Файл: Роль международных исламских организаций в глобализирующемся мире.docx
Добавлен: 18.03.2024
Просмотров: 49
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Отчасти справедливость теории Э. Саида — если не на глобальном культурологическом уровне, то на уровне политической теории — подтвердилась известной работой С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций» (1993), в которой исламский мир представал как противник Запада. Фактически Хантингтон выстраивал свою теорию в той самой парадигме, которую критиковал Саид: «Месяце- подобный исламский мир имеет кровавые границы...», — пугающе предрекал политолог, вовремя заимствовавший идею «столкновения» у Бернарда Льюиса (непримиримого противника Саида). Концепция цивилизационных столкновений стала «дежурным блюдом» западной политологии в 1990-е гг., а неоконсервативная часть американского истеблишмента взяла ее на вооружение при осуществлении внешней политики.
В целом суть неоконсервативного проекта на международной арене состояла в перекройке мирового порядка по линии идеологического водораздела. В 2003 г. известный политолог Уильям Кристол в одном из своих очерков сделал поразительное сравнение: «...крупные нации, имеющие идеологическую идентичность, как СССР вчера и США сегодня, неизбежно отстаивают идеологические интересы в дополнение к более материальным заботам. Сталкиваясь с неординарными событиями, США всегда будут чувствовать свою обязанность защищать, как возможно, демократическую нацию от нападения недемократических сил, внешних и внутренних». И действительно, повсеместное распространение американской модели демократии любыми средствами вплоть до военных было одной из главных задач, провозглашенных неоконсерваторами.
Конструирование образа исламского врага шло именно в этом русле. При этом ставился знак равенства между исламским и ближневосточным миром, где действительно находятся его важнейшие
«нервные узлы». Для неоконсервативной революции в США проблема стран Ближнего Востока стала одним из главных идеационных и мобилизирующих инструментов. Уже тогда появилась тенденция относиться к региону Ближнего Востока и Центральной Азии как к ареалу этнического и религиозного «беспорядка» (позднее она получила развитие в концепции Большого Ближнего Востока).
Стремление части американского политического истеблишмента сформировать образ врага Запада в лице всего исламского мира усилило катастрофически недостающую ему для глобальной субъектности консолидацию.
В. Самоидентификация мусульманских общин Европы и Америки
В пользу глобальной роли исламского акторства свидетельствует еще одно обстоятельство, связанное с особенностями социально- политического поведения мусульманских общин Запада. Хиджра (араб. переселение) мусульман на Запад, по мнению многих исламских интеллектуалов и политиков, не просто поиск лучших экономических возможностей. Это формирование новой псевдоуммы с характерной для нее особой идентичностью. Известный французский исламовед Оливье Руа считает этот процесс проявлением детерриториализации ислама. По его мнению, «новая община может быть чисто идеальной (не имеющей других связей помимо веры), может основываться на традиционных групповых связях (сохраняя эндогамные отношения с семьями, остающимися в стране происхождения), но она всегда действует как реконструкция»8.
Парадоксально, что новые мухаджиры (добровольно или вынуж- денно переселившиеся) зачастую приходят к выводу, что они могут свободнее исповедовать ислам в немусульманской стране, в которую они перебрались жить, чем на своей родине, поскольку царящие там порядки и нравы не представляются чисто исламскими9. Тарик Рамадан — один из наиболее популярных и либерально настроенных молодых лидеров исламской общины Европы, профессор Фрибурского университета в Швейцарии, этнический египтянин и внук знаменитого основателя движения «Братьев-мусульман» (см. далее) Хасана аль-Банны — даже считает, что на Западе мусульманин имеет больше возможностей жить в соответствии со своей религией, чем в большинстве, если не во всех мусульманских странах. Наиболее яркое подтверждение концепции детерриториализованного ислама Руа находит в парадоксально перекликающихся с мыслями Рамадана высказываниях лидера противоположной, консервативной части исламской общины Европы — радикала Абу Хамзы, много лет прожившего в Лондоне и оказавшегося в британ- ской тюрьме: «Я говорю [мусульманам Запада], что им нужно идти в мусульманскую среду, а не в мусульманскую страну, поскольку в наших странах [откуда мы родом] мы имеем мусульман, но не имеем исламского государства... Я советую мусульманам покинуть эти общества... Мне приходится быть Моисеем в доме Фараона»11.
Наконец, еще одним свидетельством детерриториализации ислама может служить реакция мусульманских общин — как на Западе, так и в самих мусульманских государствах — на ряд событий общественной жизни, воспринимающихся ими как вызовы. Ярким примером является история с публикацией в сентябре 2005 г. в датской газете «Джайлландс постен» (Jyllands-Posten) карикатур с изображением пророка Мухаммада. Бурю возмущения мусульман по всему миру вызвал не столько сам факт публикации, сколько упорство, с которым датские власти отстаивали право печатного органа на свободу слова, подразумевающую право на публикацию таких материалов, и еще в большей степени перепечатка этих карикатур печатными изданиями других стран. В результате разгоревшегося конфликта была озвучена конфликтная пара: свобода слова versus уважение религиозных ценностей. Когда сходная история произошла в 2012 г. после выхода фильма «Невинность мусульман», протестные акции уже привели к жертвам, а президент США Барак Обама 25 сентября в своей ежегодной речи перед Генеральной ассамблеей ООН заявил, что, по его мнению, этот фильм — оскорбление не только для мусульман, но и для Америки.
Анализ поведения исламского мира как особого субъекта мировой политики, проводимый в цивилизационной парадигме, чрезвычайно удобен для объяснения деятельности транснациональных религиозно-политических движений и связей между ними, исследования реакций мусульманских сообществ на внешние вызовы, изучения проблем взаимного восприятия Запада и исламского мира. Однако такой подход страдает и одним существенным недостатком: он совершенно не учитывает тот факт, что основными акторами международных отношений являются не цивилизации, культурные или конфессиональные сообщества, а государства и международные институты.
Исламский мир — исламские государства
Итак, исламский мир может рассматриваться не только на цивилизационном уровне, но и в качестве определенной совокупности государств и транснациональных структур, связанных в единую подсистему в рамках общей системы международных отношений. Это определение при всей своей кажущейся очевидности ставит перед аналитиком две серьезные проблемы: определения понятия
«исламское государство» и доказательства того факта, что такие государства связаны в особую систему отношений.
Государства, обыкновенно именуемые исламскими, могут быть разделены на несколько категорий.
Во-первых, это страны, в которых ислам различных направлений является государственной или официальной религией: Алжир, Афганистан, Бангладеш, Бахрейн, Бруней, Египет, Иордания, Ирак, Иран, Йемен, Катар, Коморские острова, Ливия, Мавритания, Малайзия, Мальдивы, Марокко, Объединенные Арабские Эмираты, Оман, Пакистан, Саудовская Аравия, Сомали, Судан, Тунис, Палестинская национальная администрация (в 2012 г. ее власти объявили, что отныне будут именовать ее Государством Палестина)12.
Все эти страны, в свою очередь, разнятся с точки зрения роли ислама и мусульманского духовенства в отправлении государственной власти. Так, в Иране религия играет ключевую роль, а светская власть подчинена власти религиозной на законодательном уровне. В Саудовской Аравии ислам является основой государственности, официальный титул короля звучит как «Хранитель Двух Благородных Святынь» (имеются в виду Мекка и Медина), однако религиозные лидеры не контролируют светскую власть (хотя иногда и пытаются себя ей противопоставить), а в Марокко, несмотря на значительную степень модернизированности политической системы, король официально носит и халифский титул — амир аль- му’минин — повелитель правоверных. В ряде государств, несмотря на светский в целом характер режимов, достаточно давно существуют парламентские исламистские партии (например, в Йемене, Иордании, Марокко и др.), а некоторые религиозные лидеры оказываются самостоятельными политическими фигурами (например, муфтий аль-Азхара в Египте при Х. Мубараке). Вместе с тем в большинстве этих стран духовенство, будучи встроенным в бюрократическую систему, самостоятельной роли не играло, а правящий режим в целом являлся нерелигиозным. Однако в ходе «Арабского пробуждения» 2011–2012 гг., проявившегося в серии массовых выступлений, переворотов, революций и гражданских войн по всему ближневосточному региону, наметилась тенденция исламизации многих режимов, а в ряде стран исламистские партии, ранее находившиеся под запретом, стали правящими (Египет, Тунис).
Вторая категория государств — это страны с мусульманским большинством, позиционирующие себя как исламские, но при этом управляемые светскими режимами, отделяющими церковь от государства. К ним относятся многие государства Африки (Буркина Фасо, Чад, Джибути, Гамбия, Гвинея, Мали, Нигер, Нигерия, Сенегал), Ближнего Востока и Европы (Турция и Турецкая республика Северного Кипра), Азербайджан, республики Центральной Азии (Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан), некоторые государства Юго-Восточной Азии (например, Индонезия).
К третьей категории относятся страны с мусульманским большинством населения, избегающие позиционирования по конфессиональному признаку (Албания и Казахстан). Формально являясь членами Организации исламского сотрудничества (см. далее), они предпочитают иные маркеры идентичности: Албания — европейский, Казахстан — евразийский. В эту категорию входит и Косово, не состоящее в ОИС.
Наконец, к исламскому миру отчасти могут быть отнесены страны со значительными мусульманскими меньшинствами, в том числе Россия.
Предложенная классификация демонстрирует, что исламские государства серьезным образом различаются между собой с точки зрения роли ислама в их политической жизни. Не меньше различий и по другим важнейшим характеристикам — в том числе по уровню развития и структуре экономик, по поведению на мировой арене.
Одни мусульманские государства заняли важнейшее место в мировой экономике благодаря гигантским запасам углеводородов, поставляемых в развитые страны (прежде всего это государства Персидского Залива, Ливия, Алжир, Бруней). Для стран — экспортеров нефти характерен высокий уровень жизни населения. Так, национальный доход на душу населения Катара намного превысил аналогичный показатель США. Другие государства, не входя в число ведущих поставщиков энергоресурсов, добились высоких показателей в экономическом развитии. Такими примерами могут служить Турция и Малайзия. В то же время целый ряд мусульманских государств относятся к числу беднейших.
Правда, разрывы в уровнях экономического развития и огромные качественные и стадиальные различия между экономиками мусульманских государств смягчаются — хотя не ликвидируются — интеграционными институтами и различными формами оказания содействия бедным исламским государствам со стороны богатых. Впрочем, подобную помощь оказывают и западные государства, и международные неисламские финансовые организации, причем такая поддержка иногда превосходит ту, что исходит от стран исламского мира.
