Файл: Блок М. Апология истории или ремесло историка.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 11.04.2024

Просмотров: 169

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

сообщение о том, что уже

позднее,

в Англии X I I в., патетическая

по­

весть о приключениях короля Артура исторгала слезы у молодых

мо­

нахов и мирян 1 3 . Добавьте

к этому,

что, несмотря на анафемы отдельных

ригористов против «гистрионов», в общем духовные лица, стремившиеся,

естественно, распространить

славу

своей обители

и

реликвий — ценней­

шего их сокровища, вряд ли

могли

не понимать,

что

жонглеры, которые

на общественных площадях исполняли наряду с самыми светскими песня­ ми благочестивые поэмы агиографического содержания, были превосход­ ным орудием пропаганды.

Действительно, как показал

в своих

незабываемых трудах

Жозеф

Бедье 1 4 , на многих эпических

легендах

стоит монастырское

клеймо.

Только настойчивостью монахов из Потьера и еще больше из Везеле можно объяснить перемещение в Бургундию «деяний» Жерара Руссильонского, все исторические эпизоды которых происходили на берегу Роны. Без аббатства Сен-Дени, близ Парижа, его ярмарки и мощей его святых нельзя было бы понять ни поэмы «Паломничество Карла Великого» 1 5 , юмористической вышивки на тему истории реликвий, несомненно более

популярной у посетителей ярмарки,

чем у паломников этого

аббатства,

ни «Флованта», где сходная тема

трактуется более серьезно

и скучно,

ни, вероятно, многих других песен, где на фоне задника с контурами монастыря появляются каролингские властители, память о которых в нем благоговейно сохранялась. Об участии этого крупного аббатства, союзника и советника капетингских королей, в разработке темы Карла Великого последнее слово, безусловно, еще не сказано.

 

Существует,

однако,

немало других произведений,

притом

относящих­

ся

к числу

наиболее древних,

где трудно обнаружить

следы

монашеско­

го

влияния,

по

крайней

мере

последовательного и непрерывного: таковы

«Песнь о Вильгельме», «Рауль де Камбре», весь цикл «Лотарингцев». Не удивительно ли, что — если эта гипотеза верна — даже в «Роланде», ко­ торого пытались связать с паломничеством в Компостеллу, не упоминается среди множества святых имя святого Иакова, а среди множества испанских городов название знаменитой галисийской святыни? Как объ­ яснить в сочинении, созданном, как нас уверяют, под влиянием монахов,

ядовитое презрение к монашеской жизни, которого не скрывает

поэт?

Кроме того,

если бесспорно, что все используемые исторические

данные

в «деяниях»

могли в принципе быть почерпнуты из собраний грамот и

в библиотеках, то документы, в которых они отражены, сообщают о них,

как правило, отрывочно,

среди многих

других сведений, не перешедших

в поэмы. Чтобы извлечь

из текстов

эти данные — и только их,— тре­

бовалась большая работа по сопоставлению и отсеву, настоящая работа ученого, словом, то, что отнюдь не было присуще интеллектуальному складу людей того времени.

Наконец, и это главное, предположение, что истоков каждой песни стояла некая педагогическая пара — в качестве учителя образованный клирик, а в качестве ученика послушный жонглер,— представляется нам отказом от объяснения того, как могла рядом с истиной появиться ошиб-


ка. Ведь и при невысоком уровне анналистической литературы, засорен­ ной легендами и фальшивками не менее, чем устная традиция мона­ шеских общин, которые, как и жонглеры, были весьма склонны фанта­ зировать и забывать, даже самый скверный рассказ, построенный на основе хроник или грамот, не мог бы содержать и четверти тех неле­ постей, какими грешит наименее лживая из песен. Есть у нас и доказа­ тельство от противного: к середине X I I в. два клирика, один вслед за другим, изложили французскими стихами в стиле, примерно калькирую­ щем эпос, исторический сюжет, во всяком случае в большей своей ча­ сти заимствованный ими из рукописей. Конечно, ни в «Романе о Ру» Васа, ни в «Истории нормандских герцогов» Бенуа де Сент-Мора 1 6 нет недостат­ ка в легендах и путанице, но по сравнению с «Роландом» это шедевры точности.

Итак, если считать невероятным, что по крайней мере в большинстве

случаев «труверы» конца X I

и первых лет X I I в., создавая

свои

«дея­

ния», могли для

них тут же подбирать, пусть не прямым путем,

какие-

то

элементы

из

хроник и архивных документов, приходится

допустить,

что

в основе

их

рассказов

лежала предшествующая устная

традиция.

Правду сказать, эту гипотезу, долго считавшуюся классической, ком­ прометировали лишь формы, в которые ее слишком часто облекали. Вна­ чале, мол, были очень короткие песни, современные событиям, а наши «деяния», какими мы их знаем,— это позднейшие, более или менее ис­ кусно слаженные поделки, в которых изначальные «кантилены» подшиты

одна

к

другой; короче, в отправной

точке спонтанность

народной

души,

а в конце — работа литератора. Эта

картина, соблазнявшая

простотой схе­

мы,

не

выдерживает серьезной критики. Разумеется, не

все

песни

возни­

кали одинаково; среди них есть и такие, в которых чувствуются следы неуклюжих швов. Кто, однако, читая непредубежденным глазом «Ролан­ да», станет отрицать, что это творение единого порыва, творение одного человека, причем значительного, чья эстетика в той мере, в какой она не была его личной, отражала идеи его времени, а не являлась бледным отражением утраченных славословий? В этом смысле можно смело сказать,

что

«деяния»

«родились»

в конце X I

в.

Но разве

поэт,

наделенный

та­

лантом

(это,

разумеется,

встречалось

не

так

уж

часто;

забывают,

что

красота

«Роланда» — явление исключительное),

не

использует — с боль­

шим

или меньшим мастерством — темы,

которые

как коллективное

на­

следие переданы ему рядом поколений?

Зная, с каким интересом люди феодальной эпохи относились к прош­ лому и как любили слушать рассказы о нем, можно ли удивляться, что устная традиция прошла через века? Излюбленными ее очагами были все те места, где встречались странники: центры паломничеств и ярмарочные площади, дороги паломников и купцов, воспоминание о коих сохранили многие поэмы. О странствующих купцах мы благодаря случаю знаем из одного текста, что они из Германии занесли в скандинавский мир не­ которые немецкие легенды. Можно ли сомневаться, что и французские купцы вместе со свертками сукна и мешками пряностей перевозили с


одного конца привычных своих маршрутов на другой немало героических сюжетов и даже просто имен? Наверняка из их рассказов, как и рас­ сказов паломников, жонглеры и узнавали географическую терминологию Востока, а поэты Севера знакомились с красотой средиземноморской оли­ вы, которую «деяния» с наивным вкусом к экзотике и великолепным презрением к местному колориту храбро помещают на холмах Бургундии или Пикардии. Хотя обычно легенды и не диктовались в монастырях, то были, однако, места, чрезвычайно благоприятные для их возникнове­ ния: через монастыри проходило множество путников, в них сохранялась память о многих старинных сооружениях, их обитатели, наконец, всег­ да любили рассказывать — даже чересчур, по словам таких пуритан, как

Петр

Дамиани. Самые древние анекдоты о Карле Великом

записывались

с I X

в. в Санкт-Галлене 1 7 ; составленная в начале X I в.

хроника мо­

настыря в Новалез по дороге в Мон-Сени изобилует легендарными эле­ ментами.

Но не

будем

воображать, что все вышло из монашеских

обителей.

У знатных

родов

тоже были свои устные предания, которые

сохраняли

в точном или искаженном виде немало воспоминаний;- в замковых залах столь же любили поговорить о предках, как и под сводами монастырей. Мы знаем, что герцог лотарингский Годфрид не стеснялся потчевать своих гостей забавными историями о Карле Великом. Надо ли полагать, что такие вкусы были у него одного? Впрочем, и в эпосе нетрудно разли­ чить два противоположных образа великого Каролинга: благородному го­ сударю «Роланда», окруженному почти религиозным почитанием, проти­ востоит «алчный» и «выживший из ума» старик многих других «деяний». Первый соответствовал народному варианту церковной историографии, а также нуждам капетингской пропаганды; как не .узнать во втором ан­ тимонархического отпечатка баронской среды?

Всякие кратенькие истории превосходно могут передаваться таким об­ разом из поколения в поколение, не облекаясь в форму поэм. Но поэмы все же существовали. С какого времени? Этот вопрос почти неразрешим. Ибо мы имеем дело с французским языком, который, слывя просто-на­ просто испорченной латынью, лишь через несколько веков был возведен в ранг литературного языка. Просачивался ли героический элемент в те

«деревенские песни», т. е. песни на

народных диалектах, которые в

конце

I X

в., как передают, один орлеанский епископ счел долгом запретить

петь

своим священникам? Об этом мы никогда уже не узнаем, так как

все

происходило

в

сфере, не удостаивавшейся внимания

образованных

людей. Однако,

не

злоупотребляя

доказательством ex

silentioа ,

надо

все же признать, что первые упоминания об эпических поэмах относятся лишь к X I в.; внезапное появление этих свидетельств после долгой ночи как будто говорит о том, что стихотворные «деяния» возникли не намного раньше, во всяком случае в изрядном количестве. С другой стороны, весьма примечательно, что в большинстве старинных поэм обычной ре-

а Умолчания (лат.).



зиденцией каролингских королей назван Лан; даже в «Роланде», где вос­ становлен в своем истинном ранге Ахен, сохранились, словно по недосмот­ ру, следы этой «ланской» традиции. А она могла зародиться лишь в X в., когда «Мон-Лоон» действительно играл приписываемую ему роль. Более позднее, как и более раннее, ее появление было бы необъяснимым. Итак, по всей видимости, именно в этом веке были зафиксированы главные темы эпоса, если и не в стихотворной форме, то по крайней мере уже вполне пригодными для поэтической обработки.

Одна из главных черт

«деяний» — та, что в них изображаются толь­

ко давние события. Почти

единственное исключение — крестовые походы,

представлявшиеся, по-видимому, достойными эпоса. В них было все, что способно потрясти воображение; несомненно также, что они переносили в настоящее некую форму христианского героизма, присущего поэмам на­ чиная с X I в. Эти произведения, посвященные современности, позволяли жонглерам оказывать осторожное давление на своих меценатов: за то, что Арну д'Ардр отказался дать жонглеру красные штаны, его имя было вычеркнуто из «Песни об Антиохии» 1 8 .

Но при всем удовольствии, которое должны были испытывать

баро­

ны, слушая восхваления своих подвигов, при всех выгодах, которых

мог­

ли ждать поэты, создавая подобные сочинения, войны современности, если они происходили не в Святой земле, не находили, как правило, желаю­ щих прославить их в этом жанре. Означает ли это, что, как писал Гастон Парис, «эпическое брожение» прекратилось в тот самый момент, когда окончательно сформировалась французская нация? Такое утверждение, само по себе малоправдоподобное, предполагает, что рассказы, относя­ щиеся к событиям I X и X вв., немедленно облекались в поэтическую форму, а это крайне сомнительно. Истина, бесспорно, в том, что люди, полные почтения к временам минувшим, считали предметом, способным воспламенить их чувства, лишь воспоминания, окруженные ореолом древ­ ности. В 1066 г. нормандских воинов при Гастингсе сопровождал жонг­

лер.

Что

он

пел?

« О Карле Великом

и о Роланде».

Другой

жонглер

около

1100 г. находился в шайке бургундских грабителей, участвовав­

ших

в небольшой

местной стычке. Что он пел?

« О

славных

деяниях

предков». Когда великие ратные дела X I

и X I I вв. в свою очередь отод­

винулись

в глубь

времен, вкус к прошлому все

еще

сохранялся, но

удовлетворяли

его

иначе. Эпос заменила история,

порой еще

изложен­

ная в стихах, но уже основанная на письменной традиции и, следова­ тельно, куда меньше сдобренная легендами.

Любовь к историческим и легендарным рассказам в феодальную

эпо­

ху не являлась особенностью Франции. Но, будучи общей для всей

Ев­

ропы, она в разных странах удовлетворялась по-разному.

Как далеко ни углубимся мы в историю германских народов, мы уви­ дим, что их обычаем было прославлять в стихах подвиги героев. У гер­

манцев на континенте, в Британии и у скандинавов существовали

рядом

два жанра воинских песен: одни посвящались персонажам

весьма

древним, порой мифическим, другие прославляли вождей живых

или не-