Файл: Блок М. Апология истории или ремесло историка.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 11.04.2024

Просмотров: 160

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

какая характерна для собственности римского типа. Держатель, который — обычно из поколения в поколение — пашет и снимает урожай; его прямой сеньор, которому он платит ренту и который в определенных случаях мог отобрать участок; сеньор его сеньора — и так далее, во всю длину фео­ дальной лестницы, находилось множество людей, каждый из которых мог с равным основанием заявить: «Мое поле»!

Но этого еще мало. Разветвления шли не только сверху вниз, но и го­ ризонтально, и тут следует упомянуть также сельскую общину, которая, как только снят урожай, обычно вновь обретает право на всю свою тер­ риторию; упомянуть семью держателя, без согласия которой участок не может быть отчужден, а также семьи вышестоящих сеньоров. Такое иерархизированное переплетение связей между человеком и землей восходило, без сомнения, к очень отдаленным временам. В большой части самой Romania не была ли квиритская собственность 1 0 чем-либо иным, как не показным фасадом? Однако в феодальные времена эта система развилась несравненно сильнее. Подобное взаимопроникновение «сейзин» на одну и ту же вещь ничуть не смущало .умы, малочувствительные к логике противо­ речия; это состояние права и общественного мнения, пожалуй, лучше всего определить заимствованной у социологии знаменитой формулой: юридиче­ ская «причастность» и .

3.Возрождение письменного права

Витальянских школах, как мы видели, изучение римского права ни­ когда не прекращалось. Но в конце X I в., по свидетельству одного марсельского монаха, уже «толпы» теснятся на лекциях, читаемых целыми плеядами ученых, более многочисленными, чем прежде, и лучше органи­ зованными, особенно в Болонье, где блистал великий Ирнерий, «светоч права». Одновременно глубоким преобразованиям подвергается предмет обучения. Источники в подлинниках, которыми раньше часто пренебрегали

ради посредственных кратких изложений, вновь занимают первое

место;

в частности «Дигесты» 1 2 , которые были почти забыты, открывают

доступ

к латинскому юридическому мышлению в его утонченнейших формах. Со­ вершенно очевидны связи этого возрождения с другими интеллектуаль­ ными течениями эпохи. Кризис григорианской реформы вызвал во всех партиях подъем юридической, равно как и политической, мысли; не слу­ чайно составление больших канонических сборников, непосредственно этим кризисом вдохновленных, совпадает по времени с первыми трудами болонской школы. И как не увидеть в этих последних приметы возвращения к античности и интереса к логическому анализу, которые затем разовьются в новой литературе на латинском языке, как и в возрождающейся фи­ лософии?

Примерно в то же время аналогичные потребности возникли и в осталь­ ных странах Европы. Там также знатные бароны начинали все больше прибегать к советам профессиональных юристов: примерно с 1096 г. среди влиятельных придворных графа Блуа мы встречаем особ, которые не без


гордости именуют себя «знатоками законов». Свою образованность они, возможно, заимствовали из некоторых текстов античного права, еще сохранявшихся в монастырских библиотеках по ту сторону Альп. Но эти источники были слишком скудны, чтобы они сами по себе могли дать пищу для местного ренессанса. Импульс пришел из Италии. Деятельность болонской группы, развиваясь под влиянием более интенсивной, чем прежде, общественной жизни, получила распространение благодаря открытому для иностранцев обучению, трудам ученых, наконец эмиграции некоторых ее светил. Владыка Итальянского королевства и Германии Фридрих Барба­

росса во время итальянских походов 1 3 принял в свою

свиту ломбардских

законоведов. Бывший болонский студент Плацентин 1 4

вскоре после 1160 г.

обосновался

в Монпелье; другой болонец, Ваккарий 1 5 , был за несколько

лет до того

приглашен в Кентербери. В течение X I I в. римское право

проникло во все школы. Его, например, около 1170 г. преподавали на­ ряду с каноническим правом под сенью Санского кафедрального собора.

Все это, надо признать, вызывало и острое недовольство. Скрытый языческий дух глубоко светского римского права тревожил многих церков­ ных деятелей. Ревнители монашеской добродетели обвиняли римское право в том, что оно отвращает монахов от молитвы. Теологи осуждали его за то, что оно мешает единственному виду размышлений, достойному духов­ ной особы. Даже короли Франции и их советники, по крайней мере начи­ ная с Филиппа-Августа, стали с подозрением относиться к аргументам, которыми оно щедро снабжало теоретиков императорской гегемонии. Все эти анафемы, однако, были бессильны затормозить движение и лишь сви­ детельствовали о его мощи.

В Южной Франции, где традиция обычного права сохранила явный римский отпечаток, усилиями юристов, которые отныне могли пользовать­ ся подлинными текстами, «письменное» право было возведено в ранг некое­ го общего права, применявшегося там, где не было обычаев, явно ему противоречивших. Так же в Провансе, где с середины X I I в. знание Ко­ декса Юстиниана 1 6 казалось настолько важным даже для мирян, что их снабдили кратким его изложением на народном языке. В других местах новые веяния сказались не так непосредственно. Даже там, где они встре­ чали особенно благоприятную почву, обычаи предков еще слишком прочно держались в «памяти людей» и вдобавок были слишком тесно связаны со всей системой социальной структуры, глубоко отличавшейся от древнерим­ ской, чтобы их могли поколебать одни только усилия нескольких докторов права. Разумеется, проявлявшееся отныне повсюду осуждение старинных способов доказательства, а именно судебного поединка, и разработка в публичном праве понятия оскорбления величества были кое-чем обязаны

примерам из Corpus j u r i s а и

комментарию к

нему.

Подражанию

антич­

ности в данном случае сильно

способствовали

также

совсем иные

влия­

ния: отвращение церкви к кровопролитию, как и ко всяким действиям, которые представлялись попыткой «искушать Бога»; привлекательность,

а Свод права (лат.).


особенно для купцов, более удобных и рациональных юридических про­ цедур; возрождение престижа монарха. Если в X I I и X I I I вв. некоторые законоведы с великим трудом старались передать на языке кодексов реаль­ ности своего времени, эти неуклюжие попытки никак не затрагивали ос­ новы человеческих отношений. Настоящее воздействие ученого права на право живое шло тогда иным, окольным, путем: оно приучало живое право к более ясному осознанию самого себя.

Действительно, имея дело с чисто традиционными предписаниями, ко­ торые до той поры с грехом пополам управляли обществом, люди, про­ шедшие школу римского права, неизбежно должны были стремиться устра­ нить в них противоречия и неясности. Но такое состояние умов имеет свойство, подобно масляному пятну, распространяться вширь, и эти тен­ денции не замедлили выйти за пределы сравнительно узких кругов, не­ посредственно владевших превосходными орудиями интеллектуального ана­ лиза, полученными в наследство от античного учения. И тут они также развивались в согласии с рядом спонтанных течений. Преодолевавшая свое невежество цивилизация жаждала письменных формулировок. Более мощные коллективы, прежде всего городские группы, требовали фиксиро­ вания законов, туманный характер которых приводил к стольким злоупотреблениям. Перегруппировка социальных элементов в большие го­ сударства или в крупные княжества была благоприятна не только для возрождения законодательства, но также для распространения на обшир­ ные территории унифицирующей юриспруденции. Не без оснований автор «Трактата об английских законах» в продолжение цитированного нами выше пассажа противопоставлял обескураживающей пестроте местных обы­ чаев гораздо более упорядоченную юридическую практику королевского суда. Характерно, что около 1200 г. в Капетингском королевстве при сохранении местных обычаев в самом узком смысле появляются обширные области применения единых обычаев: Франция вокруг Парижа, Норман­ дия, Шампань. Судя по всем этим признакам, шла подготовка к кристал­

лизации законов, которая к концу X I I в. если

и не завершилась,

то во

всяком случае дала своих первых предвестников.

 

 

В Италии после Пизанской хартии 1132 г. 1 7

умножается число

город­

ских статутов. К северу от Альп акты пожалования вольностей бюргерству все более явно превращаются в подробные изложения обычаев. Генрих I I , король-юрист, «сведущий в установлении и в исправлении законов, остро­ умный в решении необычных судебных дел», развивает в Англии бурную законодательную деятельность. Под сенью движения за умиротворение практика законодательства проникает и в Германию. Во Франции ФилиппАвгуст, склонный во всем подражать английским соперникам, упорядочи­ вает с помощью ордонансов различные феодальные спорные вопросы. Нако­ нец, появляются писатели, которые без всякого официального задания, просто для удобства практиков, сводят воедино юридические нормы, дей­ ствующие в их окружении. Естественно, что эта инициатива исходит из местностей, где издавна привыкли не довольствоваться чисто устной тра­

дицией:

Северной Италии, где около 1150 г. некий компилятор собирает

в СЕОЄГО

рода Corpus советы относительно права феодов, подсказанные


юристам его края законами, изданными на сей счет императорами в Лангобардском королевстве; Англии, где в 1187 г. в окружении юстициария Ранульфа Глэнвилля был создан «Трактат», на который мы уже несколько раз ссылались. Затем около 1200 г. появился самый древний сборник нормандских обычаев; около 1221 г.— «Саксонское зерцало» 1 8 , написанное неким рыцарем на народном языке и тем самым вдвойне подтверждавшее глубокое проникновение нового духа. Эта работа активно продолжалась и в последующих поколениях: настолько активно, что, если мы желаем понять социальную структуру, которая до X I I I в. описана весьма неполно и много черт которой, несмотря на серьезные изменения, еще существовало в Европе периода великих монархий, мы часто вынуждены прибегать — со всей надлежащей осторожностью — к этим произведениям, сравнитель­ но поздним, но отражающим организационную ясность, присущую периоду возведения соборов и создания «Сумм»4 9 . Может ли кто из историков от­ казаться от помощи самого замечательного аналитика средневекового об­ щества, бальи2 0 королей, бывших сыновьями и внуками Людовика Святого,,

рыцаря-поэта и

юриста, написавшего в 1283 г. «Обычаи» края Бо-

вези,— Филиппа

де Бомануар?

Но могло ли право, которое отныне было частично зафиксировано за­ конодательным путем и все в целом преподавалось и записывалось, не утратить вместе с разнообразием и свою гибкость? Разумеется, ничто не мешало ему эволюционировать, что и произошло в действительности. Но теперь оно изменялось менее стихийно, а стало быть, более редко. Ибо размышление над каким-либо новшеством всегда таит в себе опасность отказа от этого новшества.

Итак, периоду чрезвычайно подвижному, периоду скрытого, глубинного вызревания приходит на смену со второй половины X I I в. эпоха, когда общество стремится организовать человеческие отношения более строго, установить более четкие границы между классами, устранить многие из местных особенностей и, наконец, допускать только постепенные преобра­ зования. В этой решающей метаморфозе, совершившейся около 1200 г., безусловно были повинны не только перемены в юридическом мышлении,, впрочем, тесно связанные с другими каузальными цепями. Однако нет сомнения, что они широко этому способствовали.


М А Р К Б Л О К И « А П О Л О Г И Я И С Т О Р И И »

Биография ученого — в его идеях, открытиях, книгах, учениках. Однако биография Блока этим не исчерпывается. Все, кто знал его, отмечают исключительную цельность личности: ученый и человек были нераздельны. Выдающийся историк, он был вместе с тем гражданином и патриотом. Отдав свой ум и исследовательский темперамент всемирной «республике ученых», он отдал жизнь родине, и имя его числится в пантеоне героев французского Сопротивления.

Блок родился 6 июля 1886 г. в Лионе, в семье университетского про­ фессора. Его отец, Гюстав Блок, был в свое время известным специа- листом-античником. Впоследствии Марк Блок неоднократно отмечал боль­ шое влияние отца на формирование его интереса к истории. Не без гордо­ сти вспоминал он о том, что его прадед был солдатом революционной армии в 1793 г. Республиканская и патриотическая традиция, по его соб­ ственному признанию, оказалась не менее существенным фактором в фор­ мировании его мировоззрения, чем традиция академическая.

В 1904 г. Блок поступает в парижскую Высшую нормальную школу и специализируется по истории, а по окончании ее начинает педагогиче­ скую работу в лицеях Монпелье и Амьена. В течение всей первой мировой войны он находился на военной службе.

После демобилизации

Блок преподает в Страсбургском университете,

в то время — важном центре научной и интеллектуальной жизни

Франции;

с 1936 г. он — профессор

экономической истории в Сорбонне. В

эти годы

выходит несколько его монографий по истории средневековой Европы:

«Короли

и сервы»

(Rois

et

serfs,

1920),

«Короли-чудотворцы»

(Les

rois thaumaturges,

1924), «Характерные черты французской

аграрной

истории»

(Les

caracteres

originaux

de

l'histoire

rurale

francaise,

1931), «Феодальное

общество»

( L a societe

feodale,

2

vols,

1939,

1940),

множество

статей

и

рецензий.

Блок

выдвигается

на

одно

из

первых

мест не только во французской, но и вообще в западной медиевистике. Вместе с другим выдающимся французским историком — Люсьеном Февром — он основывает (в 1929 г.) и издает журнал «Анналы экономиче­ ской и социальной истории», публикация которого временно прервалась во время второй мировой войны.