Файл: Ветров А.А. Семиотика и ее основные проблемы.pdf

других пчел, потому что в их словаре отсут­ ствует знак, закрепленный за направлением вверх (вверху цветы не растут). Они испол­ няли обычный круговой танец, ориентировав­ ший пчел на поиски взятка вокруг улья на земле. Поэтому ни одна из пчел кормушки не нашла. Таким образом, система, безукориз­ ненно действующая при наличии привычных условий, сразу же оказалась неэффектив­ ной, как только эти условия изменились. Когда кормушку сняли с радиомачты и по­ местили на земле на расстоянии, равном вы­ соте башни, т. е. восстановили привычные условия, система вновь проявила свое безу­ пречное действие. Точно так же при гори­ зонтальном расположении сот (что достига­ ется поворотом улья) в танцах пчел наблю­ дается полная дезорганизация, исчезающая мгновенно при возвращении к привычным условиям. В описанных фактах проявляется один из основных недостатков неинтенционального языка насекомых — его негиб­ кость, прикованность к строго фиксирован­ ным обстоятельствам, за рамками которых механизм «речи» немедленно разлаживается.

2 . Зачатки интенционалъного языка у антропоидов

Вопрос о том, используют ли животные интенциональные языковые знаки и, следо­ вательно, владеют ли они интенциональным языком, более сложен.

197

Дело в том, что так как интенциональные языковые знаки производятся намеренно, то их использование предполагает понимание хотя бы простейших отношений, существую­ щих между вещами, между вещами и ор­ ганизмами, а также между самими организ­ мами. Следовательно, • решение вопроса о наличии у животных интенционального языка невозможно без решения другой сложной проблемы: обладают ли животные интел­ лектом, а если обладают, то в какой степени

икакова природа их интеллекта.

Вэтом отношении интересны исследова­ ния интеллекта обезьян, начатые В. Келером

ипродолженные многими учеными, в том числе И. П. Павловым и его сотрудниками.

Познакомимся с двумя опытами, прове­ денными при изучении интеллекта антро­

поидов.

Перед клеткой кладут пищу, на таком расстоянии, чтобы подопытный шимпанзе, находясь в клетке, не мог достать ее руками. В клетке имеется палка достаточной длины. Когда шимпанзе вводят в клетку, он заме­ чает пищу, озирается вокруг, видит палку, подходит к ней, берет ее и, просунув сквозь прутья, подтягивает пищу.

Другой опыт. Высоко под потолком клетки подвешивается банан. В клетке разбросаны в беспорядке вещи разных размеров. В клет­ ку помещают шимпанзе. Увидев высоко над собой банан, шимпанзе как бы оценивает расстояние до него, затем выбирает самый

198

размеров, на последний еще один ящик. Шимпанзе проверяет устойчивость сооруже­ ния, затем взбирается на него и достает плод. Обнаруживает ли такое поведение хотя бы зачатки интеллекта? Безусловно, да. Задача заключается не в том, чтобы отрицать эти очевидные факты, а в том, чтобы правиль­ но объяснить их. Что же представляет собою интеллект антропоида?

Интеллект антропоида, пишет И. П. Пав­ лов, «состоит из ассоциаций». Для разъяс­ нения этой принципиально важной мысли И. П. Павлова вернемся к примеру с палкой. Дело в том, что действия обезьяны, исполь­ зующей палку для доставания пищи, явля­ ются результатом обучения обезьяны, в основе которого лежит метод проб и ошибок. Молодые двухлетние шимпанзе, которые ни­ когда не имели дело с палками, будучи поме­ щенными в клетку, не делали никаких по­ пыток использовать палки для доставания пищи. Вначале палки вызывали у них лишь ориентировочные реакции, позднее палки стали использоваться в играх. Таким обра­ зом, шимпанзе опытным путем узнавали опре­ деленные свойства палок: палка обладает достаточной твердостью, ею можно что-то делать (ударять по стенам, по столу, бить друг друга, выламывать куски штукатурки) и т. д. Лишь после такого ознакомления с палками стали делаться попытки использо­ вать палку и для доставания пищи. Успех этих попыток привел к установлению связи (ассоциации) между пищей и палкой: вид пищи, находящейся на далеком расстоянии от

199

клетки, пробуждал в памяти образ палки, с помощью которой шимпанзе в прошлом опыте доставали пищу. Вначале ассоциация между пищей и образом палки была слабой. По­ этому шимпанзе использовали палку для доставания пищи только тогда, когда палка была в поле их зрения. По мере укрепления связи между пищей и образом палки шим­ панзе постепенно научились использовать и палки, находящиеся за пределами непос­ редственного видения. Шимпанзе оглядыва­ лись, искали глазами палку, а затем брали ее и доставали пищу (опыты А. Е. Хильченко).

Поведение шимпанзе, строящего пирамиду из ящиков, также завершает серию проб и ошибок. Вначале шимпанзе ведет себя очень неразумно. Он пробует одно — ничего не получается, пробует другое — опять не­ удача, пробует третье — и достигает успеха. Тогда он на этом останавливается. Так, шим­ панзе мог начать строить пирамиду не под бананом, а в другом месте, мог положить сначала маленький ящик, а на него большой, и в результате получалось неустойчивое сооружение, которое разрушалось при по­ пытке забраться на него, и т. д. Лишь после многих ошибочных проб шимпанзе обнаружи­ вал, что пирамида из ящиков должна быть расположена под плодом, что ее основанием должен служить самый большой ящик и т. д. В мозгу шимпанзе образовывалась и закреп­ лялась цепь ассоциаций. Вид плода пробуж­ дал образ пирамиды, стоящей под бананом, начинающейся самым большим ящиком и

200

т. д., и шимпанзе знал, что ему делать. Его поведение становилось в какой-то мере ос­ мысленным.

У обеэьян, подобно человеку, существует «собственный внутренний мир, состоящий из прежних раздражений и рефлексов»1. Прав­ да, как отмечал сам И. П. Павлов, эти следы от раздражения у антропоидов «чрезвычайно слабы», тогда как у нас они «чрезвычайно сильны, потому что мы помним события, которые были 70—80 лет тому назад...»2 Однако и этих слабых образов достаточно для того, чтобы могли образовываться в определенных рамках ассоциации и даже несложные цепи ассоциаций.

Эти простейшие ассоциации чувственных образов и цепи таких ассоциаций как раз и составляют, по мнению И. П. Павлова, суть интеллекта обезьяны. Здесь мы встре­ чаемся, указывает И. П. Павлов, с «конкрет­ ным мышлением, животным мышлением без слов»3.

Конкретное мышление животных каче­ ственно отлично от абстрактного мышления человека. Последнее осуществляется с по­ мощью второй сигнальной системы, слов. Пользуясь внутренней речью, человек спо­ собен думать, размышлять о вещах, не вос­ принимаемых непосредственно органами чувств. Способность размышления, обдумы­ вания, т. е. мышление в собственном смысле

т

слова, у животных отсутствует. Зачатки мыслительной деятельности, имеющиеся у них в форме конкретного мышления, целиком сводятся к пробуждению ассоциаций при восприятии какого-либо предмета: восприя­ тие пищи пробуждает у шимпанзе образ пал­ ки, с помощью которой он доставал пищу в прошлом, восприятие висящего высоко банана воскрешает в памяти образ пирамиды из ящиков, которая стоит под плодом, и т. д. Когда обезьяна ничего не воспринимает, она и не мыслит. Ее мышление, проявляю­ щееся в простейших ассоциациях образов, возможно только в конкретной, наглядно воспринимаемой ситуации, которая запус­ кает в ход механизм ассоциации.

Итак, антропоиды обладают лишь зачат­ ками интеллекта, основанного на простей­ ших ассоциациях образов. Поэтому если у них и может существовать интенциональный язык, то исключительно в зачаточной форме.

Среди специалистов существует полное единодушие по вопросу о количественном составе звукового языка антропоидов. Все они отмечают его скудость и отсутствие чле­ нораздельности. Б. Лернд, музыкант по профессии, работая в сотрудничестве с Р. Иерксом, попыталась зарегистрировать все звуки, издаваемые двумя подопытными шим­ панзе по кличке Чим и Панзи. Ей удалось выявить всего 32 элемента. Другие исследо­ ватели насчитывают еще меньшее количество единиц в звуковом языке обезьян.

Что касается характера использования этих единиц обезьяной, то мнения зоопсихо­

лог

логов по данному вопросу не совпадают. Пионер изучения языка обезьян англичанин Р. Гарнер был твердо убежден, что звуковой язык обезьян интенционален. Так, в одной из своих работ он писал: «Звуки, произво­ димые обезьянами, зависят от их воли, они обдуманны и всегда адресуются к какойлибо из других особей, с очевидной целью быть понятыми. Собственными своими дей­ ствиями и способом передачи звуков обезь­ яна указывает, что сознает смысл, который желает вложить в выражаемое ею посредством звуков понятие. Она выжидает и надеется на ответ, если же не получает его, то часто повторяет звуки. Обыкновенно она смотрит на того, к кому обращается, и не произносит этих звуков, когда остается одна, хотя бы с целью простого развлечения; это она делает только в присутствии слушателя, будь он человек или обезьяна»1.

Однако большинство исследователей, имев­ ших дело с обезьянами, проявляет осторож­ ность в своих выводах. По их мнению, звуки, издаваемые обезьянами, являются главным образом эмоциональными, они выражают чувства особи, которая их использует (страх, тревогу, удовольствие и т. п.). Но это не значит, что интенциональное употребление звуков обезьяной абсолютно невозможно.

Советский психолог Н. А. Тих научила обезьян обозначать определенные виды пищи различными звуками. Например, желая по­ лучить орехов, обезьяна говорила: «кх»;

1 Р. Гарнер. Язык обезьян. Снб., 1899, стр. 66.

203

«кх-кх» означало, что обезьяна хочет пе­ ченья, а «кх-кх-кх» выражало просьбу дать сахара. В опытах М. А. Панкратовой у обезь­ ян была выработана привычка просить пи­ щу при посредстве стадных звуков «це-це»

и«гм-гм», которые в обычных условиях изда­ вались при контакте обезьян друг с другом

ипри обыскивании.

Поскольку обезьяны обнаруживают в своем поведении элементы разума, у иссле­ дователей давно появилась мысль научить их словам человеческой речи. Однако на этом пути удалось достичь весьма немногого. Обезьяны оказались удивительно неспособ­ ными воспроизводить слышимые ими звуки. Их способность имитировать звуки прямотаки ничтожна по сравнению с той же спо­ собностью попугая. Грюнбаум и Шеррингтон высказали в связи с этим предположение, что или в мозгу антропоидов нет центра речи Брока, или непосредственного раздражения его недостаточно, чтобы вызвать вокальные звуки. Как бы то ни было, обезьяны с боль­ шим трудом овладевают произношением че­ ловеческих слов.

Фарнесу потребовалось около шести ме­ сяцев ежедневной тренировки, чтобы научить орангутана говорить «папа». Так как обуче­ нием занимался сам Фарнес, слово «папа» ассоциировалось у орангутана с личностью учителя. Когда его спрашивали, где папа, орангутан показывал на Фарнеса или ударял его по плечу. Один раз обезьяну опустили в бассейн с водой. Орангутан боялся воды и, как только почувствовал ее прикосновение к

204