Добавлен: 17.03.2024
Просмотров: 31
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
ВУЗ
Фак-культет
Кафедра «История»
Реферат
«9 января 1905 года в Петербурге».
Выполнил:
ГР 0-0 Студент Студентович Студент
Проверил:
Город 2005 г.
Содержание:
Содержание: 2
От русско-японской войны до Кровавого воскресенья 3
9 января: факты и рассказы очевидцев 8
Итоги 10
Петиция рабочих и жителей Петербурга
для подачи Николаю II 9 января 12
Список использовавшейся литературы: 15
9 января 1905 года в Петербурге
От русско-японской войны до Кровавого воскресенья
27 января 1904 г. японская эскадра врасплох напала на русский тихоокеанский флот в Порт-Артуре и Чемульпо. Этим военным действиям предшествовал длительный период напряженности в отношениях между двумя странами. Под влиянием безответственных советников Николай II уже в течение ряда лет проводил на Дальнем Востоке авантюристическую политику. В 1896 г. он получил от китайского правительства разрешение на строительство Транссибирской железной дороги, проходящей через Маньчжурию, и на беспрепятственное использование природных ресурсов, находящихся по обе стороны железнодорожного полотна (речь шла о полосе шириной в 50 км). В 1898 г. Витте добился уступки в аренду Порт-Артура, где была создана военно-морская база. Боксерское восстание дало России повод выступить в качестве «защитницы» Маньчжурии. Однако продвижение России к берегам Тихого океана и границам Кореи встревожило Японию, перешедшую в то время к бурной экспансии. Столкновение между двумя империалистическими государствами уже можно было предугадать; оно становилось неизбежным, тщательно подготовленным с японской стороны, в то время как царское правительство, уверенное в собственных силах, ни в коей мере не избегало его. Тем сильнее было разочарование, постигшее Россию после разгрома 27 января 1904 г. Находясь на расстоянии 8 тыс. км от своих основных баз, царская армия терпела поражения одно за другим: на море вблизи Порт-Артура (31 марта 1904 г.), в Китайском море (14 августа) и, наконец, 20 декабря — сдача Порт-Артура. Вместо того, чтобы вызвать единение народа, война, чуждая национальным интересам, с самого начала воспринималась русской общественностью как бессмысленный конфликт, результат некомпетентности власти. Повторилось то же, что и в Крымскую войну, — дух пораженчества овладел умами оппозиционеров. Ввязавшись в этот конфликт, власти совершили грубую политическую ошибку: на страну, уже находившуюся в глубоком экономическом кризисе, взвалили новый груз — непосильный.
15 июля 1904 г. Плеве был убит членами «боевой организации» эсеров. Сделав первую уступку общественному мнению, Николай II назначил на его место генерала князя П. Святополка-Мирского, который выразил готовность «применять законы либерально, однако не затрагивая основ существующего порядка». Такая программа, направленная на восстановление традиций «либерализма» Александра II и завершающая эру контрреформ, могла бы удовлетворить общество 20 годами раньше. Осенью же 1904 г., когда складывалась оппозиция режиму, она была заведомо устаревшей. 6 ноября в Санкт-Петербурге открылся I земский съезд. На нем была принята программа, состоящая из 11 пунктов. Она повторяла основные требования либерального движения и настаивала на созыве, впервые в России, «свободно избранных представителей народа». Иными словами, речь шла о созыве национального собрания — органа, абсолютно несовместимого с самодержавным режимом. Вслед за съездом прошла так называемая «банкетная кампания» — ряд банкетов, организованных «Союзом освобождения» (левые либералы), — собравшая тысячи людей. Кульминацией этой кампании стал банкет, состоявшийся в столице в день годовщины восстания декабристов 1825 г., около 800 участников которого провозгласили необходимость немедленного созыва Учредительного собрания. В ответ на эту волну протестов 12 декабря был издан указ, в котором перечислялись предполагаемые реформы, правительство обещало также смягчить цензуру, однако основной вопрос о создании выборного органа власти обходило молчанием. Два дня спустя появилось правительственное сообщение, официально предостерегавшее против любых выступлений, способных нарушить общественное спокойствие.
3 января 1905 г. 12 тыс. рабочих Путиловского завода прекратили работу в знак протеста против того, что в конце декабря 1904 г. администрация уволила четырех рабочих вагонных мастерских из-за конфликта с мастером, известным своими издевательствами и придирками. Уволенные были членами организации, возглавлявшейся священником Гапоном. Эта легальная организация — Собрание русских фабрично-заводских рабочих города С.-Петербурга — была создана в 1904 г. с ведома правительства, чтобы отвлечь рабочих от политической борьбы. Она представляла собой российский вариант «полицейского социализма», инициатива внедрения которого в рабочее движение принадлежала бывшему начальнику Московского охранного отделения Зубатову. В 1905 г. в гапоновской организации насчитывалось несколько тысяч членов, она имела 11 отделов в разных районах Петербурга. Деятельность организации контролировалась полицией, а сам Гапон являлся агентом охранного отделения.
Гапоновское «собрание», весьма благоденствовавшее при Святополк-Мирском, представлялось руководителям Министерства внутренних дел и столичному градоначальству «твердым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социалистических учений». Такое представление не изменилось и после начала январских стачек в столице. Существование в среде руководителей «собрания» оппозиции Гапону, состоявшей из наиболее развитых и сознательных рабочих, не было вовремя распознано полицией, как и то обстоятельство, что сам Гапон без потери своей руководящей роли не мог удержать движение в безобидных для властей рамках. Впрочем, уже 5 января ведавший промышленностью министр финансов В. Н. Коковцов забил тревогу перед царем по поводу того, что требования забастовщиков «представляются невыполнимыми для промышленников», и выразил Мирскому «весьма большие опасения» по поводу деятельности «собрания».
«До царя далеко, до бога высоко,— повторял Гапон народную поговорку.— О многом высшие власти не знают, а мы,— уверял он,— обратим внимание на положение рабочего люда не только фабрикантов, но и высших властей». Гапон внушал рабочим, что улучшить свою жизнь они могут мирными средствами, путем полюбовного договора с предпринимателями, с помощью забот и попечительства о них царя-батюшки. Красноречивые проповеди Гапона, его облачение священнослужителя действовали на толпу, особенно на работниц. Ему верили. Популярности гапоновской организации способствовала политическая отсталость и забитость значительной части рабочей массы.
Рабочие Путиловского завода потребовали отмены несправедливого решения администрации об увольнении их товарищей. Три избранные рабочими депутации — к градоначальнику Фулону, фабричному инспектору и директору завода Смирнову — не смогли добиться возвращения уволенных на завод и вернулись ни с чем. Возмущенные путиловцы 2 января высказались за начало забастовки протеста. Под влиянием большевиков к своему первоначальному требованию возвращения уволенных рабочие добавили новые: 8-часовой рабочий день, отмена сверхурочных работ, повышение заработной платы и др. Администрация завода отвергла эти требования. В ответ 3 января 13 тыс. путиловцев остановили станки.
В течение нескольких дней стачка охватила почти все крупные предприятия столицы. К 8 января бастовало почти девять десятых петербургских рабочих, стачка переросла в общегородскую стачку пролетарской солидарности.
В этот момент Гапон и предложил обратиться к самому царю, подать ему «рабочую петицию». Возмущение рабочих искало выхода, и предложение Гапона было встречено с одобрением широкой массой. Содержание петиции обсуждалось на гапоновских собраниях. Большевики активно включились в эту кампанию, и их агитация дала свои плоды: хотя петиция была пронизана духом наивного монархизма, в нее были включены требования созыва Учредительного собрания, 8-часового рабочего дня, политических свобод.
Рабочие окраины бурлили. Но полиция не разгоняла рабочие собрания, что лишний раз наводило на мысль о провокационном характере гапоновской затеи. Правительство было прекрасно осведомлено о том, что происходило в рабочих районах. Специальный штаб во главе с великим князем Владимиром Александровичем разработал план действий войск против безоружных людей: город был разбит на 8 секторов, в боевую готовность приведено 8 тыс. солдат и 3 тыс. кавалеристов. Кроме того, на помощь столичному гарнизону были вызваны войска из Пскова и Ревеля.
О подготовлявшемся воскресном шествии к Зимнему дворцу властям стало известно в четверг, 6 января. Судя по воспоминаниям Коковцова, и этот день при всеподданнейшем докладе Мирского было решено, что царя в воскресенье в городе не будет, полиция сообщит об этом рабочим и тем предотвратит «скопление» их на площади перед дворцом. Независимо от того, удалось ли бы таким путем предотвратить шествие, нельзя не отметить, что попыток в этом направлении сделано не было. Градоначальство в этот момент в полном соответствии с сущностью зубатовщины в самом упрощенном, узко полицейском ее понимании (пусть де рабочие добиваются уступок у предпринимателей, только бы не поднимались на политическую борьбу с правительством) исходило из того, что забастовки направлены лишь против заводской администрации, и шествия ко дворцу бояться не следует. «Признак отсутствия в этом движении политических целен» градоначальство усматривало, в частности, в том, что шествие было назначено на воскресенье, «когда студенты и курсистки еще не были в сборе после рождественских каникул». Департамент полиции также продолжал считать, что связанное с именем Гапона движение «чуждо политических вожделений и влияния подпольных революционных организаций», поскольку, по полицейским сведениям, сам Гапон «в первых числах января» рекомендовал «рабочим не возбуждать политических вопросов, не читать и жечь подпольные листки и гнать разбрасывателей их».
Вечером этого дня, 6-го, крупнейшие столичные заводчики на совещании в Министерстве финансов у В. Н. Коковцова подтвердили отклонение требований бастующих рабочих, объявив, что некоторые из этих требований «могли бы быть рассмотрены и даже частью удовлетворены», но только «не в виде уступок настояниям всей массы стачечников».
Коковцов, впоследствии признавший возможность немедленного удовлетворения большинства требований рабочих, поддержал отказ промышленников. Па следующий день он снова предупредил Мирского, что деятельность гапоновского собрания «не может достигнуть тех целей, которые могли иметься и виду Министерством внутренних дел», опасаясь «уверенности» рабочих в том, что «собрание» действует «от имени и с одобрения правительства». Позже он заявил даже, что Министерство финансов требовало «заранее принять меры», арестовать руководителей «собрания», но Министерство внутренних дел отказало в этом. С другой стороны, опровергая обвинения предпринимателей в том, что и финансовое ведомство просмотрело характер движения, Коковцов тут же утверждал, что сами предприниматели 6 января «заявили успокоительные известия», поскольку де это было «до известного адреса, ставшего известным 8 января».
7-го, когда забастовка приняла всеобщий характер, страх и карательный инстинкт, со всей силой овладели и Мирским, и министром юстиции Н. В. Муравьевым и самим царем. Утром начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа генерал Н. Ф. Мешетич явился к градоначальнику И. Л. Фулону и сообщил, что царь объявил столицу на военном положении и что высшая власть переходит к командиру гвардейского корпуса князю Васильчикову. Вечером у Мирского состоялось заседание с участием Коковцова, Муравьева, генерала К. Н. Рыдзевского, товарища министра внутренних дел (при Мирском ему было поручено и командование жандармским корпусом и заведование полицией), Лопухина, Васильчикова и Фулона. Военное положение решили не вводить, но была совершенно ясно названа причина охватившего высшие власти страха: требования рабочих были восприняты ими как крах новой зубатовщины под натиском массового пролетарского движения, хотя согласно отчетной записке градоначальства полное содержание петиции рабочих еще не было им в тот день известно. Муравьев заявил, что утром у него был Гапон, и он убедился,, что тот «ярый революционер».
Вопрос о том, каким образом полицейские власти проглядели процесс развития пролетарских требований, тесно связан со сложной историей составления петиции 9 января, существованием нескольких ее вариантов.