизмом нарциссической личности, все же это очень подходящий случай, чтобы проиллюстрировать, как полезна может быть характерологическая теория в достижении как можно более близкого и эмпатичного представления о людях. Навязчиво-компульсивный перфекционизм вызван более детерминацией к управляемому волей выполнению вещей правильных и избеганию неправильных. Это напоминает попытку понравиться внешнему авторитету и избежать его наказания. Мотивом перфек-
ционизма является предотвращение сурового наказания, контролирование того, что плохо в self и сохранение контроля над тем, что угрожает или что не нравится другим.
В случае с нарциссической этиологией и ориентацией перфекционизм лучше всего понять, как закрепление в развитии самовозвеличивания. Попытка быть совершенным поддерживает иллюзию величия фальшивого self и предохраняет от погружения в состояние ничтожества и пустоты. Совершенство исполнения, достижения или способ самопрезентации повышают чувство собственного достоинства. В свою очередь в навязчиво-компульсивной личности перфекционизм в большей степени индивидуальная попытка контролирования своих чувств и мотиваций — так, чтобы стать положительной особой и не совершать ошибок. Это принципиально более пассивная и интерперсонально защитная позиция, чем в нарциссическом случае, более известном своей способностью к мобилизации агрессии и созданию впечатления с помощью поступков, которые самим часто воспринимаются, как несерьезные, пустые и неискренние.
Теория характерологического развития важна для клинической работы, поскольку поддерживает клинициста, подсказывая ему, чего искать в истории, структуре убеждений, отношениях, способах презентации self и появляющихся симптомах, облегчая ему понимание того, что кроется за наблюдаемой экспрессией, а клиенту помогая понять самого себя. Когда это будет достигнуто, теория развития дает также определенные предложения по поводутого, каким образом мы можем разрешать встречающиеся проблемы. Если мы имеем дело с перфекционизмом, то личность должна научиться тому, что ее сексуальные, агрессивные и сопернические импульсы естественны, человечны и правильны и не могут быть исключены силой воли или же что ее перфекционизм есть выражение неразрешенных стремлений к величию из раннего периода развития и требует от нее усвоения более реалистичного, хорошо приспособленного, «устойчивого» чувства собственной ценности, основанного на интеграции того, что прекрасно, и того, что ограничено в ней самой.
Теперь, возвращаясь к обсессивно-компульсивной проблеме, мы могли бы спросить, когда же собственно наступает ее развитие. К сожалению, не представляется возможным дать такой исчерпывающий ответ, какого мы ждем. Однако нам известно, что дети начинают выполнять операции, требующие усвоения некото
рых норм поведения, приблизительно в возрасте двух лет (Gopnick, Meltzoff, 1984). Экспериментальные исследования развития указывают в то же время, что многие функции, появляющиеся особенно в этой форме адаптации, развиваются все же значительно позже, чем те, которые имеют место при ранее описанных характерологических проблемах.
Например, дети не способны отличить физические события от таких, которые носят чисто воображаемый характер (Well-man, Estes, 1986), пока не достигнут третьего года жизни. Примерно в это же время у них появляется способность оценивать, какие из событий в рассказываемых им историях случайны, а какие закономерны, и что происходит с выступающими в них персонажами (Yuill, Perner, 1988). Эти исследования интересны для нас тем, что документируют существование длительного периода жизни ребенка, в котором долго остаются неясными реальные отношения между причинами и следствиями. Более того, только на шестом году жизни ребенок начинает применять чисто умственные стратегии эмоциональной регуляции (Bengtsson, Johnson, 1987) и начинает трактовать совершенно серьезно моральные и житейские принципы (Tisak, Turiel, 1988). Эти открытия указывают, что стратегия, основанная на жизни по определенным правилам и чисто умственные попытки регуляции влечений силой воли развиваются относительно поздно. Естественные наблюдения подтверждают фрейдовскую идею, что сексуальные интересы, соблазнение и соперничество, которые может проявлять ребенок, появляются не ранее третьего года жизни. Если в добавок навязчиво-компульсивное поведение есть результат таких эдипальных переживаний, то вся доступная информация подтверждает, что начало развития этого типа характерологической адаптации выпадает на относительно более поздний период жизни и что далее она развивается в течение некоторого времени.
Стоит также добавить, что применение этих стратегий в другой функции (например, для подкрепления ослабленного self), вероятнее всего также осваиваются в более позднем возрасте, даже если они вызваны нарушениями, возникшими в значительно более ранний период развития. Феномен позднего развития более искусных стратегий для того, чтобы справиться с менее сложными проблемами, полностью соответствует такой форме теории характерологического развития, которую я стараюсь здесь выработать.