Файл: Корнилова Е. Н. Риторика искусство убеждать. Своеобразие публицистики античной эпохи. М. Издво урао, 1998. 208 с. Аннотация.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.05.2024
Просмотров: 132
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
5 "Все хорошие эпические поэты слагают свои прекрасные поэмы не благодаря тэхне, а лишь в состоянии вдохновения и одержимости; точно так же и хорошие мелические поэты: подобно тому, как корибанты пляшут в иступлении, так и они в иступлении творят свои прекрасные песнопения; ими овладевают гармония и ритм, и они становятся вакхантами и одержимыми..." (Платон, Ион, 533 d—534 а; а так же: Федр, 245 а).
6 Миллер Т.А. К истории литературной критики классической Греции V—IV вв. до н.э. С. 115.
7 История греческой литературы. Т. 2. С. 209. 100.
8 "...Из хорошо составленных загадок можно брать отменные метафоры..." (III, И, 13 1405 Ь).
9 "И сравнение (εικων) — [своего рода] метафора... Сравнение полезно и в прозе, но изредка, ибо оно поэтично" (III, iv, 2 1406 Ь).
10 "Остороумие (τα’αστεια) по большей части также достигается через метафору и благодаря обману" ( 1412 а 6)
11 По свидетельству древних периодичность речи была эмпирически найдена Горгием, антитезы которого, посвященные обсуждению какого-либо явления, составляли вполне закругленный, логически завершенный отрывок. Противоположные по смыслу части антитез произносились на одном дыхании и интонация становилась способом выявления логического членения. Аристотелевское учение теоретически описывает периодичность речи: "Период либо из колонов, либо прост (‘αθελης). Тот, который состоит из колонов, являет собой речение завершенное, расчлененное и произносимое на одном дыхании, не быв рассечено как приведенный период, но целиком. Колон — один из двух его членов. Простым же я называю [период, состоящий] из одного колона. Ни колонам, ни периодам не следует быть ни куцыми, ни протяженными. Ведь кратость часто заставляет слушателя спотыкаться: в самом деле, когда тот еще устремляется вперед, в той мере, предел которой в нем самом, но бывает насильственно остановлен, он неизбежно спотыкается о препятствие. Длинноты же вынуждают его отставать..." (III, 9, 1409 b 5—6).
12 "...Достоинство слога — быть ясным; доказательство тому — если речь не доводит до ясности, она не делает своего дела" (III, ii, 1, 1404 b).
13 См. пояснения по поводу появления имени Демосфена во второй книге (II, 24, 81397 Ь, 1402 Ь) в комментариях С.С.Аверинцева к третьей книге "Риторики" Аристотеля // Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 179.
14 Миллер Т.А. К истории литературной критики в классической Греции V— IV вв. до н.э. С. 150.
Риторика в эпоху Эллинизма
• Красноречие в эллинистической Греции
• Красноречие республиканского Рима
• Цицерон (106 — 43 гг. до н.э.)
• Цезарь и аттицизм
• Рождение газеты
• Красноречие императорского Рима (I— начало II вв. н.э.)
• Эллинское возрождение и "вторая софистика"
Красноречие в эллинистической Греции
После падения демократии в Афинах и образования эллинистических государств красноречие теряет самую благодатную свою почву — политическую. Так, при правлении эллинистических монархов, наследников Александра Македонского, Народное собрание — экклесия — становится достоянием славной истории греков. Ораторские баталии в Совете пятисот и на Пниксе заменены указами царя и его чиновников; канцелярская бумага усваивает некоторые черты и обороты риторики, но из политической жизни уходит главный принцип прежней гражданской организации — состязательность.
В период правления македонских наместников Афины политически оскудели, другие греческие полисы не обладали достаточным уровнем культуры, чтобы развить художественное красноречие. Только Родос составлял исключение; здесь на подготовленной Эсхином почве зарождается здоровый стиль, так называемый родосский, в котором счастливо сочетаются деловитость содержания и красота формы. Однако нам мало известно об отдельных его представителях на протяжении трех веков вплоть до пребывания на Родосе Цицерона, учившегося у знаменитого ритора Молона в первой трети I в. до н.э.
Обыкновенно судебное красноречие меркнет там, где его представители не совмещают свою адвокатскую деятельность с политической. Так, в эллинистической Греции из трех разновидностей риторической прозы некоторое значение сохраняет только одна — парадное, или эпидейктическое, красноречие, подвизающееся в основном у подножья тронов. Процветает и школьная риторика, со времен Исократа ставшая основой всей системы античного образования. Именно в школах распространяются так называемые
декламации, распадающиеся на суазории (вымышленные политические речи, например: "Оратор убеждает афинян уничтожить свои трофеи над персами ввиду угрозы Ксеркса вернуться, если они этого не сделают") и на контроверсии (мнимосудебные речи по вымышленным делам, например: "Храбрец убивает брата, установившего тиранию, и затем попадает в плен к пиратам; гневный отец обещает за него двойной выкуп, если ему отрубят руки; возмущенный предводитель пиратов отпускает его даром; спустя некоторое время впавший в нищету отец требует от сына помощи, но последний в ней отказывает").
Как видно из приведенного выше, красноречие этого периода, особенно контроверсии, сильно отдает беллетристикой. Действительно, риторические задачники, которые не замедлили появиться, походили на собрание уголовных романов и в своих позднейших латинских переделках имели значительное влияние на средневековую новеллу.
Как указывает М.Л. Гаспаров, в этих условиях наибольшую важность представляют два момента: "Во-первых, изменился эстетический идеал красноречия. Политическая речь стремится прежде всего убедить слушателя, торжественная речь — понравиться слушателю. Там важнее всего была сила, здесь важнее всего красота. И греческое красноречие ищет пафоса, изысканности, пышности, блеска, в речах появляются редкие слова, вычурные метафоры, подчеркнутый ритм, ораторы стараются щегольнуть всем арсеналом школьных декламаций. Наибольшую известность среди ораторов нового стиля имел Гегесий, имя которого впоследствии стало синонимом дурного вкуса. Позднее, когда приевшаяся пышность нового стиля стала ощущаться как упадок красноречия после древнего величия, возникло мнение, что причиной этого упадка было перемещение аттического красноречия на Восток, в среду изнеженных жителей греческой Азии, усвоивших тамошние "варварские" вкусы; отсюда за всем новым стилем закрепилось наименование "азианство". Однако такое объяснение было неверным: новый стиль был подготовлен всем развитием классического стиля — от простоты и скромности Лисия к богатству и сложности Демосфена; переход от классического стиля к новому был плавным и постепенным (лишь условно стали потом связывать этот переход с именем философа-оратора Деметрия Фалерского, ученика Феофраста); сами ораторы нового стиля считали себя истинными наследниками аттических ораторов и даже дробились на несколько направлений в зависимости от избираемого классического образца. Так, одни старались подражать сухой отчетливости Лисия
("рубленый слог": сам Гегесий считал себя продолжателем Лисия), другие воспроизводили плавную пространность Исократа ("надутый слог"), третьи — напряженную выразительность Демосфена. Впрочем, это последнее направление, центром которого был Родос, обычно не причисляли к азианству и выделяли в особую родосскую школу, промежуточную между азианским и аттическим красноречием: об этом постарался Цицерон, который сам учился на Родосе и не хотел, чтобы его наставников позорили именем азианцев.
Во-вторых, повысилось значение теоретических предписаний для красноречия. Если в политическом красноречии содержание и построение речи целиком исходят из неповторимой конкретной обстановки, то содержание торжественных речей всегда более однообразно и, следовательно, легче поддается предварительному расчету. Поэтому риторическая теория, заранее рассчитывающая все возможные типы и комбинации ораторских приемов, оказывается в высшей степени необходимой оратору. Начинается усиленная разработка теоретической системы риторики, существующие положения и предписания умножаются новыми и новыми, классифицируются на разные лады, достигают небывалой дробности и тонкости, стараясь охватить все возможные случаи ораторской практики. Высшим достижением риторической теории эпохи эллинизма была система "нахождения", разработанная Гермагором около средины II в. до н.э.: Гермагор сумел свести все многообразие судебных казусов и соответствующих им мотивов в речах к единой схеме видов и разновидностей ("статусов"), необычайно разветвленной и сложной, но логически точной и ясной. Современники и потомки порицали его педантическую мелочность, заставлявшую предусматривать даже случаи, заведомо нереальные, но признавали удобство и пользу его систематики. В этих и подобных классификациях и разделениях теоретикам приходилось, разумеется, опираться на опыт логики как классической аристотелевской, так и позднейшей, усиленно разрабатываемой стоиками. Следы стоических влияний часто заметны в сохранившихся до нас остатках эллинистической риторики; однако преувеличивать их значение не следует, ни о каком глубоком влиянии философии на риторику этого времени говорить не приходится. Скорее напротив, эллинистическая риторика все дальше отстраняется от философских интересов. Возводя свое происхождение к Исократу, воспринимая от него культ слова и заботу о красоте речи, эллинистические школы все более и более отходили от исократовского гуманистического идеала, все более и более сосредоточивались на искусстве слова в ущерб искусству мысли. В этих риторических школах постепенно вырабатывался тот тип ритора-краснобая, ремесленника слова, способного говорить обо всем, не зная ничего, который стал впоследствии таким распространенным и навлекал насмешки лучших писателей эпохи Римской империи"
1.
Поскольку риторы раннего эллинизма в качестве образца для подражания избрали классическую греческую риторику, в III в. до н.э. в Пергамской библиотеке, занимавшейся собиранием и распространением подлинных текстов мастеров красноречия, складывается знаменитый канон десяти аттических ораторов, куда вошли Антифонт, Андокид, Лисий, Исократ, Исей, Ликург, Демосфен, Гиперид, Динарх, Эсхин. Позднее к этому канону апеллировали и теоретики, и учителя риторики, и великие ораторы эпохи "второй софистики" — возрождения эллинофильства и краткого последнего расцвета античного красноречия.
1 Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика. С. 13—14.
Красноречие республиканского Рима
По сложившейся традиции годом основания Рима, сначала города, затем государства, считается 752 г до н э. Но бесчисленные войны с окружавшими Рим племенами за право владычества в регионе надолго по сравнению с Грецией задержали развитие его духовной культуры.
Изначально римское государство было государством землепашцев и воинов, народа, смотревшего на мир глазами рассудочного практицизма и холодной трезвости. Знаменитый греческий культ красоты во всем, восторженное служение ей воспринимались в Риме как некая восточная распущенность, низменное сладострастие и недостаток практицизма. По сравнению с эллинским миром, даже в смысле географии сориентированным на более культурный Восток, Рим был чисто западной цивилизацией прагматизма и напора. Это была культура иного типа, цивилизация индивидуальностей, но не коллектива.
Уже упоминавшийся Ф.Ф. Зелинский говорит об этом так: "В противоположность эллину с его агонистической душой, поведшей его вполне естественно и последовательно на путь положительной морали, мы римлянину должны приписать душу юридическую и в соответствии с ней стремление к отрицательной морали праведности, а не добродетели"1. Что конкретно понимает знаменитый филолог-классик под "положительным" и "отрицательным" типом морали, он подробно объясняет в другом месте: общественные требования к члену общины "бывают неизбежно и положительного, и отрицательного характера, — смотря, однако, по преобладанию тех или Других, мы различаем нравственность (преимущественно) положительную и (преимущественно) отрицательную. Этим двум направлениям нравственного поведения соответствуют два идеала, сообщающие более определенную окраску высшему идеалу добра. Идеал