Файл: Блок М. Апология истории или ремесло историка.pdf

первых рук. Мы познаем их сами. «Здесь нет надобности призывать в качестве толмача ум другого,— говорит Блок.— Вовсе неверно, будто ис­ торик обречен узнавать о том, что делается в его лаборатории, только с чужих слов. Да, он является уже тогда, когда опыт завершен. Но если условия благоприятствуют, в результате опыта наверняка получится оса­ док, который вполне можно увидеть собственными глазами» 3 6 .

Таким образом, ученый вполне способен получить нечто из истории в «чистом виде», помимо интерпретаторов прошлых времен. И это «нечто» совсем не так незначительно, как казалось когда-то. Прямые остатки ми­ нувших эпох не играли существенной роли в историческом познании до тех пор, пока историки сосредоточивались на политической истории, на рассказе о событиях. Но коль скоро предмет истории изменился и центр тяжести исследования сместился в область социальной истории, истории экономики, культуры, явлений массового сознания, реальные объекты про­ шлого, будь то орудия труда, формы поселений или языки, фольклор, приобрели новое значение. Это та чувственная реальность, к которой со­ циальный историк может прикоснуться непосредственно и истолкование ко­ торой менее спорно, чем прямые высказывания источников, содержащие оценку событий их современниками и участниками. Блок в этом смысле противопоставляет свидетельства «намеренные» свидетельствам «ненаме­ ренным», «невольным», отдавая предпочтение последним: «Только этим путем удалось восстановить целые куски прошлого: весь доисторический период, почти всю историю экономики, всю историю социальных структур» .

Иными словами, переоценка сравнительной важности разных видов ис­ торических свидетельств тесно связана с переориентацией исторической науки. Переместив главное свое внимание с описания политических собы­ тий на изучение глубинных социально-экономических и культурных про­ цессов, она обратилась к иным категориям исторических источников, ко­ торые по < воей природе оказываются более достоверными, более точно и однозначно интерпретируемыми, чем источники, излюбленные традицион­ ной историографией. «По счастливому единству... самое глубокое в исто­ рии — это также и самое в ней достоверное» 3 8 .

Однако добыть это «достоверное» подчас исключительно трудно. В ме­ диевистике в особенности. Вот пример. Вплоть до X I I I в. почти все юридические документы, столь важные для социального историка, состав­ лялись на латинском языке. «Но факты, память о которых они старались сохранить, первоначально бывали выражены не на латыни. Когда два се­ ньора спорили о цене участка земли или о пунктах в договоре о вас­ сальной зависимости, они, по-видимому, изъяснялись не на языке Цице­ рона. Затем уже было делом нотариуса каким угодно способом облечь их соглашения в классическую одежду. Итак,— заключает Блок,— всякая или

почти всякая латинская грамота или запись представляет собой результат транспозиции, которую нынешний историк, желающий докопаться до истины, должен проделать снова в обратном порядке» з э .

За этой фразой скрыты огромные методические и исследовательские усилия, воодушевляемые стремлением установить контакт с сознанием людей средневековья, понять их мысли и намерения, зашифрованные в доку­ ментах, написанных на языке, на котором эти люди не говорили и не думали. К сожалению, приходится признать: мало историков, ставящих перед собой подобную задачу и знающих, как ее решать,— в той мере,

содержат немало убедительных опытов терминологического анализа, веду­ щего к более точному и глубокому постижению социальной действитель­ ности, скрывающейся за источниками.

Не будем останавливаться на примерах такого анализа, но не откажем себе в удовольствии вкратце изложить содержание маленького очерка о посвящении в рыцари, который мы находим в одной из гЛав I I тома «Феодального общества»: это своего рода образец социального иссле­ дования обряда. Начиная с середины X I в. французские тексты все чаще упоминают действия, сопровождавшие вступление в число рыцарей: юно­ шу опоясывают мечом, он получает от сеньора удар мечом плашмя по плечу, вскакивает затем на коня и поражает цель копьем. Существенным моментом этого акта считалось физическое соприкоснове­ ние посвящаемого юноши и посвящающего сеньора — таким путем один мистическим образом влияет на другого, так же как епископ — на посвя­ щаемого им в сан священника. Блок сближает этот ритуал с инициациями молодых людей в примитивных обществах; несомненна связь его с древнегерманскими обычаями.

Констатацией подобной преемственности и ограничивались предшествен­ ники Блока. Для него же здесь проблема только начинается. Ибо «с изменением социальной среды соответственно изменилось и человеческое