Добавлен: 13.03.2024
Просмотров: 17
Скачиваний: 0
Однако отчуждение как соответствующим образом обозначенное в уголовном законе действие является таковым вне зависимости от того, сопровождалось ли оно равноценным (эквивалентным) возмещением (исполнением). Другое дело, что если имело место только отчуждение имущества и оно сопровождалось равноценным возмещением, то такое отчуждение не становится признаком обсуждаемого преступного деяния, поскольку в подобном случае отчуждение имущества само по себе не способно причинить вред и на его причинение не направлено.
Нельзя увязывать отчуждение и с обязательным снятием имущества с бухгалтерского учета – в собственности организации могут находиться, скажем, несколько "самортизировавшихся" автомашин, фактическая (рыночная) стоимость которых еще высока. И потому благодаря этому имуществу вполне можно исполнять обязательства, тогда как эту машину отчуждают заведомо за бесценок и при наличии признаков банкротства. В последнем случае при наличии к тому и иных оснований содеянное образует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 195 УК.
В ч. 1 ст. 195 УК к признакам преступления отнесены не только действия с имуществом, но и сокрытие, уничтожение, фальсификация бухгалтерских и иных учетных документов, отражающих экономическую деятельность юридического лица или индивидуального предпринимателя. Криминалисты верно утверждают, что под этим следует понимать действия, направленные на искажение сведений о хозяйственном положении или финансовом состоянии субъекта предпринимательской деятельности, затрудняющие или делающие невозможным обнаружение имущества должника, когда такое искажение направлено или может заведомо для виновного стать причиной неисполнения обязательств перед кредиторами.
Выделенное словосочетание характеризует как прямой, так и косвенный умысел по отношению к последствиям в виде крупного ущерба. Заведомое искажение отраженных в документах сведений главной целью может иметь, допустим, сокрытие растраты. Но если эти действия, что осознавалось лицом, привели и к причинению крупного ущерба в результате неисполнения обязательств перед кредиторами, содеянное должно квалифицироваться по совокупности со ст. 195 УК.
6. Ряд ученых ошибочно, исходят из того, что в ч. 1 ст. 195 УК содержится описание двух составов преступлений: состава действий с имуществом и состава действий с документами. Полагаю, однако, что в статье предусмотрены альтернативные действия объективной стороны, а раз они – признаки одного состава, то в уголовно-правовом смысле тождественны. Сказанное означает, что, если, допустим, сокрытие документов, отражающих экономическую деятельность юридического лица, стало одним из способов сокрытия сведений об имуществе (когда эти действия совершены при наличии признаков банкротства и причинили крупный ущерб), содеянное не образует совокупности преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 195 УК.
Но еще важнее, что такая совокупность не образуется и когда предметом сокрытия в каждом из этих случаев стали разные вещи. Например, сокрыто имущество должника, машина, а также уничтожены документы (договоры о покупке и проч.) о приобретении другого имущества, и все охвачено единым умыслом на причинение ущерба кредиторам. Совокупности здесь не будет, поскольку деяние соответствует трем критериям отнесения его к продолжаемым: а) у этих посягательств общий непосредственный объект – интересы кредиторов, б) уголовно-правовая тождественность способов совершения деяния, в) общий (единый) умысел, охватывающий оба названных действия. Не говоря уже о том, что признание в содеянном совокупности преступлений поставит неразрешимый вопрос о том, какие же именно из названных действий находятся в причинно-следственной связи с крупным ущербом как конститутивным признаком обсуждаемого состава.
7. Ограничен ли круг потерпевших, которым в результате указанных ч. 1 ст. 195 УК действий может быть причинен ущерб, только кредиторами, или в него может быть также включена организация-должник? Как в последнем случае определять момент окончания преступления? Ответа на этот вопрос в тексте ч. 1 ст. 195 УК мы не найдем, даже толкуя норму по смыслу. Та же проблема возникает и при уяснении содержания ст. 196 УК, тогда как понимание ч. 2 ст. 195 УК более однозначно: здесь явно речь идет только о неудовлетворенных кредиторах.
Задача решалась бы проще, если бы практика исходила из того, что при растрате мотивом виновного может быть стремление обогатить не только своих соучастников либо близких ему лиц, но и всяких так называемых третьих лиц. Тогда сам факт передачи руководителем организации имущества этого юридического лица другому лицу по явно заниженной стоимости квалифицировался бы по ст. 160 УК, тогда как к объективной стороне неправомерных действий при банкротстве (ч. 1 ст. 195 УК) или преднамеренного банкротства (ст. 196 УК) мы бы относили только ущерб, причиненный кредиторам в результате неисполнения перед ними обязательств.
Однако поскольку практика зачастую исходит из узкого понимания корыстной цели как обязательного признака хищения, по сути игнорируя правильные разъяснения Пленума на этот счет[16], не очень понятно, к какому составу отнести причинение вреда организации-должнику. Можно было бы рекомендовать квалифицировать деяние в соответствующей части по ст. 201 УК, вот только смущает – не столько в теоретическом, сколько в сугубо практическом плане, - что согласно позиции Пленума "в отличие от хищения чужого имущества с использованием служебного положения злоупотребление должностными полномочиями из корыстной заинтересованности образуют такие деяния должностного лица, которые либо не связаны с изъятием чужого имущества (например, получение имущественной выгоды от использования имущества не по назначению), либо связаны с временным и (или) возмездным изъятием имущества"[17]. Получается, что изъятие имущества в пользу третьих лиц Пленум не рассматривает как признак должностного злоупотребления.
С учетом сказанного возможность отнесения организации-должника к числу лиц, которым в результате указанных в ч. 1 ст. 195 и в ст. 196 УК действий (бездействия) причиняется ущерб, исключать не стоит. Что же касается момента окончания преступления, то признание потерпевшим организации-должника потребует исходить из того, что таковым может быть и момент отчуждения имущества (например, при продаже его за заведомо "пустой" вексель), тогда как вред кредиторам, как логично заключают исследователи, причиняется с момента неисполнения обязательств.
8. Следует ли при исчислении крупного ущерба, если, конечно, все соответствующие действия (бездействие) были направлены на причинение такого ущерба, т.е. охватывались единым умыслом лица, учитывать в общем его размере: а) суммы непогашенных обязательств, которые не получили разные кредиторы, и б) стоимость имущества, утраченного организацией-должником? На первый вопрос ответ должен быть положительным[18], поскольку по замыслу виновного в подобном случае ущерб каждому из кредиторов причиняется не каким-то конкретным действием (бездействием), а всеми ими в совокупности и, кроме того, умыслом виновного охватывается причинение вреда не какому-то отдельному кредитору, а им всем.
Что же касается второго вопроса, то он сложнее, поскольку в обсуждаемых ситуациях ущерб кредиторам причиняется опосредованно, непосредственно же при неравноценном отчуждении имущества организации-должника ущерб причиняется самому должнику. Причем причиненный кредиторам материальный вред является следствием вреда, причиненного должнику; если же не является, то действия по причинению вреда должнику (отчуждение его имущества) придется исключить из состава преступления.
Но если мы включим в сумму крупного ущерба, являющегося признаком преступления в сфере банкротства, материальный вред, причиненный не только кредиторам, но и должнику, то не вменим ли мы тем самым лицу этот вред дважды? Причем данный вопрос возникает вне зависимости от того, считаем ли мы причиненный должнику и кредиторам ущерб признаком единого преступления либо разных преступных деяний, образующих совокупность.
Полагаю, однако, что недопустимого двойного вменения здесь все же нет, поскольку: а) имущественный вред причиняется и сначала организации-должнику, и в следующую очередь кредиторам, б) он, этот вред, является прямым следствием предусмотренных уголовным законом противоправных действий лица и в) охватывается его умыслом. Значит, каждый из видов вреда подлежит вменению, а уж в качестве признака одного или нескольких преступных деяний - должно решаться исходя из приведенных выше критериев разделения множественности преступлений и единого преступления.
9. Можно ли вменять лицу фактически причиненный или предотвращенный вне его воли ущерб, когда ему на момент совершения предусмотренных уголовным законом действий (бездействия) не все кредиторы были известны, равно как не была известна конкретная сумма обязательств перед кредиторами и, в частности, то, превышает ли она полтора миллиона рублей (так определяется крупный ущерб в примечании к ст. 169 УК)?
На этот вопрос ответ следует дать положительный. Но правильно ли, как это делают некоторые юристы, утверждать, что поскольку умысел лица при таких обстоятельствах расценивается как неопределенный, то содеянное должно быть квалифицировано исходя из фактического размера наступивших последствий? Думается, неправильно, поскольку такой подход не решает проблему уголовной ответственности лица, действия которого направлены на причинение крупного ущерба, не наступившего, однако, по независящим от этого лица обстоятельствам. Например, когда при наличии признаков банкротства имущество организации-должника в размере менее крупного было старым руководителем за бесценок отчуждено, однако новый руководитель предотвратил другое негативное последствие в виде причинения ущерба путем неисполнения обязательств перед кредиторами. Тогда как при сложении сумм ущерба, причиненного организации-должнику, с суммами материального вреда, который планировалось причинить кредиторами, ущерб превысил бы полтора миллиона рублей, что позволило бы признать его крупным.
Возражения приведенной позиции (о квалификации "по последствиям") основаны на том соображении, что определенный умысел вполне может быть и прямым. Неотражение в сознании лица точного числа кредиторов, обязательства перед которыми оно не собирается исполнять, равно как и точной суммы задолженности, не исключает признания того, что указанное лицо действует с прямым умыслом. Такой умысел следует определить как стремление причинить ущерб всем возможным кредиторам в сумме не менее той, которую руководителю удастся "увести" (сокрыть, подвергнуть отчуждению и т.д.), создав тем самым препятствие для обращения на это имущество взыскания, когда такое взыскание предусмотрено законом в целях погашения долгов перед кредиторами организации-должника.[19]
Соответственно, и деяние руководителя в подобном случае следует квалифицировать как покушение на преступление, определив размер ущерба, на причинение которого был направлен умысел виновного, исходя из стоимости сокрытого и прочего имущества, на которое могло бы быть обращено взыскание. Если (это решение для приведенного выше примера) при сложении (в целях определения ущерба как крупного) суммы ущерба, причиненного организации-должнику, с суммами неисполненных обязательств размер превысит один миллион пятьсот тысяч рублей, то содеянное образует состав преступления.
Заключение
Банкротство – это признанная арбитражным судом неспособность должника в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей
В ст. 195 УК РФ содержится три самостоятельных состава преступления. Объектом преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 195, являются общественные отношения, обеспечивающие имущественные права кредиторов на удовлетворение своих долгов из имущества должника. В ч. 2 ст. 195 УК РФ предусмотрен другой состав: неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов за счет имущества должника – юридического лица руководителем юридического лица или его учредителем (участником) либо индивидуальным предпринимателем заведомо в ущерб другим кредиторам. Федеральным законом от 19 декабря 2005 г. ст. 195 УК РФ была дополнена ч. 3, предусматривающей самостоятельный состав преступления. Объектом деяния, предусмотренного ч. 3 ст. 195 УК РФ, выступают общественные отношения, обеспечивающие порядок обеспечения таких процедур банкротства, как финансовое оздоровление, внешнее управление и наблюдение.
Преднамеренное банкротство (ст. 196 УК РФ) выражается в действиях (бездействии), заведомо влекущих неспособность юридического лица или индивидуального предпринимателя в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей, причинившие крупный ущерб (в сумме, превышающей 1500 тыс. руб.).
УК РФ выделяет еще одно преступление, связанное с банкротством, - фиктивное банкротство (ст. 197 УК РФ), под которым понимается заведомо ложное объявление о своей несостоятельности.
Недостаточная востребованность норм об ответственности за преступления в сфере банкротства причиной имеет сложности уяснения содержания запрета, выраженного в ст. ст. 195 и 196 УК.
Этому способствуют как трудные для восприятия криминалистами категории законодательства о банкротстве, в определенной части имеющие фикционный характер, так и множественность результатов толкования, которому подвергается текст указанных уголовно-правовых норм в процессе применения.
