ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 27.03.2024
Просмотров: 230
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
чинает рассказчик так:
– Ну, а вот послушайте новый анекдот еще об одном гене- рале… – Все, конечно, понимают, что речь идет о Берди-Па- ше, тем более что среди рассказчиков многие – настоящие имитаторы и с карикатурным совершенством подражают ме- таллическому голосу полковника, его обрывистой, с кратки- ми фразами речи и со странной манерой употреблять ерь на конце глаголов.
Берди-Паша понимает, изводится, вращает глазами, при- кусывает губу, но сделать ничего не может – боится попасть в смешное или неприятное положение. Но татарская кровь горяча и злопамятна. Берди-Паша молча готовит месть.
Однажды в самый жаркий и душный день лета он назнача- ет батальонное учение. Батальон выходит на него в шинелях через плечо, с тринадцатифунтовыми винтовками Бердана,
с шанцевым инструментом за поясом. Он выводит батальон на Ходынское поле в двухвзводной колонне, а сам едет сбоку на белой, как снег, Кабардинке, офицеры при своих ротах и взводах.
Надо сказать, что Берди-Паша, вероятно, один из самых совершеннейших и тончайших мастеров и знатоков бата- льонного учения во всем корпусе русских офицеров.
Он не давал батальону роздыха (это оттого, что сам сидит на Кабардиновке, сердито думали юнкера) и только изредка,
сделав десять, пятнадцать построений, командовал:
– Вольно. Оправиться. С мест не сходить, – чтобы че-
– Ну, а вот послушайте новый анекдот еще об одном гене- рале… – Все, конечно, понимают, что речь идет о Берди-Па- ше, тем более что среди рассказчиков многие – настоящие имитаторы и с карикатурным совершенством подражают ме- таллическому голосу полковника, его обрывистой, с кратки- ми фразами речи и со странной манерой употреблять ерь на конце глаголов.
Берди-Паша понимает, изводится, вращает глазами, при- кусывает губу, но сделать ничего не может – боится попасть в смешное или неприятное положение. Но татарская кровь горяча и злопамятна. Берди-Паша молча готовит месть.
Однажды в самый жаркий и душный день лета он назнача- ет батальонное учение. Батальон выходит на него в шинелях через плечо, с тринадцатифунтовыми винтовками Бердана,
с шанцевым инструментом за поясом. Он выводит батальон на Ходынское поле в двухвзводной колонне, а сам едет сбоку на белой, как снег, Кабардинке, офицеры при своих ротах и взводах.
Надо сказать, что Берди-Паша, вероятно, один из самых совершеннейших и тончайших мастеров и знатоков бата- льонного учения во всем корпусе русских офицеров.
Он не давал батальону роздыха (это оттого, что сам сидит на Кабардиновке, сердито думали юнкера) и только изредка,
сделав десять, пятнадцать построений, командовал:
– Вольно. Оправиться. С мест не сходить, – чтобы че-
рез две минуты снова крикнуть: – Батальон, в ружье! (Та- кие частые, но малые остановки, как известно, гораздо боль- ше утомляют пехотинцев, чем сплошной, ровный ход.) Он управлял батальоном, точно играл на гармонии, сжимал ба- тальон так тесно в сближение четырех рот, что он казался маленьким и страшно тяжелым, и разжимал во взводную ко- лонну так, что он казался длинным-предлинным червяком.
Он заставлял «заходить», то есть вращаться, как по циркулю,
целые роты. Он водил батальон прямым, широким, упругим маршем и облическим, правильно косым движением, и вдруг резкой командой: «На руку» – заставлял все четыреста ру- жей ощетиниться на ходу штыками, мгновенно взятыми на- перевес.
Берди-Паша был в эти минуты похож на знаменитого ба- летмейстера, управляющего отлично слаженным кордебале- том, на директора цирка, заставляющего массу нарядных ло- шадей однообразно делать сложные вольты, лансады и пиру- эты, на большого мальчишку, играющего своими раздвиж- ными деревянными солдатиками, заставляя всю их сомкну- тую группу разом сдвигаться и раздвигаться то сверху вниз,
то слева направо.
Команды Паши были отчетливы, а приемы юнкеров абсо- лютно правильны. Но сегодня Артабалевский точно объелся белены и взбесился. Через каждые десять шагов он коман- довал:
– Стой!
Он заставлял «заходить», то есть вращаться, как по циркулю,
целые роты. Он водил батальон прямым, широким, упругим маршем и облическим, правильно косым движением, и вдруг резкой командой: «На руку» – заставлял все четыреста ру- жей ощетиниться на ходу штыками, мгновенно взятыми на- перевес.
Берди-Паша был в эти минуты похож на знаменитого ба- летмейстера, управляющего отлично слаженным кордебале- том, на директора цирка, заставляющего массу нарядных ло- шадей однообразно делать сложные вольты, лансады и пиру- эты, на большого мальчишку, играющего своими раздвиж- ными деревянными солдатиками, заставляя всю их сомкну- тую группу разом сдвигаться и раздвигаться то сверху вниз,
то слева направо.
Команды Паши были отчетливы, а приемы юнкеров абсо- лютно правильны. Но сегодня Артабалевский точно объелся белены и взбесился. Через каждые десять шагов он коман- довал:
– Стой!
И батальон, как один человек, останавливался в два тем- па, а в три других темпа, сняв ружье с плеча, ставил его при- кладом на землю. И тотчас уже опять:
– Батальон, шагом марш, стой, шагом марш, стой, шагом марш, стой.
И на каждой краткой остановке молниеносный, пламенно бешеный разнос:
– Почему приклады стучать? Почему стучать приклады?
Сказано, опускать приклады на землю беззвучно. Беззвучно опускать вам приказано.
И снова:
– Шагом марш. Стой. Зачем, зачем шлепають приклада- ми? Заморю на учении, а заставлю, чтоб никакого звука не было слышно.
Так Берди-Паша каждый раз неистовствовал и крупным галопом носился вокруг батальона, истязая шпорами краса- вицу Кабардинку, которая вся была в мыле и роняла со сво- ей прелестной морды охлопья белой пены, но добиться иде- ального беззвучия он не мог, как ни выходил из себя.
Юнкера знали, в чем здесь дело. Берди не был виноват в том, что заставлял юнкеров исполнять неисполнимое. Вино- ват был тот чрезвычайно высокопоставленный генерал, мо- жет быть, даже принадлежавший к членам императорской фамилии, которого на смотру в казармах усердные солдаты,
да к тому же настреканные начальством на громкую лихость ружейных приемов, так оглушили и одурманили битьем де-
ревянными прикладами о деревянный пол, что он мог толь- ко сказать с унынием:
– Да, все это очень хорошо, но хотелось бы, чтобы было потише. Согласитесь, что такими мощными ударами можно потрясти берданку и значительно испортить ее тонкие, весь- ма чувствительные внутренние части.
Замечание это было разослано для принятия ко внима- нию во все округа, корпуса, дивизии и полки. Военная служ- ба – строгая служба. В ней нет места ни своеволию, ни от- казу, ни возражению. Приказано и – делать. И притом не рассуждать. Но беспрестанные «Марш» и «Стой» в сопро- вождении татарских наскоков Берди-Паши извели и утоми- ли юнкеров, а главное, наскучили до смерти. Сначала один,
двое, трое юнкеров, по усталости и небрежности и отчасти по случайности, слишком громко поставили приклады. Со- седи поддержали их из проказливости, показала свою власть и липкая подражательность. По батальону побежал магнети- ческий слух: «Берди-Пашу травят! Травите Берди-Пашу».
И тогда уже весь батальон, четыреста человек, стали при каждой команде «стой» изо всех сил бить прикладами по су- хой земле.
Батальонный не растерялся. Он озверел; пятя свою Кабар- динку задом на строй первой роты, позеленевший от злобы,
он кричал обрывающимся голосом:
– Не хочете? Не желаете? Разнежничались? А, вот я вас всех сейчас до выставки погоню, туда и обратно.
– Да, все это очень хорошо, но хотелось бы, чтобы было потише. Согласитесь, что такими мощными ударами можно потрясти берданку и значительно испортить ее тонкие, весь- ма чувствительные внутренние части.
Замечание это было разослано для принятия ко внима- нию во все округа, корпуса, дивизии и полки. Военная служ- ба – строгая служба. В ней нет места ни своеволию, ни от- казу, ни возражению. Приказано и – делать. И притом не рассуждать. Но беспрестанные «Марш» и «Стой» в сопро- вождении татарских наскоков Берди-Паши извели и утоми- ли юнкеров, а главное, наскучили до смерти. Сначала один,
двое, трое юнкеров, по усталости и небрежности и отчасти по случайности, слишком громко поставили приклады. Со- седи поддержали их из проказливости, показала свою власть и липкая подражательность. По батальону побежал магнети- ческий слух: «Берди-Пашу травят! Травите Берди-Пашу».
И тогда уже весь батальон, четыреста человек, стали при каждой команде «стой» изо всех сил бить прикладами по су- хой земле.
Батальонный не растерялся. Он озверел; пятя свою Кабар- динку задом на строй первой роты, позеленевший от злобы,
он кричал обрывающимся голосом:
– Не хочете? Не желаете? Разнежничались? А, вот я вас всех сейчас до выставки погоню, туда и обратно.
Чей-то неведомый голос вдруг возразил из середины строя:
– Ан не погонишь!
– Не погоню? – взревел Паша изо всей силы своего голоса,
и лицо его пошло красными пятнами. – Не прогоню? Два раза прогоню: туда и обратно и еще раз – туда и обратно…
Батальон, на плечо. Шагом марш!
Ошарашенный этой грозной вспышкой, батальон двинул- ся послушно и бодро, точно окрик послужил ему хлыстом.
Имя юнкера-протестанта так и осталось неизвестным, веро- ятно, он сам сначала опешил от своей бессознательно вы- рвавшейся дерзости, а потом ему стало неловко и как-то стыдно сознаться, тем более что об этом никто уже больше не спрашивал. Спроси Паша сразу на месте, кто осмелился воз- разить ему из строя, виновник немедленно назвал бы свою фамилию: таков был строгий устный адат училища.
Неважно, какому бы тягчайшему наказанию подверг Бер- ди-Паша дерзилу. Гораздо опаснее было бы, если бы весь ба- тальон, раздраженный Пашой до крайности и от души со- чувствовавший смельчаку, вступился в его защиту. Вот тут как раз и висели на волоске события, которые грозили бы многим юнкерам потерею карьеры за несколько дней до вы- пуска, а славному дорогому училищу темным пятном.
Вовсе не от такта, или политики, или жалости ограни- чился Паша длинным маршем, в котором невольно приняли участие ротные командиры и курсовые офицеры. Нет, Бер-
ди-Паша поступил так, влекомый природной глупостью и ослепившим его гневом. Но четырех концов ему все-таки не удалось сделать. В конце третьего – у штабс-капитана Бело- ва, курсового офицера четвертой роты, от жары и усталости хлынула кровь из носа в таком обилии, что ученье пришлось прекратить. Батальон повели обратно, в лагери. У Берди-Па- ши, еще не перестававшего шпорить Кабардинку, был вид тигра, у которого изо рта насильно вырвали добычу.
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 36
Глава XXX. Производство
Упорствуют, не идут, нарочно не хотят идти из Петербур- га волшебные бумаги, имеющие магическое свойство одним своим появлением мгновенно превратить сотни исхудалых,
загоревших дочерна, изнывших от ожидания юношей в бли- стательных, молодых офицеров, в стройных вояк, в храбрых защитников отечества, в кумиров барышень и в украшение армии.
Но Петербург все безмолвствует. Доходят до лагерей смутные слухи, что по каким-то очень важным государствен- ным делам император задержался за границей и производ- ства можно ожидать только в середине второй половины июля месяца.
Училищных офицеров тоже беспокоит и волнует это за- медление. После производства в офицеры бывшие ученики и прямые подчиненные становятся отрезанным ломтем, боль-
ше о них нет ни забот, ни хлопот, ни ответственности, ни даже воспоминаний.
Будущие второкурсники (господа обер-офицеры) обык- новенно дня за три до производства отпускаются в отпуск до начала августа, когда они в один и тот же день и час должны будут прибыть в училищную приемную и, лихо откозыряв дежурному офицеру, громко отрапортовать ему:
– Ваше благородие, является из отпуска юнкер второго курса, такой-то роты и фамилия.
Но от дня производства до явки отпускных у начальства остается почти месяц свободного от занятий времени, кото- рым каждый пользуется по средствам и воображению.
Потому-то весь состав училища становится в эти дни напряженного ожидания нетерпеливее и распущеннее, чем обыкновенно. Занятий почти нет. Ружья на неделю отобра- ны от юнкеров и отправлены в оружейную мастерскую учи- лища. Там старые, постоянные мастера уже успели на глаз, на ощупь и через специальное маленькое зеркальце осмотреть все раковинки, ржавчинки, и царапинки, и другие повре- ждения, которые принесли ружьям плохая чистка и небреж- ное обращение. Старшему курсу уже был прислан отчет о том, какая сумма будет вычтена при производстве с каждо- го юнкера за порчу казенных вещей (Александрову насчита- ли ужасно много: тринадцать рублей сорок восемь копеек),
второй курс заплатит свою пеню в будущем году.
Занимаются подзубриванием уставов, перечислением лиц
Будущие второкурсники (господа обер-офицеры) обык- новенно дня за три до производства отпускаются в отпуск до начала августа, когда они в один и тот же день и час должны будут прибыть в училищную приемную и, лихо откозыряв дежурному офицеру, громко отрапортовать ему:
– Ваше благородие, является из отпуска юнкер второго курса, такой-то роты и фамилия.
Но от дня производства до явки отпускных у начальства остается почти месяц свободного от занятий времени, кото- рым каждый пользуется по средствам и воображению.
Потому-то весь состав училища становится в эти дни напряженного ожидания нетерпеливее и распущеннее, чем обыкновенно. Занятий почти нет. Ружья на неделю отобра- ны от юнкеров и отправлены в оружейную мастерскую учи- лища. Там старые, постоянные мастера уже успели на глаз, на ощупь и через специальное маленькое зеркальце осмотреть все раковинки, ржавчинки, и царапинки, и другие повре- ждения, которые принесли ружьям плохая чистка и небреж- ное обращение. Старшему курсу уже был прислан отчет о том, какая сумма будет вычтена при производстве с каждо- го юнкера за порчу казенных вещей (Александрову насчита- ли ужасно много: тринадцать рублей сорок восемь копеек),
второй курс заплатит свою пеню в будущем году.
Занимаются подзубриванием уставов, перечислением лиц
императорской фамилии, караулом при знамени и перед по- роховым погребом, немного гимнастикой, немного марши- ровкой.
Юнкеров, взявших вакансии в артиллерию, училищный берейтор Плакса каждый день тренирует в верховой езде.
Больше всего увлекаются купаньем – погода стоит пламен- ная.
Даже травля надоела. Попробовал Александров однажды вечером запустить последнюю оставшуюся у него ракету, –
как раз она и вылетела шикарно, и разорвалась эффектно.
Но никто не послал ей вслед острого словца, только на взрыв какой-то юнкер ответил: «Пуп» – и так уныло у него вышло,
как будто бы он собирался крикнуть: «А производства-то все нет…»
Третья рота устроила перед своими бараками пышное представление под заглавием «Высокое награждение султа- ном ниневийским храброго джигита и абрека Берди-Пашу».
Постановка была очень недурна, принимая во внимание, что декорации и костюмы были сделаны из простынь, подушек,
шинелей, цветной бумаги и древесных веток. Юнкер Пав- лов, изображавший Пашу, обмотал лоб громаднейшим тюр- баном, посол султана был в белом остроконечном картонном колпаке, усеянном звездами. Собственная музыка сыграла при входе посла ниневийского марш; инструментами музы- кантам служили головные гребешки, бумажные трубы, само- дельные барабаны и свой собственный свист.
Юнкеров, взявших вакансии в артиллерию, училищный берейтор Плакса каждый день тренирует в верховой езде.
Больше всего увлекаются купаньем – погода стоит пламен- ная.
Даже травля надоела. Попробовал Александров однажды вечером запустить последнюю оставшуюся у него ракету, –
как раз она и вылетела шикарно, и разорвалась эффектно.
Но никто не послал ей вслед острого словца, только на взрыв какой-то юнкер ответил: «Пуп» – и так уныло у него вышло,
как будто бы он собирался крикнуть: «А производства-то все нет…»
Третья рота устроила перед своими бараками пышное представление под заглавием «Высокое награждение султа- ном ниневийским храброго джигита и абрека Берди-Пашу».
Постановка была очень недурна, принимая во внимание, что декорации и костюмы были сделаны из простынь, подушек,
шинелей, цветной бумаги и древесных веток. Юнкер Пав- лов, изображавший Пашу, обмотал лоб громаднейшим тюр- баном, посол султана был в белом остроконечном картонном колпаке, усеянном звездами. Собственная музыка сыграла при входе посла ниневийского марш; инструментами музы- кантам служили головные гребешки, бумажные трубы, само- дельные барабаны и свой собственный свист.
Сцена роскошно освещалась четырьмя стеариновыми све- чами. Посол низко поклонился Берди-Паше, а Берди-Паша послу. Затем посол приказал своей свите: «Приведите при- сланных одалисок».
Свита ушла и через минуту вернулась назад, поддерживая с нежностью двух смазливых юнкеров, одетых в роскошные женские одежды из простынь.
– О прелестные одалиски, упоите зрение знаменитого во- ина Берди-Паши вашими грациозными танцами.
Оркестр грянул «Турецкий патруль», и под него одалиски протанцевали изумительный танец, виляя бедрами и бока- ми, вращая животами, оглядывая публику сладострастными восточными взорами.
– Теперь довольно, – сказал посол и поклонился Паше.
Паша сделал то же самое. – О великий батырь Буздыхан и
Кисмет, – сказал посол. – Мой владыко, сын солнца, брат луны, повелитель царей, жалует тебе орден великого Клиза- помпа и дает тебе новый важный титул. Отныне ты будешь называться не просто Берди-Паша, а торжественно: Халда,
Балда, Берди-Паша. И знай, что четырехстворчатое имя счи- тается самым высшим титулом в Ниневии. В знак же твоего величия дарую тебе два драгоценных камня: желчный и мо- чевой.
Новоиспеченный Халда, Балда, Берди-Паша глубоко по- клонился послу, посол сделал то же и потом сказал:
– Мой повелитель дарит тебе этих прекрасных ниневиа-
тинок.
– Ни, ни! – закачал Паша головою. – Что я с ними буду делать? Мне они незачем. А вот место евнуха в султановом гареме, да еще с порядочным жалованьем, от этого я бы не отказался…
– Будь им с нынешнего числа, – сказал посол. – Я вовсе не посол, а сам султан. Ты нравишься мне, Берди. Идем-ка вме- сте в трактир. Пьеса окончена. Что? Хорошо я играл, госпо- да почтенные зрители?
Эта пьеса-церемония была придумана за час до представ- ления и, по совести, никуда не годилась. Она не имела ни- какого успеха. К тому же у юнкеров еще не вышло из памя- ти недавнее тяжелое столкновение с Артабалевским, где обе стороны были неправы. Юнкерская даже больше.
Но зато первая рота, государева, в скором времени отве- тила третьей – «знаменной», поистине великолепным зрели- щем, которое называлось «Похороны штыка» и, кажется, бы- ло наследственным, преемственным. «Жеребцы» не пожале- ли ни времени, ни хлопот и набрали, бывая по воскресеньям в отпуску, множество бутафорского материала.
Начали они, когда слегка потемнело. Для начала была пу- щена ракета. Куда до нее было кривым, маленьким и непо- слушным ракетишкам Александрова, – эта работала и ши- пела, как паровоз, уходя вверх, не на жалкие какие-нибудь сто, двести сажен, а на целых две версты, лопнувши так, что показалось, земля вздрогнула и рассыпала вокруг себя мас-
– Ни, ни! – закачал Паша головою. – Что я с ними буду делать? Мне они незачем. А вот место евнуха в султановом гареме, да еще с порядочным жалованьем, от этого я бы не отказался…
– Будь им с нынешнего числа, – сказал посол. – Я вовсе не посол, а сам султан. Ты нравишься мне, Берди. Идем-ка вме- сте в трактир. Пьеса окончена. Что? Хорошо я играл, госпо- да почтенные зрители?
Эта пьеса-церемония была придумана за час до представ- ления и, по совести, никуда не годилась. Она не имела ни- какого успеха. К тому же у юнкеров еще не вышло из памя- ти недавнее тяжелое столкновение с Артабалевским, где обе стороны были неправы. Юнкерская даже больше.
Но зато первая рота, государева, в скором времени отве- тила третьей – «знаменной», поистине великолепным зрели- щем, которое называлось «Похороны штыка» и, кажется, бы- ло наследственным, преемственным. «Жеребцы» не пожале- ли ни времени, ни хлопот и набрали, бывая по воскресеньям в отпуску, множество бутафорского материала.
Начали они, когда слегка потемнело. Для начала была пу- щена ракета. Куда до нее было кривым, маленьким и непо- слушным ракетишкам Александрова, – эта работала и ши- пела, как паровоз, уходя вверх, не на жалкие какие-нибудь сто, двести сажен, а на целых две версты, лопнувши так, что показалось, земля вздрогнула и рассыпала вокруг себя мас-
