Файл: Под редакцией П. А. Николаева Издание второе, исправленное и дополненное.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.05.2024
Просмотров: 191
Скачиваний: 5
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
*
в собственном сознании по пути, намеченному в произведении автором. Начиная идти по этому пути, читатель еще не знает, куда его приведет проделанная работа. В конце пути оказывается, что воспринятое, воссозданное, осмысленное у каждого читателя будет в сравнении с воссозданным и осмысленным другими, вообще говоря, несколько иным, своеобразным. Иногда разность результата становится резко ощутимой, даже поразительной. Частью эта разность может быть обусловлена многообразием путей воспроизведения и осознания, порожденным и порождаемым самим произведением — его богатством, содержательностью, глубиной. Существуют произведения многогранные, как мир, и, как он, неисчерпаемые.
Частью разность результатов чтения может быть обусловлена и множеством уровней способности воспроизведения, доступных различным читателям. Наконец, эта разность может определяться и развитием одного и того же читателя. Между двумя прочтениями одной и той же вещи, одним и тем же лицом — в лице этом происходит процесс перемены. Часто эта перемена одновременно есть рост читателя, обогащение емкости, дифференцированное™, проницательности его восприимчивости. Бывают не только неисчерпаемые произведения, но и читатели, неиссякающие в творческой силе воспроизведения и понимания.
Отсюда следует, что творческий результат чтения в каждом отдельном случае зависит не только от состояния и достояния читателя в тот момент, когда он приступает к чтению вещи, но и от всей духовной биографии меня, читателя. (...)
Сказанным доказывается относительность того, что в искусстве, в частности в чтении произведений художественной литературы, называется «трудностью понимания». Трудность эта не абсолютное понятие. Моя способность понять «трудное» произведение зависит не только от барьера, который поставил передо мной в этом произведении автор, но и от меня самого, от уровня моей читательской культуры, от степени моего уважения к автору, потрудившемуся над произведением, от уважения к искусству, в котором этому произведению, может быть, суждено сиять в веках, как сияет алмаз.
(...)
Литературное произведение не дано читателю в один неделимый момент времени, сразу, мгновенно.
<...)
Длительность чтения во времени и «мгновенность» каждого отдельного кадра восприятия необычайно повышает требования к творческому труду читателя. До тех пор пока не прочитана последняя страница или строка произведения, в читателе не прекращается сложная работа, обусловленная необходимостью воспринимать вещь во времени. Эта работа воображения, памяти и связывания, благодаря которой читаемое не рассыпается в сознании на механическую кучу отдельных независимых, тут же забываемых кадров и впечатлений, но прочно спаивается, сплавляется в органическую и длящуюся целостную картину жизни.
До прочтения последней страницы не прекращается также работа соотнесения каждой отдельной детали
произведения с его целым. (...) <•••>
Поэтому, не рискуя впасть в парадоксальность, скажем, что строго говоря, подлинным первым прочтением произведения, подлинным первым прослушиванием симфонии может быть только вторичное их прослушивание. Именно вторичное прочтение может быть таким прочтением, в ходе которого восприятие каждого отдельного кадра уверенно относится читателем и слушателем к целому. Только в этом случае целое уже известно из предшествующего — первого — чтения или слушания.
По той же причине наиболее творческий читатель всегда склонен перечитывать выдающееся художественное произведение. Ему кажется, что он еще не прочитал его
ни разу. <•••>
М. НАУМАН ВВЕДЕНИЕ В ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ (1975)
Литературное производство как предпосылка восприятия литературы
Каким образом и в какой мере сможет литература выполнять свои функции как гуманизирующий фактор, зависит от ряда в высшей степени сложных и многообразно воздействующих друг на друга условий, которые тем не менее можно распределить по двум осям взаимоотношений.
Первую ось составляет отношение автор — произведение, в рамках которого решается, в состоянии ли данное произведение в силу присущих ему индивидуальных особенностей стать фактором гуманизации. Свойство произведения направлять читательское восприятие мы обозначаем понятием потенциал восприятия (Rezep- tionsvorgabe). Это понятие носит безоценочный характер: любое произведение содержит в себе такой потенциал. Речь идет просто о категории, показывающей, какие именно функциональные возможности заложены в произведении вследствие его изначальных свойств.
Однако произведение само по себе не в состоянии осуществить эти возможности. Как они осуществятся и осуществятся ли вообще, решается в рамках отношения произведение — читатель. (...)
Для того чтобы литературное произведение могло оказать гуманизирующее воздействие на читателя, необходимы два условия: соответствующий потенциал восприятия в самом произведении, позволяющий произведению стать носителем этой функции, и читатели, которые эту функцию реализуют.
В свою очередь отношения автор — произведение и произведение — читатель входят в систему отношений, охватывающую каждое из них как в отдельности, так и в их совокупности. Часть этой системы, которую составляет отношение автор — произведение, мы обозначаем понятием условия литературного производства, ту же часть, в которую входит отношение произведение — читатель, мы называем условиями литературного восприятия. Если условия литературного производства определяют, какой именно потенциал восприятия смогут предложить читателю авторы произведений, то от условий восприятия зависит в конечном итоге, как именно этот потенциал будет реализован.
Отношения между литературным производством и восприятием («потреблением»), отношения между авторами, произведениями и читателями можно представить следующим образом: авторы создают произведения, которые в виде книг попадают в сферу обращения и обмена, чтобы затем в сфере восприятия стать предметом индивидуального освоения и наслаждения для читателя. Литературное производство, автор, произведение являются исходным, литературное восприятие, читатель — конечным пунктом литературной коммуникации.
Маркс допускал, что подобное понимание взаимоотношений между производством и потреблением действительно дает представление о взаимосвязи между ними, однако добавлял, что оно, это представление, поверхностно*. В самом деле, на основе сказанного выше очевидно, что литературное производство приводит в движение литературное восприятие, что авторы создают свои произведения для читателей и что эти произведения на читателей воздействуют. Однако из констатации этих фактов отнюдь не вытекает, что и литературное восприятие в свою очередь приводит в движение литературное производство; что читатели не только воспринимают, что им предлагается, но и хотят получать определенные произведения; что не только авторы создают свою публику, но и, напротив, публика — своих авторов; что не только произведения воздействуют на читателей, но и читатели — на производство новых произведений, — короче, что литературное восприятие представляет собой не только заключительный акт, но и исходный пункт процесса дальнейшего литературного производства.
В свою очередь из того обстоятельства, что не только авторы создают историю литературы, вовсе не следует, будто она — дело одних читателей. По отношению к литературному восприятию литературное производство выступает как господствующий момент. Это определяется уже тем фактором, что без автора не будет и произведения, то есть самого предмета восприятия. Теорию восприятия можно построить лишь при наличии предметов восприятия и только — коль скоро эти предметы не просто наличествуют, но и производятся — на основе изучения производства этих предметов. Поскольку же восприятие само составляет одно из условий литературного производства, такая установка будет методологически плодотворной лишь при условии, что это производство будет изучаться с учетом той роли, которую играет в нем восприятие.
То, что литературное производство выступает как ведущий момент по отношению к литературному восприятию, определяется, далее, еще и тем, что оно не только создает сам предмет, но и потребность в его восприятии, а также — в виде таких свойств, как понимание искусства («художественный вкус», способность «наслаждаться красотой»71), — субъективную возможность его воспринять. Так же как музыка (в которой происходит «музыкальное присвоение» предмета восприятия) порождает «музыкальное ухо»72, так и литература, дающая возможность «литературного присвоения» предмета, порождает вкус к литературе. Не следует, впрочем, думать, будто этот вкус формируется у человека исключительно благодаря восприятию литературы. Литература и ее восприятие создают лишь основные предпосылки для этого: «Если хочешь понять поэта, посети его страну» (Гёте). Однако потребность в литературе развивается вместе с развитием других духовных и культурных запросов; и именно удовлетворение этих запросов (их можно обозначить понятием «главные эстетические потребности») составляет идеальную внутреннюю предпосылку дальнейшего литературного производства.
Литературные произведения, далее, не только создают материал для удовлетворения потребностей восприятия, не только воспитывают способность воспринимать их, но и определяют способ этого восприятия. Каждое произведение обладает некой внутренней консистенцией, собственной структурой, специфической индивидуальностью, — словом, отличительными чертами, которые определяют направленность процессов его восприятия, характер их воздействия, а также и оценку самого произведения. Качество этого потенциала восприятия зависит в конечном счете от генетических (общественно-исторических, литературно- языковых, индивидуально-биографических) предпосылок его возникновения. Реконструкция этих предпосылок в сочетании с анализом произведения и его литературно- эстетической оценкой составляет задачу историко-генети- ческого исследования. (...)
Мы исходим при этом из того, что литературное произведение является продуктом человеческой деятельности, в ходе которой автор неизбежно вступает в некие взаимоотношения (а) с действительностью, (б) со своим адресатом и (в) с литературным процессом. Разумеется, не нужно думать, будто эти взаимоотношения устанавливаются в процессе творчества в какой-то определенной временной последовательности. Творческий процесс характеризуется именно тем, что эти взаимоотношения здесь тесно переплетаются друг с другом. С другой стороны, некоторые из них могут приобрести особую значимость, что в свою очередь скажется на потенциале восприятия; во всяком случае, как и в какой мере соподчинены эти отношения, имеет для потенциала восприятия решающее значение. (...)
(...)
Автор и адресат
(...)
... Нужно уточнить понятия «читатель» и «адресат», чтобы выявить различия между ними. Понятие «читатель» используется применительно к самым различным категориям людей. Это слово может обозначать и конкретную личность, которая действительно читает, и то представление о гипотетическом читателе, которое создает себе автор, и тот выступающий под именем читателя вымышленный персонаж, который является структурным элементом многих произведений. В первом случае понятие «читатель» используется как социологическая, во втором — как психологическая или идеологическая, в третьем — как эстетическая категория. Уместно, однако, дать этим категориям и различное терминологическое обозначение. Поэтому мы будем в дальнейшем называть словами «читатель» или «воспринимающий субъект» («реципиент») действительно существующую личность, которая читает; словом «адресат» — авторское представление о читателе, о публике; наконец, читателя, эстетически «овеществленного» в произведении, — опять-таки словом «читатель». Совершенно очевидно, что «гипотетический» читатель, играющий определенную роль во время работы над произведением (или, иначе говоря, в момент осуществления акта письма), является лишь воображаемой фигурой. В сознании или подсознании автора он может принимать различный облик. Он может предстать перед автором в виде конкретной личности — например, если в стихотворении воспевается возлюбленная, если автор пишет направленный против кого-то памфлет или кого-то пародирует, передразнивает. Но он может представляться автору и как нация, народ, общественный класс или социальная прослойка, группа, как грядущее поколение или кто-то незнакомый, который, как он, автор, надеется, обязательно прочтет это творение. Разница между действительным читателем и адресатом становится очевидной, когда речь идет о произведениях прошлых эпох, которых по-прежнему читают и сегодня. Между авторским представлением о читателе и действительным читателем могут пролегать целые столетия. Однако и в рамках одной исторической эпохи адресат совсем не обязательно будет идентичен тому читателю, который действительно встретится с данным произведением. От авторов непосредственно не зависит, кто прочтет написанное ими. Однако отношение к читателю, опосредованное адресатом, имманентно акту письма.
(...)
Внутренняя потребность в самовыражении ...
1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 34
изначально присуща всякой писательской деятельности, связанной с постановкой и решением истинно художественных задач. И тем не менее теория, согласно которой художественное самовыражение по природе своей монологично, основана на мистификации. Коммуникативный характер письма отнюдь не результат волевого решения автора. Чем бы оно (письмо) ни было для автора (дьявольски серьезным делом, интенсивнейшим напряжением73, самоосуществлением, обретением собственного я, смыслом бытия, удовольствием, шуткой, хобби и т.д.), оно представляет собой деятельность, которая уже благодаря своей цели (создание произведения) приобретает структуру, направленную на установление коммуникативных связей.
Очевидное доказательство этого дают сами авторы, публикуя свои произведения. Публикацию произведения не следует смешивать с продажей рукописи. Продажа рукописи является для произведения внешним обстоятельством; публикация, начинающаяся с момента, когда рукопись или её фрагменты читаются вслух или передаются кому-либо на прочтение, принадлежит к числу внутренних побудительных мотивов письма. Если бы акт письма был по природе своей монологичен, публикация его результатов стала бы непонятным жестом.
(...)
Высказывание, которое несет в себе произведение, заложено в том, что в нем отображается; оно, это высказывание, есть одновременно и то послание, с которым произведение обращается к людям. Нельзя сказать, что произведение, с одной стороны, что-то отображает, а с другой — к кому-то обращается. Отображая, оно тем самым и обращается с посланием. Литературное отображение предметного мира структурируется по законам эстетического воздействия. Расчет на такое воздействие — не некий механический придаток, а существенный компонент творческого процесса.
(...)
Реализация произведений «действующим субъектом»
(•••>
В интервале между литературным производством и восприятием, то есть до момента, когда произведение превращается в предмет для «действующего субъекта», вступая тем самым в историю своего воздействия, — в этом интервале литературное произведение существует лишь в возможности. До тех пор, пока литературное произведение не осваивается в процессе восприятия, не становится неотъемлемой частью того общественного и индивидуального сознания, овеществленным выражением которого оно является, его существование неполноценно, оно еще «не готово», существует лишь как потенциальное произведение. Как заметил однажды Гёте, именно людям надлежит вызвать «к жизни духа и сердца» произведение, состоящее из одних лишь «слов и букв», дабы оно стало действенным. После отделения от «действующего субъекта», который его создал, произведение становится действительным произведением только тогда, когда процесс восприятия вновь связывает его с другим действующим субъектом.
То, что читатель выступает как активный, «действенный фактор», следует понимать отнюдь не метафорически. Производственно-эстетической активности автора (включающей в себя также нацеленность на эстетическое воздействие) соответствует рецептивно-эстетическая активность читателя. Чтение — один из видов человеческой деятельности. Как и всякая другая деятельность, оно в самой своей структуре непосредственно обусловлено тем предметом, на который оно направлено, — в данном случае литературным произведением, чья специфика определяет и особенности чтения.
(...)
... Процесс восприятия обусловлен как самим произведением, так и читателем, причем произведение представляет объективную, а читатель — субъективную (хотя и в свою очередь объективно обусловленную) сторону отношения, возникающую в этом виде человеческой деятельности.
Если мы теперь отвлечемся от тех социально-исторических, индивидуально-биографических и историко-литературных опосредований, которые обусловили «прежде» процесса восприятия (то есть то, что ему предшествовало), его «сейчас», то есть то, что происходит в рамках нынешнего отношения между произведением и читателем, и его «после», иными словами, результаты чтения, то взаимосвязь между объективной и субъективной сторонами рассматриваемой деятельности можно охарактеризовать как частный случай общей диалектики присвоения. «Присваивая» произведение, читатель преобразует его для самого себя; раскрывая в произведении «дремлющие в нем возможности», реализуя его потенциал, он «подчиняет его своей собственной власти». Однако в такой же мере правомерно и другое утверждение: преобразуя произведение для себя, читатель меняется сам; раскрывая заложенные в нем возможности, он расширяет свои собственные возможности как субъект; воспринимая и тем самым осуществляя произведение, он одновременно сам испытывает его воздействие.
Рецептивно-эстетическая деятельность представляет собой процесс, развивающийся в единстве этих противоположностей. Собственно, в языке даже нет четкого разграничения между понятиями, «восприятие» (Rezeption) и «воздействие» (Wirkung), что само по себе указывает на двусторонний характер отношения, устанавливающегося в момент чтения между произведением и читателем. Понятие «восприятие» отражает позицию читателя: оно указывает, что читатель «берет» произведение как предмет, который ему дают. Понятие «воздействие», наоборот, акцентирует сторону, связанную с произведением: произведение в момент, когда оно воспринимается, в свою очередь «вбирает в себя» читателя, воздействует на него. Произведение — это то, что воздействует, читатель (а равно и те процессы, которые происходят в нем и в самый момент и после чтения) — это то, на что воздействуют. Вместе с тем читатель также является тем, кто берет, а произведение — тем, что он себе присваивает. Читатель, становясь субъектом рецептивных отношений, одновременно превращается в объект воздействия, и, наоборот, произведение, властвуя над читателем, одновременно само оказывается подвластным ему. В читателе объединяются деятельное и воспринимающее начала; произведение в свою очередь является предметом деятельности читателя и вместе с тем направляет (посредством своего потенциала восприятия) эту его деятельность. Перед нами, таким образом, отнюдь не пример причинно- следственных отношений, где произведение выступает как причина, а процессы, происходящие в читателе, являются результатом, или, наоборот, где причины воздействия произведения оказываются заложенными в читателе. Речь идет, скорее, об особой форме взаимосвязи, обе стороны которой тесно переплетаются друг с другом.
Опосредующим моментом между обеими этими сторонами становится оценочное отношение, которое неизбежно возникает у читателя в процессе восприятия. Произведение само провоцирует читателя на такое отношение, поскольку эстетическая деятельность, благодаря которой оно было создано, структурировалась именно посредством оценочного отношения к своему предмету. В потенциале восприятия заключен призыв к читателю соотнести произведение со всем тем, что присуще ему, читателю, как личности, со всей его рациональной и эмоциональной жизнедеятельностью, с его сознанием и подсознанием, со всем его душевным опытом. Читатель не может не реагировать на этот призыв.(...)
(...)
Ощутимую форму это воздействие литературы принимает не тогда, когда оно обнаруживается лишь как следствие «молчаливой» переработки — в мышлении и поступках читателя, а в случаях, когда читатель сам четко определяет и описывает его, — в устных высказываниях или же письменных текстах, в наблюдениях над результатами собственного чтения или чтения других лиц. Зафиксированные в языке сведения о восприятии, оценке и влиянии литературных произведений или литературы в целом (это могут быть беседы, выступления на дискуссиях, читательские письма, рецензии, вообще любая литература о литературе, равно как и любые другие документальные свидетельства, имеющие отношение к данной теме) иллюстрируют общественное и индивидуальное воздействие литературы и, будучи в свою очередь восприняты авторами, могут существенно сказаться на ходе литературного процесса. Оформление подобных текстов есть, таким образом, следствие читательской активности, выполняющей весьма продуктивную литературную функцию. В некоторых случаях эти документальные свидетельства читательского восприятия меняют авторское представление об адресате и тем самым опосредованно воздействуют на дальнейшее литературное производство в качестве одной из его «внутренних движущих сил».
Воздействие рецептивных процессов становится ощутимым и в случаях, когда (в рамках отношения автор — литературный процесс) предпринимается попытка использовать в новом литературном творчестве традиции, отдельные элементы и структуры ранее созданных произведений. Влияние обнаруживается здесь с абсолютной ясностью: опыт, извлеченный из восприятия определенных произведений, входит — в качестве «производственного опыта» — в методологический и тематический арсенал писателя.
Признать литературное восприятие и воспринимающего субъекта (читателя) в качестве движущих сил литературного процесса и внести соответствующие методологические коррективы в изучение истории литературы — одно из непреложных требований, вытекающих из настоящего анализа. В частности, именно отмеченный только что случай возможного включения результата восприятия в процесс дальнейшего литературного производства (в его «прежде») недвусмысленно показывает правоту утверждения, что ист о рико-функциональное изучение литературы,74 специальным предметом которого является литературное воздействие и восприятие, и историко-генетическое ее изучение не могут развиваться независимо друг от друга. Существующая в данный момент литература, характер и способ воздействия которой изучает историко-функциональное литературоведение, представляет собой часть условий, в которых возникает новая литературная продукция. Это относится и к социологии литературы, разработавшей специальную методику опроса современных читателей в целях изучения рецептивных процессов и их результатов.
(...)
М. Б. ХРАПЧЕНКО СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ЭНЕРГИЯ ЛИТЕРАТУРЫ
(...)
Известно, что историзм — одна из важнейших особенностей марксистского изучения общественных явлений, в том числе и литературы. Именно поэтому — утверждают некоторые ученые — столь необходим исто- рико-генетический подход к литературе, именно поэтому он должен остаться главенствующим, если не единственным, в литературной науке. Однако не только в различных областях обществоведения историзм имеет свои специфические черты, но и в отдельных сферах социального знания он нередко выступает в разных своих формах. Наряду с историзмом возникновения литературных явлений, раскрывающим их широкие связи с эпохой, в которую они возникли, в литературоведении существует и все более укрепляется историзм функционирования литературы, характеризующий ее социальное бытие, ее воздействие на сознание читателей-современников, читательскую аудиторию других эпох. Вряд ли можно сказать, что эта вторая форма историзма менее обоснована, менее значима, чем первая. Скорее наоборот, в историзме функционирования литературных явлений, их социально-эстетического бытия выявляются свои определенные преимущества.