Файл: Лекция философия в ее историческом развитии тема философия древнего мира мифологическое мировоззрение как предпосылка философии.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 17.03.2024
Просмотров: 254
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
ТЕМА 14. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ПРЕДЕЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРЫ
ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
Рассмотрение человека как особой философской темы обусловлено потребностью в целостном подходе к его изучению. Потребность эта развивается по мере того, как интерес к человеку становится универсальной тенденцией совокупности конкретных наук: политэкономии, социологии, биологии, медицины, астрономии и географии. Она продиктована научно–технической революцией, развитием человечества как мирового сообщества, обострением глобальных проблем и негативными последствиями человеческих издержек прогресса современной эпохи.
Но поскольку не существует отдельной специальной науки о человеке, а в его комплексном исследовании участвуют различные дисциплины, всё ощутимее становится необходимость интеграции наук о человеке в единую, практически ориентированную систему. Эта задача не может быть решена без формирования категориально–понятийного аппарата, отражающего человеческую целостность, а последнее осуществимо только в рамках философии.
Со второй половины XIX века, когда стало общепризнанным, что человек – это продукт биологической эволюции, центральными для всей антропологической проблематики стали вопросы об основном отличии людей от высокоорганизованных животных и о научном объяснении этого отличия.
Поведение животного представляет собой одну из форм функционирования его организма. Именно структура организма обуславливает потребности животных и программы их поведения. С одной стороны, уже при рождении всякое животное наделено богатым набором инстинктов, которые позволяют ему приспособиться к известным условиям обитания, но, с другой стороны, эта же особенность ограничивает индивидуальные вариации поведения животных.
Человек, в отличие от животных, может вести себя «по мерке любого вида», как отмечал К. Маркс, но самое существенное состоит в том, что наблюдаются глубокие различия в поведении людей, принадлежащих к исторически различным обществам или группам. У человека роль заданной программы начинает играть не генетическая информация, имеющая наследственный характер, а то, что называется культурой. Место «генетических инструкций» теперь занимают нормы, которые передаются с помощью таких средств, как язык (членораздельная речь), показ и пример. Однако культура – это та форма, в которой развиваются и передаются из поколения в поколение взаимосвязи человеческих индивидов, но вовсе не причина, в силу которой они образуются и воспроизводятся.
Человек только тогда начинает отличать себя от животных, когда начинает производить необходимые ему жизненные средства. Одновременно с этим возникает и социальная сфера, общество, в котором, в отличие от различных объединений животных (стада, стаи и т. д.), доминирует не индивидуальный инстинкт самосохранения, а единство культурных норм.
Современные научные представления о становлении человека опираются в основном на гипотезы, так как каждое новое открытие в этой области часто приводит к разрушению формирующихся теорий. Антропология и философия подходят к решению данной проблемы с противоположных позиций. Антропологи стремятся отыскать «недостающее звено» в биологической эволюции от обезьяноподобного предка человека к Homo sapiens, а философы – выявить и обрисовать сам революционный скачок, который имел место в процессе человеческого становления.
Как показывают современные исследования, становление человека было неразрывно связано с процессом становления общества, и вместе они представляют собой то, что принято называть антропосоциогенезом. Этот процесс длился по различным данным в течение 3 – 3,5 млн. лет, что почти в тысячу раз дольше, чем вся «писаная история».
Важную роль в объяснении общего смысла антропосоциогенеза играет трудовая гипотеза, созданная в марксистском учении и признанная многими антропологами– немарксистами. Так как этот процесс имеет комплексный характер, то и труд в нём занимает центральное, но не исходное место. Труд сам имеет генезис, превращаясь в полноценную предметно-практическую деятельность лишь во взаимодействии с такими факторами социализации, как язык, сознание, нравственность, мифология и т. д.
Считается, что производство орудий совершалось ещё на досознательном, животном уровне. Это имело своим ближайшим следствием ослабление и разложение инстинктивной основы поведения. Так как первые орудия труда по преимуществу были орудиями для охоты, а значит, и для убийства, их легко было использовать во внутристадных конфликтах между самцами за обладание самками. Зародившийся труд требовал для своего развития внутристадного мира, что было возможно лишь через переход от стада к обществу. Инстинктивное изготовление орудий диктовало необходимость надбиологического объединения, отвечающего задаче производственно-хозяйственной кооперации индивидуальных условий. Решать эту задачу можно было лишь при содействии вторичных средств социализации, одним из которых был язык. Речь, с точки зрения Л. С. Выготского, с одной стороны, имеет ярко выраженный предметный характер, с другой – сама обеспечивает успешное развитие предметно-практической деятельности людей. Язык не просто пассивно фиксирует независимо от него появившиеся предметные различения и смыслы. Он участвует в самом порождении нашей предметной среды, равно как и социального единства человеческих индивидов. Посредством языка конструировалась сама социальность.
Ещё одно поистине революционное изменение происходит в сфере произведения потомства, оно оказало глубокое воздействие на человека как субъекта предметнопрактической деятельности. Происходит переход от эндогамных (близкородственных) брачных отношений к экзогамным (межродовым) отношениям. Экзогамия, опиравшаяся на запрет (табу) близкородственных связей, породила первый в ряду простейших нравственно-социальных запретов, значимость этого запрета сохраняется и в современной культуре. Подобные запреты конституировали первобытнородовую общину в противовес животному стаду. Такие запреты отличались от стадных инстинктов любой степени сложности несколькими существенными признаками:
Первые простейшие нравственно-социальные требования, а именно: запрет на кровосмесительство, абсолютный запрет на убийство соплеменника и требование поддержания жизни любого из соплеменников, независимо от его приспособленности к жизни, не были отменены позднейшей моралью, напротив, они получили дальнейшее развитие и конкретизацию.
Из приведенных выше оценок сущности человека вытекает, что, с одной стороны, человек представляет собой совокупность общественных отношений, то есть социальное существо, а с другой стороны, человек – это неотъемлемая часть природы. С этой точки зрения люди принадлежат к высшим млекопитающим, образуя особый вид Homo sapiens, следовательно, человека можно рассматривать также и как биологическое существо. Включённость человека сразу в два мира – мир общества и мир органической природы – порождает немало проблем, как касающихся актуального существования людей, так и связанных с объяснением самой природы человека. Среди последних можно выделить две наиболее существенных. Первая связана с решением вопроса, какое из начал – биологическое или социальное – является доминирующим, определяющим в формировании способностей, чувств, поведения людей и каким образом осуществляется взаимосвязь биологического и социального в человеке. В философской литературе сложились два подхода к решению этого вопроса. Согласно первому человеческая природа всецело социальна. Согласно второму она не только социальная, но и биологическая. При этом речь идёт не о влиянии биологических детерминант (набор генов, баланс гормонов, обмен веществ и т.
д.), а о том, существуют ли биологически запрограммированные протосоциальные схемы поведения человека. Сторонники первого, утверждая, что человек рождается с единственной способностью, «способностью приобретать человеческие способности» (выражение А. Н. Леонтьева), ссылаются на пример воспитания слепоглухих от рождения детей. Используя специальные методики, основанные на концепции предметной деятельности, таких детей постепенно приучали к орудийной деятельности, вплоть до сложных навыков письма, учили говорить, читать и писать с помощью азбуки Брайля. В результате формировались люди, которые при учете врожденных дефектов в остальных отношениях являлись вполне нормальными.
Сторонники второго подхода ссылаются на данные социобиологии, усиленно развивающейся с 1975 года. Согласно этой точки зрения большинство стереотипных форм человеческого поведения свойственно и млекопитающим, а некоторые более специфические формы – поведению приматов. Основоположник социобиологии Э. Уилсон к стереотипным формам относит взаимный альтруизм, защиту определенного местообитания, агрессивность, следование отработанным эволюцией формам сексуального поведения, семейственность (непотизм) и др. При этом все приведенные термины используются в метафорическом ключе, так как у животных эти механизмы не осознаются.
Суть другой проблемы заключается в том, что, признавая уникальность, своеобразие и неповторимость каждого человека в его практической жизни, мы, однако, группируем людей по различным признакам, одни из которых определяются биологически (пол, возраст и т. д.), другие – социально, а некоторые – взаимодействием того и другого. Возникает вопрос, какое же значение в жизни общества имеют биологически обусловленные различия между людьми и группами людей? В этой связи сформировались экстремистские «теории», согласно которым природа каждой человеческой расы различна, существуют высшие и низшие расы, отличающиеся друг от друга многими признаками, начиная от формы черепа и кончая умственными способностями. Однако эти теории, как показывают соответствующие исследования, не имеют научного подтверждения.
Рассматривая с различных сторон проблему человека, нельзя обойти и вопрос о жизни и смерти. При этом пристальный интерес к этой стороне существования каждого индивида, к его конечности просматривается, начиная с древнейших времен и до наших дней. Действительно, каждый из нас проходит, по сути дела один, и тот же путь, прочерчивая траекторию от рождения через все перипетии жизни вплоть до ее завершения, до смерти. Естественно поэтому стремление, с одной стороны, прояснить само понятие жизни, понять ее смысл и особенно разобраться с вопросом о смерти, с вопросом о конечности жизни. Еще древние римляне оставили нам в наследство крылатые слова: «Memento mori!» – помни о смерти. Не случайно эти вопросы всегда занимали не только религию и философию, но и искусство, где, в частности, трагическое обычно связано со смертью, с гибелью героев.
Смерть – естественный конец всякого живого существа. Человек в отличие от всех других живых существ сознает свою смертность. С точки зрения осознания смысла смерти как завершающего момента человеческой жизни смерть и рассматривалась всегда философией.
Еще в глубокой древности египтяне утверждали, что земное су-ществование человека выступает как подготовка к загробному бытию. Отсюда вытекало построение и укрепление гробниц, развитый культ мертвых. Близок к этой позиции и культ предков, согласно которому умерший продолжает существовать в своих потомках и лишь при их отсутствии умирает окончательно. Уже в этих подходах заметно стремление людей преодолеть трагизм смерти, конечность жизни. Преодолеть страх смерти и дать ей своеобразное истолкование пытался Сократ, утверждавший, согласно Платону, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». Платон же, развивая этот взгляд, утверждал, что смерть есть отделение души от тела, ее освобождение из «темницы». Тем самым смерть оказывалась лишь смертью тела, тогда как бессмертная душа продолжала существовать, хотя и в ином, неземном измерении (если она не переселялась в другое тело).
Так еще в древности родилась идея вечности и бессмертия души, призванная смягчить трагизм смерти и по-своему преодолеть конечность жизни. В дальнейшем в различных вариантах она использовалась в разных религиозных системах, в том числе и в христианстве, а через него эта идея стала определяющей традицией в европейской духовной жизни.
Иное понимание смерти и путей преодоления страха перед ней складывается в философии Эпикура. Суть позиции Эпикура предельно проста. Во-первых, душа смертна, она умирает вместе с телом, а во-вторых, смерти для человека не существует, так как он с ней «не встречается» и ему в силу этого нечего ее страшиться.
Эта мысль по-своему глубока.
В Новое время был продолжен диалог сторонников идеи бессмертия души и преодоления, хотя и иллюзорного, конечности человеческого бытия и тех, кто пытался решать эту проблему с рационалистических позиций. По словам Спинозы, «человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни». Иными словами, философ в противовес формуле «Помни о смерти!» призывает: «Помни о жизни!» и размышляет о ней.
По сути дела, и поныне намеченные выше два различных подхода, хотя и в своих специфических вариантах, прослеживаются в религиозной и философской мысли. Либо это те или иные варианты идеи бессмертия души и продолжения ее жизни в потустороннем мире, либо это утверждение конечности жизни индивида, обретающего бессмертие лишь в продолжении человеческого рода и в известном смысле в своих земных деяниях.
ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
Рассмотрение человека как особой философской темы обусловлено потребностью в целостном подходе к его изучению. Потребность эта развивается по мере того, как интерес к человеку становится универсальной тенденцией совокупности конкретных наук: политэкономии, социологии, биологии, медицины, астрономии и географии. Она продиктована научно–технической революцией, развитием человечества как мирового сообщества, обострением глобальных проблем и негативными последствиями человеческих издержек прогресса современной эпохи.
Но поскольку не существует отдельной специальной науки о человеке, а в его комплексном исследовании участвуют различные дисциплины, всё ощутимее становится необходимость интеграции наук о человеке в единую, практически ориентированную систему. Эта задача не может быть решена без формирования категориально–понятийного аппарата, отражающего человеческую целостность, а последнее осуществимо только в рамках философии.
Со второй половины XIX века, когда стало общепризнанным, что человек – это продукт биологической эволюции, центральными для всей антропологической проблематики стали вопросы об основном отличии людей от высокоорганизованных животных и о научном объяснении этого отличия.
Поведение животного представляет собой одну из форм функционирования его организма. Именно структура организма обуславливает потребности животных и программы их поведения. С одной стороны, уже при рождении всякое животное наделено богатым набором инстинктов, которые позволяют ему приспособиться к известным условиям обитания, но, с другой стороны, эта же особенность ограничивает индивидуальные вариации поведения животных.
Человек, в отличие от животных, может вести себя «по мерке любого вида», как отмечал К. Маркс, но самое существенное состоит в том, что наблюдаются глубокие различия в поведении людей, принадлежащих к исторически различным обществам или группам. У человека роль заданной программы начинает играть не генетическая информация, имеющая наследственный характер, а то, что называется культурой. Место «генетических инструкций» теперь занимают нормы, которые передаются с помощью таких средств, как язык (членораздельная речь), показ и пример. Однако культура – это та форма, в которой развиваются и передаются из поколения в поколение взаимосвязи человеческих индивидов, но вовсе не причина, в силу которой они образуются и воспроизводятся.
Человек только тогда начинает отличать себя от животных, когда начинает производить необходимые ему жизненные средства. Одновременно с этим возникает и социальная сфера, общество, в котором, в отличие от различных объединений животных (стада, стаи и т. д.), доминирует не индивидуальный инстинкт самосохранения, а единство культурных норм.
Современные научные представления о становлении человека опираются в основном на гипотезы, так как каждое новое открытие в этой области часто приводит к разрушению формирующихся теорий. Антропология и философия подходят к решению данной проблемы с противоположных позиций. Антропологи стремятся отыскать «недостающее звено» в биологической эволюции от обезьяноподобного предка человека к Homo sapiens, а философы – выявить и обрисовать сам революционный скачок, который имел место в процессе человеческого становления.
Как показывают современные исследования, становление человека было неразрывно связано с процессом становления общества, и вместе они представляют собой то, что принято называть антропосоциогенезом. Этот процесс длился по различным данным в течение 3 – 3,5 млн. лет, что почти в тысячу раз дольше, чем вся «писаная история».
Важную роль в объяснении общего смысла антропосоциогенеза играет трудовая гипотеза, созданная в марксистском учении и признанная многими антропологами– немарксистами. Так как этот процесс имеет комплексный характер, то и труд в нём занимает центральное, но не исходное место. Труд сам имеет генезис, превращаясь в полноценную предметно-практическую деятельность лишь во взаимодействии с такими факторами социализации, как язык, сознание, нравственность, мифология и т. д.
Считается, что производство орудий совершалось ещё на досознательном, животном уровне. Это имело своим ближайшим следствием ослабление и разложение инстинктивной основы поведения. Так как первые орудия труда по преимуществу были орудиями для охоты, а значит, и для убийства, их легко было использовать во внутристадных конфликтах между самцами за обладание самками. Зародившийся труд требовал для своего развития внутристадного мира, что было возможно лишь через переход от стада к обществу. Инстинктивное изготовление орудий диктовало необходимость надбиологического объединения, отвечающего задаче производственно-хозяйственной кооперации индивидуальных условий. Решать эту задачу можно было лишь при содействии вторичных средств социализации, одним из которых был язык. Речь, с точки зрения Л. С. Выготского, с одной стороны, имеет ярко выраженный предметный характер, с другой – сама обеспечивает успешное развитие предметно-практической деятельности людей. Язык не просто пассивно фиксирует независимо от него появившиеся предметные различения и смыслы. Он участвует в самом порождении нашей предметной среды, равно как и социального единства человеческих индивидов. Посредством языка конструировалась сама социальность.
Ещё одно поистине революционное изменение происходит в сфере произведения потомства, оно оказало глубокое воздействие на человека как субъекта предметнопрактической деятельности. Происходит переход от эндогамных (близкородственных) брачных отношений к экзогамным (межродовым) отношениям. Экзогамия, опиравшаяся на запрет (табу) близкородственных связей, породила первый в ряду простейших нравственно-социальных запретов, значимость этого запрета сохраняется и в современной культуре. Подобные запреты конституировали первобытнородовую общину в противовес животному стаду. Такие запреты отличались от стадных инстинктов любой степени сложности несколькими существенными признаками:
-
Нравственносоциальные запреты касаются всех членов родовой общины – и слабых, и сильных, тогда как в стаде они касаются только слабейших особей. -
Они принципиально несводимы к инстинкту самосохранения, диктуя человеку поступки, подчас индивидуально вредные (самоограничение), а иногда даже и самоубийственные (самопожертвование). -
Они имеют характер обязательств, нарушение которых влечёт за собой кару, исполняемую общиной как целым. Нарушитель уподобляется иноплеменнику или животному и в качестве такового может быть убит.
Первые простейшие нравственно-социальные требования, а именно: запрет на кровосмесительство, абсолютный запрет на убийство соплеменника и требование поддержания жизни любого из соплеменников, независимо от его приспособленности к жизни, не были отменены позднейшей моралью, напротив, они получили дальнейшее развитие и конкретизацию.
Из приведенных выше оценок сущности человека вытекает, что, с одной стороны, человек представляет собой совокупность общественных отношений, то есть социальное существо, а с другой стороны, человек – это неотъемлемая часть природы. С этой точки зрения люди принадлежат к высшим млекопитающим, образуя особый вид Homo sapiens, следовательно, человека можно рассматривать также и как биологическое существо. Включённость человека сразу в два мира – мир общества и мир органической природы – порождает немало проблем, как касающихся актуального существования людей, так и связанных с объяснением самой природы человека. Среди последних можно выделить две наиболее существенных. Первая связана с решением вопроса, какое из начал – биологическое или социальное – является доминирующим, определяющим в формировании способностей, чувств, поведения людей и каким образом осуществляется взаимосвязь биологического и социального в человеке. В философской литературе сложились два подхода к решению этого вопроса. Согласно первому человеческая природа всецело социальна. Согласно второму она не только социальная, но и биологическая. При этом речь идёт не о влиянии биологических детерминант (набор генов, баланс гормонов, обмен веществ и т.
д.), а о том, существуют ли биологически запрограммированные протосоциальные схемы поведения человека. Сторонники первого, утверждая, что человек рождается с единственной способностью, «способностью приобретать человеческие способности» (выражение А. Н. Леонтьева), ссылаются на пример воспитания слепоглухих от рождения детей. Используя специальные методики, основанные на концепции предметной деятельности, таких детей постепенно приучали к орудийной деятельности, вплоть до сложных навыков письма, учили говорить, читать и писать с помощью азбуки Брайля. В результате формировались люди, которые при учете врожденных дефектов в остальных отношениях являлись вполне нормальными.
Сторонники второго подхода ссылаются на данные социобиологии, усиленно развивающейся с 1975 года. Согласно этой точки зрения большинство стереотипных форм человеческого поведения свойственно и млекопитающим, а некоторые более специфические формы – поведению приматов. Основоположник социобиологии Э. Уилсон к стереотипным формам относит взаимный альтруизм, защиту определенного местообитания, агрессивность, следование отработанным эволюцией формам сексуального поведения, семейственность (непотизм) и др. При этом все приведенные термины используются в метафорическом ключе, так как у животных эти механизмы не осознаются.
Суть другой проблемы заключается в том, что, признавая уникальность, своеобразие и неповторимость каждого человека в его практической жизни, мы, однако, группируем людей по различным признакам, одни из которых определяются биологически (пол, возраст и т. д.), другие – социально, а некоторые – взаимодействием того и другого. Возникает вопрос, какое же значение в жизни общества имеют биологически обусловленные различия между людьми и группами людей? В этой связи сформировались экстремистские «теории», согласно которым природа каждой человеческой расы различна, существуют высшие и низшие расы, отличающиеся друг от друга многими признаками, начиная от формы черепа и кончая умственными способностями. Однако эти теории, как показывают соответствующие исследования, не имеют научного подтверждения.
Рассматривая с различных сторон проблему человека, нельзя обойти и вопрос о жизни и смерти. При этом пристальный интерес к этой стороне существования каждого индивида, к его конечности просматривается, начиная с древнейших времен и до наших дней. Действительно, каждый из нас проходит, по сути дела один, и тот же путь, прочерчивая траекторию от рождения через все перипетии жизни вплоть до ее завершения, до смерти. Естественно поэтому стремление, с одной стороны, прояснить само понятие жизни, понять ее смысл и особенно разобраться с вопросом о смерти, с вопросом о конечности жизни. Еще древние римляне оставили нам в наследство крылатые слова: «Memento mori!» – помни о смерти. Не случайно эти вопросы всегда занимали не только религию и философию, но и искусство, где, в частности, трагическое обычно связано со смертью, с гибелью героев.
Смерть – естественный конец всякого живого существа. Человек в отличие от всех других живых существ сознает свою смертность. С точки зрения осознания смысла смерти как завершающего момента человеческой жизни смерть и рассматривалась всегда философией.
Еще в глубокой древности египтяне утверждали, что земное су-ществование человека выступает как подготовка к загробному бытию. Отсюда вытекало построение и укрепление гробниц, развитый культ мертвых. Близок к этой позиции и культ предков, согласно которому умерший продолжает существовать в своих потомках и лишь при их отсутствии умирает окончательно. Уже в этих подходах заметно стремление людей преодолеть трагизм смерти, конечность жизни. Преодолеть страх смерти и дать ей своеобразное истолкование пытался Сократ, утверждавший, согласно Платону, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». Платон же, развивая этот взгляд, утверждал, что смерть есть отделение души от тела, ее освобождение из «темницы». Тем самым смерть оказывалась лишь смертью тела, тогда как бессмертная душа продолжала существовать, хотя и в ином, неземном измерении (если она не переселялась в другое тело).
Так еще в древности родилась идея вечности и бессмертия души, призванная смягчить трагизм смерти и по-своему преодолеть конечность жизни. В дальнейшем в различных вариантах она использовалась в разных религиозных системах, в том числе и в христианстве, а через него эта идея стала определяющей традицией в европейской духовной жизни.
Иное понимание смерти и путей преодоления страха перед ней складывается в философии Эпикура. Суть позиции Эпикура предельно проста. Во-первых, душа смертна, она умирает вместе с телом, а во-вторых, смерти для человека не существует, так как он с ней «не встречается» и ему в силу этого нечего ее страшиться.
Эта мысль по-своему глубока.
В Новое время был продолжен диалог сторонников идеи бессмертия души и преодоления, хотя и иллюзорного, конечности человеческого бытия и тех, кто пытался решать эту проблему с рационалистических позиций. По словам Спинозы, «человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни». Иными словами, философ в противовес формуле «Помни о смерти!» призывает: «Помни о жизни!» и размышляет о ней.
По сути дела, и поныне намеченные выше два различных подхода, хотя и в своих специфических вариантах, прослеживаются в религиозной и философской мысли. Либо это те или иные варианты идеи бессмертия души и продолжения ее жизни в потустороннем мире, либо это утверждение конечности жизни индивида, обретающего бессмертие лишь в продолжении человеческого рода и в известном смысле в своих земных деяниях.