Файл: Реферат 9 января 1905 года в Петербурге.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Реферат

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 17.03.2024

Просмотров: 25

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

ВУЗ

Фак-культет

Кафедра «История»

Реферат

«9 января 1905 года в Петербурге».



Выполнил:

ГР 0-0 Студент Студентович Студент

Проверил:
Город 2005 г.

Содержание:



Содержание: 2

От русско-японской войны до Кровавого воскресенья 3

9 января: факты и рассказы очевидцев 8

Итоги 10

Петиция рабочих и жителей Петербурга

для подачи Николаю II 9 января 12

Список использовавшейся литературы: 15


9 января 1905 года в Петербурге

От русско-японской войны до Кровавого воскресенья

27 января 1904 г. японская эскадра врасплох напала на рус­ский тихоокеанский флот в Порт-Артуре и Чемульпо. Этим во­енным действиям предшествовал длительный период напря­женности в отношениях между двумя странами. Под влиянием безответственных советников Николай II уже в течение ряда лет проводил на Дальнем Востоке авантюристическую полити­ку. В 1896 г. он получил от китайского правительства разреше­ние на строительство Транссибирской железной дороги, прохо­дящей через Маньчжурию, и на беспрепятственное использова­ние природных ресурсов, находящихся по обе стороны железнодорожного полотна (речь шла о полосе шириной в 50 км). В 1898 г. Витте добился уступки в аренду Порт-Артура, где была создана военно-морская база. Боксерское восстание дало России повод выступить в качестве «защитницы» Маньчжу­рии. Однако продвижение России к берегам Тихого океана и границам Кореи встревожило Японию, перешедшую в то время к бурной экспансии. Столкновение между двумя империали­стическими государствами уже можно было предугадать; оно становилось неизбежным, тщательно подготовленным с япон­ской стороны, в то время как царское правительство, уверенное в собственных силах, ни в коей мере не избегало его. Тем силь­нее было разочарование, постигшее Россию после разгрома 27 января 1904 г. Находясь на расстоянии 8 тыс. км от своих основных баз, царская армия терпела поражения одно за дру­гим: на море вблизи Порт-Артура (31 марта 1904 г.), в Китай­ском море (14 августа) и, наконец, 20 декабря — сдача Порт-Артура. Вместо того, чтобы вызвать единение народа, война, чуждая национальным интересам, с самого начала воспринима­лась русской общественностью как бессмысленный конфликт, результат некомпетентности власти. Повторилось то же, что и в Крымскую войну, — дух пораженчества овладел умами оппозиционеров. Ввязавшись в этот конфликт, власти совершили гру­бую политическую ошибку: на страну, уже находившуюся в глубоком экономическом кризисе, взвалили новый груз — не­посильный.


15 июля 1904 г. Плеве был убит членами «боевой организа­ции» эсеров. Сделав первую уступку общественному мнению, Николай II назначил на его место генерала князя П. Святополка-Мирского, который выразил готовность «применять законы либерально, однако не затрагивая основ существующего поряд­ка». Такая программа, направленная на восстановление тради­ций «либерализма» Александра II и завершающая эру контрре­форм, могла бы удовлетворить общество 20 годами раньше. Осенью же 1904 г., когда складывалась оппозиция режиму, она была заведомо устаревшей. 6 ноября в Санкт-Петербурге от­крылся I земский съезд. На нем была принята программа, со­стоящая из 11 пунктов. Она повторяла основные требования либерального движения и настаивала на созыве, впервые в Рос­сии, «свободно избранных представителей народа». Иными словами, речь шла о созыве национального собрания — органа, абсолютно несовместимого с самодержавным режимом. Вслед за съездом прошла так называемая «банкетная кампания» — ряд банкетов, организованных «Союзом освобождения» (левые либералы), — собравшая тысячи людей. Кульминацией этой кампании стал банкет, состоявшийся в столице в день годов­щины восстания декабристов 1825 г., около 800 участников ко­торого провозгласили необходимость немедленного созыва Уч­редительного собрания. В ответ на эту волну протестов 12 де­кабря был издан указ, в котором перечислялись предполагаемые реформы, правительство обещало также смяг­чить цензуру, однако основной вопрос о создании выборного органа власти обходило молчанием. Два дня спустя появилось правительственное сообщение, официально предостерегавшее против любых выступлений, способных нарушить обществен­ное спокойствие.

3 января 1905 г. 12 тыс. рабочих Путиловского завода пре­кратили работу в знак протеста против того, что в конце декабря 1904 г. админи­страция уволила четырех рабочих вагонных мастерских из-за конфликта с мастером, известным своими издева­тельствами и придирками. Уволенные были членами организации, возглавлявшейся священником Гапоном. Эта легальная организа­ция — Собрание русских фабрично-заводских рабочих города С.-Петербурга — была создана в 1904 г. с ведома правительства, чтобы отвлечь рабочих от политической борьбы. Она представляла собой российский вариант «полицейского социализма», инициати­ва внедрения которого в рабочее движение принадлежала бывше­му начальнику Московского охранного отделения Зубатову. В 1905 г. в гапоновской организации насчитывалось несколько ты­сяч членов, она имела 11 отделов в разных районах Петербурга. Деятельность организации контролировалась полицией, а сам Гапон являлся агентом охранного отделения.


Гапоновское «собрание», весьма благоденствовавшее при Святополк-Мирском, представлялось руководителям Ми­нистерства внутренних дел и столичному градоначальству «твердым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социали­стических учений». Такое представление не изменилось и после начала январских стачек в столице. Существование в среде руководителей «собрания» оппозиции Гапону, состоявшей из наиболее развитых и сознательных рабочих, не было вовремя распознано полицией, как и то обстоятельство, что сам Гапон без потери своей руководящей роли не мог удержать движение в безобидных для властей рамках. Впрочем, уже 5 января ведавший промышленностью министр финансов В. Н. Коковцов забил тревогу перед царем по поводу того, что требова­ния забастовщиков «представляются невыполнимыми для промышлен­ников», и выразил Мирскому «весьма большие опасения» по поводу дея­тельности «собрания».

«До царя далеко, до бога высоко,— повторял Гапон народную поговорку.— О многом высшие власти не знают, а мы,— уверял он,— обратим внимание на положение рабочего люда не только фабрикантов, но и высших властей». Гапон внушал рабочим, что улучшить свою жизнь они могут мирными средствами, путем по­любовного договора с предпринимателями, с помощью забот и по­печительства о них царя-батюшки. Красноречивые проповеди Гапона, его облачение священнослужителя действовали на толпу, особенно на работниц. Ему верили. Популярности гапоновской организации способствовала политическая от­сталость и забитость значительной части рабочей массы.

Рабочие Путиловского завода потребовали отмены несправед­ливого решения администрации об увольнении их товарищей. Три избранные рабочими депутации — к градоначальнику Фулону, фабричному инспектору и директору завода Смирнову — не смогли добиться возвращения уволенных на завод и вернулись ни с чем. Возмущенные путиловцы 2 января высказались за начало заба­стовки протеста. Под влиянием большевиков к своему первоначальному требованию возвращения уволенных рабочие добави­ли новые: 8-часовой рабочий день, отмена сверхурочных работ, повышение заработной платы и др. Администрация завода отверг­ла эти требования. В ответ 3 января 13 тыс. путиловцев остановили станки.

В течение нескольких дней стачка охватила почти все крупные предприятия столицы. К 8 января бастовало почти девять десятых петербургских рабочих, стачка переросла в общегород­скую стачку пролетарской солидарности.


В этот момент Гапон и предложил обратиться к самому царю, подать ему «рабочую петицию». Возмущение рабочих искало вы­хода, и предложение Гапона было встречено с одобрением широ­кой массой. Содержание петиции обсуждалось на гапоновских соб­раниях. Большевики активно включились в эту кампанию, и их аги­тация дала свои плоды: хотя петиция была пронизана духом наивного монархизма, в нее были включены требования созыва Учредительного собрания, 8-часового рабочего дня, политических свобод.

Рабочие окраины бурлили. Но полиция не разгоняла рабочие собрания, что лишний раз наводило на мысль о провокационном характере гапоновской затеи. Правительство было прекрасно ос­ведомлено о том, что происходило в рабочих районах. Специальный штаб во главе с великим князем Владимиром Александровичем разработал план действий войск против безоружных людей: город был разбит на 8 секторов, в боевую готовность приведено 8 тыс. солдат и 3 тыс. кавалеристов. Кроме того, на помощь столичному гарнизону были вызваны войска из Пскова и Ревеля.

О подготовлявшемся воскресном шествии к Зимнему дворцу властям стало известно в четверг, 6 января. Судя по воспоминаниям Коковцова, и этот день при всеподданнейшем докладе Мирского было решено, что царя в воскресенье в городе не будет, полиция сообщит об этом рабочим и тем предотвратит «скопление» их на площади перед дворцом. Незави­симо от того, удалось ли бы таким путем предотвратить шествие, нельзя не отметить, что попыток в этом направлении сделано не было. Градо­начальство в этот момент в полном соответствии с сущностью зубатов­щины в самом упрощенном, узко полицейском ее понимании (пусть де рабочие добиваются уступок у предпринимателей, только бы не подни­мались на политическую борьбу с правительством) исходило из того, что забастовки направлены лишь против заводской администрации, и шест­вия ко дворцу бояться не следует. «Признак отсутствия в этом движении политических целен» градоначальство усматривало, в частности, в том, что шествие было назначено на воскресенье, «когда студенты и кур­систки еще не были в сборе после рождественских каникул». Депар­тамент полиции также продолжал считать, что связанное с именем Гапона движение «чуждо политических вожделений и влияния подпольных революционных организаций», поскольку, по полицейским сведениям, сам Гапон «в первых числах января» рекомендовал «рабочим не возбуждать политических вопросов, не читать и жечь подпольные листки и гнать разбрасывателей их».


Вечером этого дня, 6-го, крупнейшие столичные заводчики на сове­щании в Министерстве финансов у В. Н. Коковцова подтвердили откло­нение требований бастующих рабочих, объявив, что некоторые из этих требований «могли бы быть рассмотрены и даже частью удовлетворены», но только «не в виде уступок настояниям всей массы стачечников».

Коковцов, впоследствии признавший возможность немедленного удовлетворения большинства требований рабочих, поддержал отказ про­мышленников. Па следующий день он снова предупредил Мирского, что деятельность гапоновского собрания «не может достигнуть тех целей, которые могли иметься и виду Министерством внутренних дел», опа­саясь «уверенности» рабочих в том, что «собрание» действует «от имени и с одобрения правительства». Позже он заявил даже, что Министерство финансов требовало «заранее принять меры», арестовать руководителей «собрания», но Министерство внутренних дел отказало в этом. С другой стороны, опровергая обвинения предпринимателей в том, что и финансо­вое ведомство просмотрело характер движения, Коковцов тут же утвер­ждал, что сами предприниматели 6 января «заявили успокоительные известия», поскольку де это было «до известного адреса, ставшего из­вестным 8 января».

7-го, когда забастовка приняла всеобщий характер, страх и кара­тельный инстинкт, со всей силой овладели и Мирским, и министром юстиции Н. В. Муравьевым и самим царем. Утром начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа генерал Н. Ф. Мешетич явился к градоначальнику И. Л. Фулону и сообщил, что царь объявил столицу на военном положении и что высшая власть переходит к коман­диру гвардейского корпуса князю Васильчикову. Вечером у Мирского состоялось заседание с участием Коковцова, Муравьева, генерала К. Н. Рыдзевского, товарища министра внутренних дел (при Мирском ему было поручено и командование жандармским корпусом и заведова­ние полицией), Лопухина, Васильчикова и Фулона. Военное положе­ние решили не вводить, но была совершенно ясно названа причина охватившего высшие власти страха: требования рабочих были воспри­няты ими как крах новой зубатовщины под натиском массового проле­тарского движения, хотя согласно отчетной записке градоначальства полное содержание петиции рабочих еще не было им в тот день изве­стно. Муравьев заявил, что утром у него был Гапон, и он убедился,, что тот «ярый революционер».

Вопрос о том, каким образом полицейские власти проглядели про­цесс развития пролетарских требований, тесно связан со сложной исто­рией составления петиции 9 января, существованием нескольких ее ва­риантов.