Файл: Вторая повествовала о победах УайнаКапака, одиннадцатого Инки Перу, который подчинил три народа.docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 20.03.2024

Просмотров: 60

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


Выдвинутый Х. Ларой тезис о принадлежности драмы к древнекечуанскому искусству никем не оспаривается, и вопрос о ее авторстве не вызвал такой горячей дискус-

22

сии, как «Апу-Ольянтай», хотя это не делает его менее значительным. Важно отметить, что и в данном случае, видимо, существовала устойчивая древняя устная традиция, породившая драматическое произведение. Действие «Уткха-Павкар» развертывается в высокогорном крае народа кольяс (аймара), в Кольясуйо, которое, как и родина Ольянтая (Антисуйо), была одной из четырех составных частей империи инков. Это позволяет думать, что и сама драма родилась там же, т. е. вдали от города Куско и крепости Ольянтай-Тамбо, где действуют персонажи предыдущего произведения. И тем не менее при сравнении текстов двух драм, принадлежащих к тому же к разным жанрам, выявляется ряд общих черт, неких канонов, свойственных древнеинкской драматургии в целом. Общие черты (или каноны) заметны прежде всего в сфере стихосложения. В обеих драмах доминирующим (хотя и не единственным) размером является восьмидольник. Иногда почти текстуально совпадают некоторые тропы и образы.

Сравним:

В «Апу-Ольянтае»:

Сорняку взойти позволя,

Ты увидеть вскоре сможешь,

Как стремительно размножась,

Он в твое вступает поле.

П а ч а к у т е к (к дочери):

О, душа моя! О, чадо!..

Ты очей моих зеница,

От твоих девичьих взглядов,

Как от Солнца свет струится.

23

В «Уткха-Павкар»:

Злые умыслы подобны

Сорняку. Его не вырвещь,

Значит, вскоре сам увидишь,

Как сорняк вступает в поле.

Р у м и-М а к и (к дочери):

О, душа моя! О, чадо!

Твой приход для нас отрада,

Ты своим лучистым взглядом

Озаряешь всю округу!

Обращает на себя внимание и совпадение некоторых имен персонажей двух памятников. И если иногда оно обусловлено тем, что они относятся к реальным историческим личностям (например, Тупак-Юпанки, Единственный Инка), то в других случаях, видимо, можно говорить о наделении персонажей разных произведений од-ним и тем же именем (например, Има-Сумах) как о результатах появления в инкской драматургии феномена типизированного амплуа.

Наличие отмеченных и некоторых других элементов, общих для разных образцов древнекечуанской драматургии, было одним из проявлений процесса становления единой этнической культуры на огромной территории Тауантинсуйо, превышающей по своим размерам Францию и Германию, вместе взятые.

В то же время сопоставление двух произведений выявляет достоинства первого, которых лишено второе. Автор аранвая «Уткха-Павкар» и человек, транскрибировавший его, не столь последовательно, как в уанке «Апу-Ольянтай», прибегают к рифме, что несколько обедняет эмоциональность, выразительность и звучность речи персонажей. Беднее в нем представлен вокал; в аранвае исполь-


24

няется всего одна арави, в то время как в уанке их три. Если в первом произведении монолог, который произносит в отчаянии Руми-Ньяви, потерпев жестокое поражение в схватке с Ольянтаем, а также подробное устное донесение часки (скорохода) Единственному Инке о ходе военных действий против отпавшего от империи народа анти усиливают динамизм драмы и призваны возвышать чувства и мысли зрителя, то во втором произведении никакие батальные темы не раскрываются, за исключением слабого намека лишь на возможность столкновений, до и то в пределах внутриклановых отношений.

Несколько скомканной, как бы произнесенной скороговоркой выглядит в аранвае заключительная сцена.

Все это, однако, не дает основания для отрицания или забвения высоких художественных достоинств «Уткха-Павкара», его системы ярких и убедительных тропов, а также его ценности как исторического источника.

Не существует никаких данных, указывающих на имя автора «Уткха-Павкара» хотя бы в дискуссионном плане. Тем не менее тот факт, что действие аранвая развертывается вдали от столицы, а также обнаружение ее списков на территории Боливии, позволяет с большей долей достоверности предположить, что автор был жителем Кольясуйо, скорее всего он принадлежал к семье высокопоставленного чиновника (а возможно и сам был таковым), на что указывает его прекрасное знание кечуа, в то время как языком рядовых жителей Кольясуйо был аймара. Об этом же свидетельствует его знакомство с деталями инкской придворной жизни, с тонкостями официальных религиозных концепций и обрядности, а также неоднократные, порой излишние, панегирики в адрес Единственного Инки.

Размышления об авторстве «Уткха-Павкара» заставляют вспомнить об одном очень важном институте инкского общества, о митимае, сложной системе переселения части (иногда полностью) племен, только что покоренной местности, в отдаленные от нее районы, с целью ослабления

25

потенциала сопротивления инкскому господству. В то же время в завоеванные или мирно присоединенные местное инки направляли часть кечуанских племен, уже давно вошедших в состав Тауантинсуйо и отличавшихся пре данностью «детям Солнца». Не исключено, что именно к этой группе населения и принадлежал автор.

***

Если в «Ольянтае» лирическая линия органически переплетается с крупными событиями политического плана и как бы подчинена им, ав «Уткха-Павкаре» по меньшей мере вплетена в канву социальных отношений, то в третьей драме, именуемой «Суримана», она подчеркнута настолько энергично, что основным фоном действия становится сфера морали, а тема любви затмевает все остальные. Конфликт возникает и развивается не на основе политических или социальных отношений, а свойств человеческого характера. Тот факт, что протагонисты принадлежат к разным социальным группам, в «Суримане» как бы затушевывается разделенностью общества на людей с «добрым сердцем» и людей с «каменным сердцем».


К сожалению драма не была транскрибирована вовремя, т. е. в период, когда испанские конкистадоры еще не успели разрушить многие культурные ценности кечуанского народа.

Позднее же, в периоды испанской контреформации и глубокого политического кризиса в американских колониях Испании начала 80-х годов 18 в., на индейскую культуру в целом, на драматическое искусство в частности обрушились такие гонения, что если бы и сохранился устный вариант «Суриманы» › его транскрибирование стало практически уже невозможным.

В результате о девушке Суримане остались лишь кое какие легенды и предания, из лона которых когда-то вышел аранвай и в лоно которых он возвратился. В сце-

26

нической (диалогической) форме был перенесен на бумагу лишь сравнительно небольшой фрагмент (41 строка).

Какие-либо иные фрагменты или списки драмы литературоведам и фольклористам Андского края не известны. Впрочем это не дает повода для отказа от надежды обнаружить их. Напомним, что многие литературные памятники индейских народов целые века пылились в архивах, бережно (не дай бог, чтобы не узнали белые) хранились в домах общинников, в приходских и монастырских библиотеках, в хранилищах вполне пристойных библиотек и музеев, и увидели свет сравнительно недавно. Так, замечательный памятник майя-киче «Пополь Вух» был покрыт пеленой забвения без малого три с половиной века и предстал перед современным цивилизованным миром лишь в 1861 г. благодаря усилиям французского исследователя Ш. Э. Брассера де Бурбур.

Несколько на иной манер складывалась судьба другого памятника культуры того же народа, драмы-балета «Рабиналь-Ачи». Сложенный где-то во второй половине 15 в., он бытовал в устной форме вплоть до 1850 г., когда был записан по памяти индейцем Бартоло Сисом. И лить в 1862 г. вышел его перевод на французский язык. Три века длилось молчание бесценной рукописи кечуанского хрониста и художника Уамана Помы де Аяла. И, наконец, строками выше в этом обзоре уже говорилось о том, что «Уткха-Павкар» был представлен цивилизованному миру Хесусом Ларой только каких-нибудь сорок лет назад.

Но и зафиксированный фрагмент «Суриманы», несмотря на скромные размеры, дает пищу для некоторых раздумий и выводов. Система и характер образов, эпитетов, метафор и других тропов, а также перечень действующих лиц, известный не только по фрагменту, но и по легендам, безошибочно указывают место «Суриманы» среди драматических произведений доиспанской эпохи.

Привлекает внимание строфика фрагмента. Это пятистишие, которое можно встретить и в «Ольянтае» (диалог


27

Вильях-Умы и Ольянтая). Но если там строки ритмически организованы порой при этом слабо, и нарушается принцип силлабизма, то в «Суримане» ритмика и силлабизм соблюдаются строго, причем последняя строка все гда содержит меньше слогов, нежели начальные. Этим достигается оригинальный эффект: зритель или слушатель невольно после усеченной строки ставит логическую точку и как бы подтверждает завершенность и неоспоримость, выраженных в строфе мыслей и чувств.

Художественные достоинства и содержание фрагмента, а также существование образа Суриманы в современном фольклоре, стимулировали появление публикаций, излагающих легенды, и даже попытку полностью восстановить текст драмы. Предпринял ее в 50-х гг. нашего столетия крупный боливийский ученый и писатель Энрике Облитас Поблете. Однако, вышедшее из-под его пера произведение, несмотря на все его достоинства, вряд ли может рассматриваться в качестве проявления инкского драматического искусства. Логичнее его характеризовать как плод современного стилизованного индивидуального авторского творчества, возрождающего древние традиции и вносящего серьезный вклад в развитие современной культуры народов Андского края.

***

«Апу-Ольянтай», «Уткха-Павкар» и «Суримана» родились в местностях, которые еще в доинкские времена составляли ареалы цивилизаций и культур, взаимодействующих между собой. Затем длительное время они входили в империю инков. Все это в той или иной степени соединяло их в единый культурно-исторический комплекс.

Но Царство Киту**, обладавшее самобытной культурой,

семнадцать лет сопротивлялось инкскому нашествию. И

28

лишь после смерти Качи, последнего Верховного правителя Киту, его дочь, принцесса Пакча, выйдя замуж за Единственного Инку Уайна-Капака, принесла ему в приданное свое царство. Произошло это в 1488 г. От этого брака родился сын Атауальпа, который по законам и традициям как империи инков, так и царства Киту обладал правами на престол всей Инкской империи. Но точно такими же правами был наделен его сводный брат Уаскар, и даже большими, поскольку он был сыном не чужестранной царицы, а женщины, принадлежавшей к инкскому правящему роду.

Дабы избегнуть вражды между сводными братьями, Уайна-Капак пошел на весьма рискованный и чреватый непредсказуемыми последствиями шаг: он разделил Империю на две части, объявив наследником северных территорий (включая бывшее Царство Киту) Атауальпу, а южных - Уаскара.


Но это только усилило неприязнь между братьями-наследниками, а после смерти Уайна-Капака она вылилась в откровенную вражду, а затем и войну.

Гражданские войны всегда жестоки. Жестокой война была и в Тауантинсуйо, Она шла с переменным успехом, опустошая страну и неся с собой бесконечные жертвы, пока не произошло решающее сражение, в котором с обеих сторон погибло 150 тысяч человек. Армия Уаскара была разгромлена; сам он оказался в плену у брата и был заточен в темницу.

Трудно представить всю тяжесть удара, нанесенного этими событиями по психологии и сознанию миллионов подданных Империи, привыкших с детства видеть в Единственных Инках сыновей Солнца, абсолютно непогрешимых ни в чем, неспособных, подобно каким-нибудь мел-

ким вождям-куракам, на споры, а тем более — на вражду из-за земли, богатства или власти, не говоря уже о массовом убийстве побежденных «инков по крови», на что пошел Атауальпа, хотя они и приходились ему братьями, кузенами, племянниками и дядьями по отцовской линии.

29

И в этот момент в обескровленную и духовно опустошенную страну, высадясь с огромных лодок, вторгаются странные бородатые существа, ездящие на больших оленях, вооруженные металлическими палками, изрыгающими смертоносный огонь. Испанцы. Посланцы бога Уиракочи, как они утверждают. Да и сами они, дескать, боги-уиракочи. Продвигаясь вглубь страны, испанцы достигают Кахамарки, города, неподалеку от которого расположился лагерь Атауальпы. Обманом они заманили в засаду Единственного Инку, захватили его в плен. За свое освобождение Атауальпа пообещал испанцам огромный выкуп, какого не знала история человечества. И Атауальпа сдержал свое обещание. Испанцы тоже: они объявили об освобождении Инки, и тут же устроили судилище над ним, выдвинув совершенно нелепые обвинения, и задушили Атауальпу. Но еще до своей казни он отдал тайный приказ умертвить Уаскара. Впрочем, возможно, что Уаскара убили испанцы, возложив вину на Атауальпу.

Смерть Атауальпы, который уже успел стать богом на земле и действительно Единственным Инкой, означавшая гибель индейской империи, ввергла инкское общество в шоковое состояние. Особенно тяжело переживали смерть Сына Солнца и Чинчасуйо, одной из четырех стран империи. И не удивительно, ведь большую часть ее составляли земли бывшего Царства Киту, всего лишь каких-нибудь четыре десятка лет назад вошедшего в Тауантинсуйо, притом не столько в результате побед инкских войск, сколько вследствие династического брака. В общественном со знании населения этой области Атауальпа был в первую очередь сыном Пакчи, а не ее супруга Уайна-Капака, царя Тауантинсуйо. Поэтому именно здесь (и это достоверно известно) слагается знаменитая, вошедшая в хрестоматийные издания,э элегия на смерть Атауальпы, именно