Файл: Блок М. Апология истории или ремесло историка.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 11.04.2024

Просмотров: 175

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

М а р к Блок ФЕОДАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Том I . Часть первая, книга I I . Условия жизни и духовная атмосфера

Глава первая

МАТЕРИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ И ХАРАКТЕР ЭКОНОМИКИ

1. Два феодальных периода

Устройство управляющих обществом учреждений можно по-настояще­ му объяснить, лишь зная данную человеческую среду в целом. Иллюзор­ ная работа, которую мы проделываем, превращая существо из плоти и крови в разные призраки, вроде homo oeconomicus, philosophicus, ju - ridicus, полезна только в той степени, в какой мы не поддаемся ее соблазнам. Вот почему, хотя в этой серии 1 уже есть книги, посвященные различным аспектам средневековой цивилизации, нужно полагать, что опи­ сания, сделанные в них под углом зрения, отличным от нашего, не осво­ бождают от необходимости напомнить здесь основные черты исторического климата, характерного для европейского феодализма. Стоит ли добавлять, что, помещая этот очерк почти в начале книги, я вовсе не считаю, будто категории фактов, которые тут будут вкратце очерчены, обладают невесть, какой первостепенной важностью. Когда сопоставляешь два частных фено~ мена, относящихся к различным рядам (например, особый тип поселения и некие формы юридических групп), неизбежно возникает щекотлива» проблема причины и следствия. Но если мы, сравнивая две цепи по при­ роде несхожих явлений и рассматривая их эволюцию на протяжении веков, скажем: «Вот тут все причины, а вот там — все следствия», то подобна» дихотомия будет уж вовсе лишена смысла. Разве общество, как и дух че­ ловека, не является сплетением непрестанных взаимодействий? И все же

у любого исследования есть своя собственная ось. Анализ экономики или психологии, конечные пункты, с точки зрения изысканий, иначе ориенти­ рованных,— отправной пункт для историка социальной структуры.

В этой предваряющей картине, сознательно ограниченной в смысле темы, придется останавливаться лишь на самом существенном и наименее сомнительном. Об одном же намеренном пробеле надо все же сказать пару слов. Поразительный расцвет искусства в феодальную эпоху, по коайней мере с X I в., не только создал в глазах потомства неувядающею славу этой эпохе в жизни человечества. Искусство служило тогда языком для выражения наиболее возвышенных форм религиозного чувства, равно

как и для столь характерного взаимопроникновения священных

и мир­

ских сюжетов, самыми наивными свидетельствами чего остались

некото­

рые фризы и капители в церквах. Но, кроме того, искусство очень часто служило как бы прибежищем для духовных ценностей, которые не могли проявиться иным образом. Умеренность, к которой эпос был совер­ шенно неспособен, следует искать а романской архитектуре. Точное мыш­ ление, которого не могли достигнуть нотариусы в своих грамотах, царило в работе строителей сводов. Однако отношения, связывающие пластическое выражение с другими аспектами цивилизации, пока еще слишком мало изучены, слишком, как нам кажется, сложны и слишком часто характе­ ризуются отставанием или отклонениями; поэтому здесь придется не за­ трагивать проблем, создаваемых столь тонкими связями и столь вопиющи­ ми, на первый взгляд, противоречиями.

Было бы все же грубой ошибкой рассматривать «феодальную цивили­

зацию» как нечто

цельное

во времени. К середине X I

в.

наблюдается

ряд весьма глубоких и всеобщих изменений, которые,

 

несомненно,

вы

звало или сделало возможными прекращение последних

нашествий 2 ;

но в

той мере, в какой

эти изменения были его результатом,

они

проявились

с запозданием в

несколько

поколений.

Разумеется, то

 

был

не разрыв,

а смена направления, которая, несмотря

на неизбежную

разновременность,

в зависимости от страны и рассматриваемого феномена, охватила одну за другой почти все кривые социальной жизни. Короче, было два последова­ тельных «феодальных» периода с весьма различными ведущими тональ­

ностями. В дальнейшем

мы постараемся наметить как общие черты, так

и различия в этих двух

фазах.

2. Первый феодальный период: население

Мы не можем и никогда не сможем определить в цифрах, пусть при­ близительных, численность населения наших стран в течение первого фео­ дального периода. Плотность его наверняка сильно различалась по обла­ стям, и эти различия постоянно увеличивались из-за социальных потрясе­ ний. Наряду с подлинной пустыней иберийских плато, что накладывало на пограничную зону христианства и ислама унылый отпечаток обширного

no

man's land

(англ.: «ничейная земля».

Ред.),

даже наряду с древ­

ней

Германией,

где медленно заполнялись

бреши,

пробитые миграциями


предыдущего периода, земли Фландрии или Ломбардии представляли зоны относительно благополучные. Хотя эти контрасты, равно как их отголоски во всех нюансах цивилизации, бесспорно существенны, основная черта эпохи — повсеместное и резкое снижение демографической кривой. На всей территории Европы было куда меньше людей не только по сравнению с периодом, начинающимся X V I I I в., но даже с временами после X I I в.; также и в провинциях, прежде находившихся под властью римлян, насе­

ление, по всем данным, было гораздо

более малочисленным,

чем в

пе­

риод расцвета империи. Даже в городах

(а население самых

крупных

из

них не превышало нескольких тысяч душ) между домами там и сям вклинивались пустоши, сады, даже поля л пастбища.

Ничтожная плотность населения еще снижалась из-за неравномерно­ го его распределения. Понятно, что в сельских местностях природные условия, а также социальные навыки способствовали сохранению глубоких различий между заселенностью разных зон. В одних местах семьи, по край­ ней мере некоторые, селились подальше одна от другой, каждая в центре

своего земельного

владения — так было

в Лимузене. В других, например

в Иль-де-Франсе,

почти все жители,

напротив, были сосредоточены в

селах. В целом, однако, давление господ и особенно забота о безопасности служили серьезными помехами для слишком большого рассеяния. Смуты раннего средневековья способствовали возникновению многолюдных посе­ лений, где жили очень скученно. Но между этими поселениями повсюду пролегали пустынные земли. Даже под пашни, доставлявшие селу пропита­ ние, надо было выделять, по отношению к числу обитателей, гораздо более обширные пространства, чем в наши дни. Ибо земледелие являлось тогда великим пожирателем территорий3 . На мелко вспаханных и, как

правило, плохо унавоженных нивах колосья

были

тощие

и росли

негусто.

А главное, никогда не подготовлялся под

посев

весь

участок

целиком.

Самые передовые методы чередования культур предписывали, чтобы каж­ дый год половина или треть возделываемой земли отдыхала. Часто быва­ ло и так, что чередование пара и посевов проводилось беспорядочно, и поэтому дикой растительности всегда предоставлялся более длительный отрезок времени, чем культурным растениям; поля в таких случаях от­ воевывались у целины лишь на время, причем на короткое. Так в самом

сердце населенных мест

природа

постоянно

стремилась взять верх. А во­

круг,

окаймляя

селения

и

проникая в них, простирались

леса,

кустар­

ники

и ланды,

огромные

дикие

пространства, где

человек

не то

чтобы

вовсе

отсутствовал, но

где он,

угольщик,

пастух,

отшельник или

изгой,

мог существовать, лишь решившись на долгое отчуждение от подобных себе.

3. Первый феодальный период: коммуникации

Общение между этими распыленными группами людей было сопряже­ но со многими трудностями. Крушение Каролингской империи4 привело к исчезновению последней власти, достаточно разумной, чтобы заботиться об общественных работах, и достаточно сильной, чтобы довести до конца


хотя бы некоторые из них. Даже древние римские дороги — менее прочные, чем обычно думают,— разрушались, так как их не поддерживали. Особен­ но портились мосты, которых уже никто не чинил. Добавьте к этому опасность передвижения, усиливавшуюся из-за сокращения населения, ею же отчасти вызванного. Каким сюрпризом было в 841 г. появление при дворе Карла Лысого в Труа посланцев, которые привезли государю коро­ левские регалии из Аквитании! Горсточка людей со столь драгоценным грузом сумела без помех преодолеть такое огромное пространство, где повсюду свирепствовали грабители. Гораздо меньшее удивление выражено в англосаксонской хронике, где рассказано о том, как в 1061 г. у ворот Рима один из знатнейших баронов Англии, эрл Тостиг, был захвачен шайкой бандитов, взявших с него выкуп.

По сравнению с современным нам миром скорость передвижения в те времена кажется ничтожной. Однако она была не намного меньше, чем впоследствии, до конца средних веков, даже до начала X V I I I в. В отли­ чие от того, что мы наблюдаем теперь, наиболее высокой, причем с весьма существенной разницей, она была на море. 100—150 км в день не явля­ лись для судна каким-то исключительным рекордом, разумеется, если на­ правление ветра было не слишком неблагоприятным. Нормальный дневной переход по суше составлял, можно полагать, в среднем 30—40 км. Так ездили путешественники, которые не мчались, как угорелые: купеческие караваны, знатный сеньор, странствовавший от замка к замку или от од­ ного аббатства к другому, армия, двигавшаяся с обозом. Какой-нибудь

гонец

или кучка

решительных

молодцов

могли,

постаравшись,

проехать

вдвое

больше. Письмо, написанное Григорием

V I I в Риме

8

декабря

1075

г., прибыло

в Гослар, у

подножия

Гарца, 1 января

следующего

года; гонец проделывал примерно по 47 км в день в среднем, а факти­ чески, очевидно, гораздо больше.

Чтобы путешествие было не слишком утомительным и долгим, следо­ вало ехать верхом или в повозке: лошадь, мул не только идут быстрей человека, они лучше пробираются по бездорожью. Сезонные перерывы в связях возникали не столько из-за непогоды, сколько из-за отсутствия корма; уже каролингские m i s s i 5 требовали, чтобы их не посылали в по­ ездки до сенокоса. Между тем опытный пешеход мог, как ныне в Африке, покрыть в короткий срок поразительные расстояния и, вероятно, преодо­ левал некоторые препятствия лучше, чем всадник. Карл Лысый, готовясь

ко

второму

своему

походу

в Италию 6 , намеревался обеспечить

себе связь

с

Галлией,

в том

числе

и через Альпы, с помощью пеших

гонцов.

Неудобные и небезопасные, эти дороги и тропы не были, однако, пустынными. Напротив, там, где транспортировка затруднена, человек вы­ нужден двигаться к вещи, ибо вещи дойти до него не так-то просто. А главное, не было такой службы, такого технического усовершенствова­ ния, которые заменяли бы личный контакт. Управлять государством, сидя во дворце, было невозможно; чтобы держать страну в руках, приходилось беспрестанно разъезжать по ней во всех направлениях. Короли первого феодального периода буквально не вылезали из седла. Так, в течение


одного года, отнюдь не исключительного, а именно 1033, император Кон­ рад I I проехал из Бургундии к польской границе, оттуда в Шампань и, наконец, вернулся в Лужицу.

Барон со свитой постоянно переезжал из одного своего владения в

другое. И не только чтобы

лучше

за ними присматривать.

Приходилось

их посещать, чтобы тут же

на месте употребить съестные припасы, пере­

возка которых в общий центр была

бы и затруднительной

и дорогостоя­

щей. Всякий купец, не имевший агентов, на которых можно возложить заботы о купле-продаже, и вдобавок знавший почти наверняка, что в одном месте он не найдет нужного числа клиентов для обеспечения своих барышей, был разносчиком, «коробейником», странствовавшим в погоне за богатством по горам и долам. Клирик, жаждущий знаний или аскетиче­ ской жизни, должен был пересечь Европу, чтобы добраться до желанного наставника: Герберт из Орильяка7 изучал математику в Испании, а фило­ софию в Реймсе; англичанин Стефан Гардинг постигал праведную мона­ шескую жизнь в бургундском аббатстве Молем. До него святой Эд 8 , буду­ щий настоятель Клюни, объехал всю Францию в поисках монастыря, где братия блюдет устав.

Несмотря на давнюю враждебность бенедиктинского ордена к «пустобродам», плохим монахам, вечно «шатающимся по свету», все в жизни духовенства способствовало кочевому образу жизни: интернациональный тип церкви, использование священниками и образованными монахами ла­ тыни как общего языка; преемственные связи между монастырями, раз­ бросанность земель их вотчин, наконец, «реформы», которые, периодиче­ ски сотрясая огромное тело церкви, превращали места, прежде других захваченные новым духом, в притягательные очаги, куда стекались ото­ всюду жаждущие правильного устава, а также в центры рассеяния, от­ куда ревнители веры устремлялись во все концы во имя торжества ка­ толицизма. Сколько чужаков нашло приют в Клюни! Сколько клюнийцев разлетелось по чужим краям! При Вильгельме Завоевателе во главе почти всех нормандских епископств и крупных аббатств, куда докатились первые волны «григорианского» пробуждения9 , стояли итальянцы или лотарингцы; архиепископ Руана Мориль был уроженцем Реймса и до того, как занял кафедру в Нейстрии, учился в Льеже, преподавал в Саксонии и вел отшельническую жизнь в Тоскане.

Но и простые люди хаживали по дорогам Запада: то были беженцы, спасавшиеся от войны или от голода; искатели приключений, полусол­

даты-полубандиты; крестьяне, которые, ища лучшей жизни, надеялись най­

ти вдали от родины еще невозделанные земли; и, наконец, пилигримы.

Ибо само религиозное умонастроение побуждало к перемещениям, и не

один добрый христианин,

богатый или бедный, клирик или мирянин, по­

лагал, что только дальнее

паломничество может спасти его тело или душу.

Часто отмечалось, что хорошие дороги имеют свойство

образовывать

с выгодой для себя

пустоту вокруг. В феодальную эпоху,

когда все до­

роги были плохими,

не существовало таких дорог, которые могли притя­

нуть к себе все движение. Конечно, особенности рельефа,

традиция, на-


личие рынка или святыни оказывали свое воздействие. Однако с гораздо меньшим постоянством, чем иногда думают историки, изучающие литера­ турные или эстетические влияния. Какое-нибудь случайное происше­ ствие — дорожное несчастье или вымогательства местного сеньора — могло отклонить поток в сторону, и порою надолго. Когда на старинной рим­ ской дороге был сооружен замок, в котором обосновался род рыцарейграбителей господ де Меревиль, а в нескольких лье оттуда аббатство Сен-Дени учредило приорство в Туре, где купцы и паломники находили радушный прием, этого оказалось достаточно, чтобы окончательно откло­ нить на запад проходивший по области Бос отрезок пути из Парижа в Орлеан, отныне навсегда изменивший античным каменным плитам.

Но

главное, с момента отбытия и до прибытия у путешественника

почти

всегда было на выбор несколько маршрутов, ни один из которых

не представлялся безусловно наилучшим. Короче, движение не сосредото­ чивалось в нескольких крупных артериях, но прихотливо растекалось по множеству мелких сосудов. Обитатели любого замка, села или монастыря, даже самого отдаленного, могли рассчитывать, что их время от времени будут посещать странники, эта живая связь с большим миром. Зато не­ много было таких поселений, куда странники наведывались регулярно.

Дорожные препятствия и опасности отнюдь не отбивали вкуса к пере­ движению. Только каждое перемещение становилось целой экспедицией, чуть ли не волнующим приключением. Хотя под давлением необходимости люди не боялись предпринимать довольно далекие путешествия — вернее,

боялись, но, пожалуй, не так, как

в более близкие к нам века,— они

очень неохотно совершали короткие,

но часто повторяющиеся переходы

туда и обратно, которые в других цивилизациях входят в повседневный быт, особенно, если то были люди простые, по роду занятий домоседы.

Отсюда

удивительная, на наш

взгляд, структура системы

общения.

Не было

такого уголка, который

не вступал бы время от

времени в

контакт с этим подобием броуновского движения, непрерывного и в то же время непостоянного, которым было охвачено все общество. Но между двумя близлежащими селениями сношения были куда более редкими, рас­ стояние между людьми, если можно так выразиться, бесконечно большим, чем в наши дни. Если цивилизация феодальной Европы предстает, в за­ висимости от угла зрения, то поразительно универсалистской, то крайне партикуляристской, источник этой антиномии прежде всего в системе ком­ муникаций, столь же благоприятной для далекого распространения тече­ ний весьма общего воздействия, сколь неблагоприятной в малом масштабе для унифицирующего влияния соседских взаимоотношений.

Единственная служба пересылки писем, функционировавшая почти ре­ гулярно в течение всей феодальной эпохи, связывала Венецию и Кон­ стантинополь. Западу она была практически неизвестна. Последние попыт­ ки поддерживать для государя почтовую службу с перекладными по заве­ щанному римскими властями образцу прекратились вместе с распадом Каролингской империи. Для всеобщей дезорганизации тех времен пока­ зательно, что даже у германских государей, подлинных наследников этой