Файл: Преступления против порядка управления (общая характеристика).pdf
Добавлен: 13.03.2024
Просмотров: 26
Скачиваний: 0
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1. Теоретические основы преступлений против порядка управления
1.1. Понимание преступлений против порядка управления
1.2. Классификация преступлений против порядка управления
Глава 2. Особенности преступлений против порядка управления
Вторую группу образуют преступления, которые посягают на общественные отношения, регламентированные специальными правилами порядка управления (ст. 322, 322.1, 322.2, 322.3, 323, 328, 330, 330.1 УК РФ).
Третья группа включает составы преступлений, посягающие на установленный порядок выдачи ведение официальной документации (ст. 324, 325, 326, 327, 327.1 УК РФ)[10].
Как видим группировка преступлений напоминает выше рассмотренную, но с определенными изменениями.
Примов Д.Р. применяя групповой объект в качестве критерия классификации, выделяет несколько групп преступлений.
Первую группу образуют посягательства на безопасность лиц, осуществляющих управленческую деятельность (ст. 317-321 УК РФ).
Вторая группа включает в себя преступления, посягающие на неприкосновенность Государственной границы, установленный порядок пересечения и пребывания на территории РФ иностранных граждан и лиц без гражданства (ст. 322, 322.1, 323 УК РФ).
Третью группу образуют посягательства на установленный порядок документооборота, обращения с государственными наградами, идентификационными знаками (ст. 324-327, 327.1 УК РФ).
К четвертой группе отнесены посягательства на установленный порядок укомплектования Вооруженных сил РФ и прохождения альтернативной службы (ст. 328 УК РФ).
Пятую группу образуют посягательства на авторитет государства (ст. 329, 330 УК РФ)[11].
По мнению Смердова А.А., классификацию следует проводить на основании предмета преступления.
На основании предмета преступления Смердова А.А. выделяет четыре группы преступлений против порядка управления.
Первую группу образуют преступления, посягающие на авторитет государственной власти (ст. 329 УК РФ).
Ко второй группе он отнес преступления, посягающие на неприкосновенность Государственной границы РФ (ст. 322, 322.1, 323 УК РФ). К третьей группе отнесены преступления, посягающие на нормальную деятельность органов государственной власти и местного самоуправления (с. 317, 318, 319, 320, 321, 328, 330 УК РФ).
Четвертая группа включает составы преступлений, посягающие на установленный порядок ведения официальной документации (ст. 324, 325, 326,
327, 327.1 УК РФ)[12].
Среди проблем понимания и квалификации преступлений против установленного порядка ведения, изготовления и обращения официальной документации, государственных наград и средств идентификации наибольшее внимание уделяется определению понятия «официальный документооборот» и связанного с ним феномена информационных преступлений. При этом справедливо подчеркивается, что предметом уголовно-правовой охраны является не совокупность информационных ресурсов в сфере обеспечения порядка управления, а охраняемая государством официальная информация, содержащая сведения о фактах, имеющих юридическое значение, созданная уполномоченным государством-производителем (юридическим или физическим лицом) и подчиняющаяся определенному правовому режиму оборота.
В свою очередь, высказано заслуживающее внимания суждение о том, что приобретение, сбыт официальных документов (ст. 324 УК РФ), а также повреждение, сокрытие официальных документов, штампов или печатей (ч. 1 ст. 325 УК РФ) «не обладают реальной общественной опасностью», а указанные статьи «не имеют практического применения». Поэтому ст. 324 и 325 УК РФ необходимо декриминализовать, а содержащиеся в них деяния – признать административными правонарушениями[13].
Одной из наиболее популярных в литературе тем является проблема квалификации самоуправства как иного преступления против порядка управления. Авторы говорят о том, что российский законодатель отошел от традиционного и «исторически сложившегося в мировой практике» уголовно-правового понятия самоуправства. Он исключил из него самый существенный признак этого преступления, а именно реализацию виновным «своего действительного или предполагаемого права». В результате само понятие самоуправства, содержащееся в ст. 330 УК РФ, не только породило трудности в юридическом анализе этого состава, но и создало сложности в правоприменительной практике при квалификации конкретных фактов проявления самоуправства, установлении совокупности преступлений в случае применения виновным в совершении самоуправных действий различной степени насилия к потерпевшему, при отграничении самоуправства от иных сходных преступлений самоуправного характера[14].
В литературе справедливо говорится, что по форме противоправного воздействия самоуправное поведение характеризуется не только действиями, связанными с реализацией своих прав, но и бездействием, при котором лицо не выполняет возложенные на него юридические обязанности.
При этом «самовольность» действий (бездействия) выступает необходимым признаком преступления, предусмотренного ст. 330 УК РФ. Именно поэтому самоуправство может выражаться:
а) в «самовольном» осуществлении своего предполагаемого права;
б) «самовольном» осуществлении своего действительного права;
в) ином «самовольном» поведении, противоречащем установленному законом или иным нормативно-правовым актом порядку, правомерность которого оспаривается.
Также ряд авторов считают, что использование законодателем признака «оспариваемости организацией или гражданином самоуправных действий» противоречит принципу материального характера уголовного права, не способно отразить истинную общественную опасность уголовно наказуемого самоуправства, поэтому данный признак необходимо изъять из действующей редакции ст. 330 УК РФ[15].
Следует отметить правильную мысль о том, что в условиях существования права на самозащиту теряет смысл установление уголовной ответственности за самоуправное «нарушение порядка осуществления своего права». Наступление уголовной ответственности за самоуправство справедливо предлагается увязывать с «заведомо незаконным нарушением чужого права либо превышением пределов самозащиты гражданских прав, если это повлекло причинение определенного ущерба гражданам или юридическим лицам»[16].
Наконец, заслуживает поддержки предложение о введении в УК РФ поощрительной нормы – примечания к ст. 330, в силу которого лицо, совершившее акт самоуправства, освобождается от уголовной ответственности, если оно «устранило последствия нарушенного права» (т.е. загладило вред) и «не причинило вреда здоровью потерпевшего». Однако последнее условие представляется излишним. Так как даже квалифицированный вид самоуправства предусматривает самое строгое наказание в виде лишения свободы сроком до пяти лет, то максимально допустимый объем реально причиненного насилия может быть выражен в причинении вреда здоровью средней степени тяжести.
Исходя из категориальной принадлежности этого преступления, а также условий применения ст. 76 УК РФ для применения возможной нормы об освобождении от уголовной ответственности за самоуправство будет достаточно выполнения условия в виде возмещения (заглаживания) причиненного вреда.
Таким образом, мы пришли к выводу, что отсутствие единства в классификации преступлений против порядка управления отражает сложность данных общественных отношений, охраняемых уголовным законом. В тоже время любая классификация достаточно условна, но по своему аксиологическому значению она позволяет понять целевое назначение уголовно-правовой нормы, выявить соотношение составов преступлений против порядка управления, что важно в правоприменительной практике.
Глава 2. Особенности преступлений против порядка управления
2.1. Применение насилия в отношении представителя власти
Норма об ответственности за применение насилия в отношении представителя власти предусмотрена ст. 318 УК РФ. Данная статья претерпела последние изменения в редакции Федеральных законов от 8 декабря 2003 г.[17] и 7 декабря 2011 г.[18] Как видим, изменения, которые были внесены в Уголовный кодекс РФ за последние пять лет, не коснулись нормы об ответственности за применение насилия в отношении представителя власти. Вместе с тем анализ следственно-судебной практики по ст. 318 УК РФ позволяет констатировать, что исследуемая норма нуждается в совершенствовании, поскольку на практике нередко допускаются ошибки при квалификации по данному составу преступления.
Определенные сложности возникают при установлении степени опасности применяемого насилия в отношении представителя власти, что ставит под вопрос разграничение ч. ч. 1 и 2 ст. 318 УК РФ. В ч. 1 данной статьи преступным в отношении представителей власти или их близких признается применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения насилия. Ответственность за применение насилия, опасного для жизни или здоровья, указана в ч. 2 ст. 318 УК РФ.
Согласно п. 21 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое" под насилием, не опасным для жизни или здоровья, следует понимать побои или совершение иных насильственных действий, связанных с причинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы (связывание рук, применение наручников, оставление в закрытом помещении и др.).
Под насилием, опасным для жизни или здоровья, Пленум предлагает понимать насилие, которое повлекло причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровью потерпевшего, а также причинение легкого вреда здоровью, вызвавшего кратковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую утрату общей трудоспособности[19].
Однако следственные органы, а затем и суды, несмотря на указанные разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, допускают ошибки при определении опасности насильственных действий, что соответственно влечет неверную квалификацию рассматриваемых преступлений.
Например, сотрудник полиции К., находясь при исполнении своих должностных обязанностей, сделал замечание гражданину П., который приставал к гражданам. Заведомо зная о том, что К. является сотрудником полиции, П. нанес ему удар кулаком в лицо, от которого К. упал, ударившись головой о бордюр. В результате падения ему было причинено сотрясение мозга легкой степени и повреждены мягкие ткани скуловой области. В медицинском заключении было указано, что К. причинен легкий вред здоровью с кратковременным расстройством здоровья. Однако П. вопреки указаниям Пленума Верховного Суда РФ был осужден по ч. 1 ст. 318 УК РФ как за применение насилия, не опасного для жизни или здоровья[20].
В другом аналогичном случае решение этого же суда было верным. Ж. и Ч. были осуждены по ч. 2 ст. 318 УК РФ за причинение сотруднику органов внутренних дел Ю. тупой травмы левого голеностопного сустава, квалифицирующейся как причинение легкого вреда здоровью с кратковременным расстройством здоровья по признаку лечения сроком не свыше трех недель[21].
Данные примеры говорят о невнимательности работников следствия и судов к указаниям Пленума Верховного Суда, что влечет нарушение принципов законности и справедливости при применении уголовного закона.
Объективная сторона исследуемого состава преступления выражается не только в применении насилия, но и в угрозе его применения (психическое насилие). При этом следует обратить внимание на то, что угроза применения насилия в ч. 1 ст. 318 УК РФ не дифференцирована. То есть действие охватывает угрозу не только причинением вреда здоровью любой тяжести, но и убийством. Однако при попытке реализации угрозы, если будет установлено, что умысел виновного направлен на убийство, содеянное необходимо квалифицировать по ст. 317 УК РФ. Если намерение убить не доказано, преступление должно квалифицироваться по ст. 318 УК РФ.
Например, гр-н Т., держа в руке нож и угрожая участковому инспектору В. убийством, пытался приблизиться к нему. Однако В. выбил нож из рук Т., не дав ему возможности замахнуться.
Подсудимый Т. на следствии и в суде утверждал, что умысла на убийство участкового инспектора не имел, а только угрожал ему. Квалифицируя содеянное по ст. 317 УК РФ, суд в приговоре не обосновал свой вывод о наличии в действиях Т. прямого умысла на убийство В.
Президиум Верховного Суда РФ, удовлетворив протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, переквалифицировал действия осужденного Т. со ст. 317 УК РФ на ч. 1 ст. 318 УК РФ.
Президиум Верховного Суда РФ согласился с доводами протеста о том, что поскольку вид угрозы в законе не конкретизирован, то это может быть как угроза нанесения побоев, так и угроза убийством, а равно угроза насилия неопределенного характера, что и имело место в данном конкретном случае.
При таких обстоятельствах действия Т. в отношении В. охватываются диспозицией ч. 1 ст. 318 УК РФ как угроза применения насилия в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих служебных обязанностей[22].
Таким образом, поскольку умысел виновного на убийство не был доказан, суд обоснованно переквалифицировал его действия со ст. 317 УК РФ на ч. 1 ст. 318 УК РФ.
