Файл: Основы общей психологии.doc

Значение таких функциональных изменений структуры в онтогенетическом развитии совершенно очевидно. Но зависимость строения от функции не огра­ничивается ими. И в филогенетическом развитии строения организмов функция играет существенную и даже ведущую роль. В пользу этого положения говорит приспособительный характер эволюции, приводящий к развитию признаков, со­ответствующих среде и образу жизни. <...>

Здесь можно оставить совершенно открытым относящийся к компетенции биологов и весьма дискуссионный вопрос о том, как осуществляется эта веду­щая роль среды и образа жизни в развитии строения и функций и функциональ­но обусловленных изменений строения в филогенетическом развитии. <...>

В советской биологической литературе Т. Д. Лысенко считает, что опытами по вегетативной гибридизации «вопрос о возможности наследования так называемых "благоприобретенных" признаков для советской агробиологии оконча­тельно решен в благоприятном смысле».

Русская генетическая школа Северцова—Шмальгаузена, продолжая линию Ч. Дарвина и отмежевываясь от неодарвинизма, также подчеркивает формооб-разующую роль функции, осуществляющуюся через естественный отбор.

«Если мы возьмем организм птицы, — пишет А. Н. Северцов, — то увидим, что все ее органы и функции приспособлены к воздушному образу жизни: удивительно сложное и целе­сообразное строение перьев защищает птицу от холода при быстрых переменах температуры, которым она подвергается при полете; маховые перья крыла расположены так, что крыло непроницаемо для воздуха при ударе вниз и что перья располагаются в вертикальной плоско­сти при подымании крыла, так что воздух свободно проходит между ними при взмахе вверх; хвост является рулем глубины; замечательны устройства птичьих лап, являющихся органами хватания и передвижения на суше, и анатомические особенности мускулов и сухожилий ноги, позволяющие птице спать на ветке дерева (благодаря этому устройству, чем крепче спит пти­ца, тем плотнее она схватывает ветку)... Мы имеем здесь ряд чрезвычайно характерных осо­бенностей, которые совершенно ясно свидетельствуют о том, что организм птицы является в высокой степени приспособленным к воздушному образу жизни, т. е. к специальным условиям ее существования. Но, разбирая строение птиц далее и углубляя начатый анализ, можно убе­диться, что каждая птица приспособлена также к особенностям именно своего образа жизни, т. е. что водяная птица помимо перечисленных приспособлений имеет ряд других, благодаря которым она может плавать, нырять и питаться водяными животными или растениями, что лесные птицы, лазающие по деревьям, как дятел или поползень, приспособлены именно к этому образу жизни, а не к другому, и т. д.».*

---

* Эволюция и психика. М., 1923 С. 8.
* * *

В этом отношении существенный интерес, как нам кажется, представляет направление ра­бот И. И. Шмальгаузена, который, исходя из единства или параллелизма мутационных и модификационных изменений, стремится показать, как отбор в отношении активных органов совершается на фоне или основе функциональных модификаций, вследствие чего направление естественного отбора и совершающейся посредством него эволюции определяется адаптив­ными функциональными модификациями.*
* В своем анализе биологических основ психического развития С. Л. Рубинштейн, продолжая лучшие традиции научной школы А. Н. Северцова и его последователя И. И. Шмальгаузена, раз­рабатывает принципиально важную идею о формообразующей роли функций, осуществляющейся через естественный отбор. Вместе с тем легко понять, что в условиях 40-х гг. С. Л. Рубинштейн не мог не упомянуть и ламаркистскую точку зрения Т. Д. Лысенко. Делает он это предельно кратко, сразу же переходя к дальнейшему и явно сочувственному рассмотрению работ А. Н. Северцова и И. И. Шмальгаузена.

Для того чтобы правильно оценить комментируемые здесь страницы «Основ общей психологии», необходимо учитывать, как они были поняты и за что критиковались в конце 40-х гг. А. Н. Леонтьев писал, что автор «излагает как равноправные обе диаметрально противоположные друг другу теории: теорию морганистскую и теорию, развиваемую Т. Д. Лысенко» (Леонтьев А. Н. Важней­шие задачи советской психологии в свете итогов сессии Всесоюзной академии сельскохозяйствен­ных наук // Советская педагогика. 1949. № 1. С. 76—85). П. И. Плотников резко осудил С. Л. Ру­бинштейна за то, что он «поднимает на щит и восхваляет» И. И. Шмальгаузена (см. рецензию П. И. Плотникова на «Основы общей психологии» в: Советская педагогика. 1949. № 4. С. 11— 19). (Примеч. сост.)
Таким образом, можно сказать, что прямо или косвенно образ жизни играет определяющую роль в развитии и строения, и функции в их единстве, причем влияние жизни на строение опосредовано функцией. Лишь признание этого положения создает биологические естественнонаучные предпосылки для единого целостного учения о развитии, в которое учение об антропогенезе органи­чески входит определяющим звеном.

В этом учении в качестве основного принципа выступает положение об определяющей роли образа жизни в развитии психики; в качестве основного механизма — единство и взаимосвязь строения и функции: не только строе­ние определяет функцию, но и функция — строение; в качестве основного тезиса — то положение, что в ходе развития и строение мозга, и его психофи­зические функции в подлинном единстве выступают и как предпосылка, и как результат изменяющегося в ходе развития образа жизни.

---

Все психические образования и свойства не только проявляются, но и формируются в нем — под контролем биологических форм существования у животных, исторических форм общественной жизни у человека.

В ходе развития строение мозга обусловливает возможные для данного ин­дивида формы поведения, его образа жизни (особенно отчетливо эта зависи­мость — образа жизни от строения мозга — выступает при статическом рас­смотрении их взаимоотношений на одной данной ступени); но в свою очередь образ жизни обусловливает строение мозга и его функций (особенно отчетливо эта зависимость — строения мозга от образа жизни — выступает при генети­ческом рассмотрении вопроса о происхождении той или иной ступени развития как мозга, так и организма в целом).

Ведущим, определяющим является при этом развитие образа жизни, в про­цессе перестройки и изменения которого происходит развитие организмов и их органов — мозга в том числе — заодно с функциями. Общие биологические закономерности развития контролируют, в конечном счете, развитие как морфо­логических, так и функциональных его компонентов. При этом развитие строения регулируется через посредство функции. Таким образом, в конечном счете, образ жизни регулирует и строение мозга, и его психофизические функции в подлинном единстве.

Вместо одностороннего примата морфологии (или физиологии) над психо­логией мы утверждаем примат генетической биологии над генетической морфо­логией нервной системы. <...> Развитие строения нервной системы не может быть вскрыто вне связи с опосредующим его развитием функций и вне зависи­мости от образа жизни и эволюции форм поведения. Поэтому вне связи с гене­тической физиологией и генетическим изучением поведения, включающим и пси­хологию, генетическая морфология должна неизбежно превратиться в морфо­логию сравнительную: она вынуждена ограничиваться установлением срезов на различных ступенях развития и их сравнением — вместо того чтобы вскрыть закономерности развития. На этой основе и генетическая физиология нередко подменяется сравнительной физиологией, которая лишь дополняет сравнитель­ную морфологию соотнесением функций на различных морфологических сре­зах: эволюция строения и функций в их единстве и взаимозависимости подменя­ется суммой рядоположных статических срезов. Реализация генетического принципа в биологии невозможна без включения данных генетической психоло­гии. Недаром так именно строил свое учение Ч. Дарвин. Недаром также А. Н. Северцов, строивший подлинно

---

генетическую морфологию, подойдя к об­щей проблеме эволюции, выдвинул как одну из центральных для общего эволю­ционного учения проблему: «эволюция и психика».

Мозг животного не может развиваться иначе, как под контролем биологиче­ских условий существования и естественного отбора. В историческом развитии человека соответственно речь будет идти о примате в генетическом плане обще­ственно-трудовой деятельности: рука человека и мозг его являются не только предпосылками, но также продуктами труда. Само строение мозга и его разви­тие не может быть понято вне той деятельности, которая им как механизмом осуществляется; тем более не может быть понято независимо от этой деятельно­сти сознание, мысль, органом которой мозг является. Определяющими для пси­хики животного являются природные основы его существования и его жизнеде­ятельности, его поведение; определяющими для психики, для сознания человека являются способы общественной деятельности: общественное бытие людей опре­деляет их сознание.

Из такого понимания материальных основ психики, включающих органиче­ские ее основы в качестве одного из соподчиненных компонентов, вытекают су­щественные выводы для понимания характера той связи, которая существует между психикой и мозгом. Мозг «продуцирует» психику, сознание, мысль не так, как печень продуцирует желчь, потому что и самая психика, сознание, мысль существенно отличается от желчи и прочих физических продуктов органиче­ской жизни. Ее основное свойство — отражение, выражая отношение к действи­тельности, к бытию в целом, она выходит за пределы внутриорганических отно­шений. <...>

Деятельность же или поведение организма, обладающего психикой, включает психические компоненты. Изменение психических компонентов деятельности, изменяя взаимоотношения со средой, изменяет условия деятельности, а обуслов­ленное этим изменение деятельности влечет за собой в ходе развития изменение и механизмов этой деятельности, в частности мозга. Зависимость изменений в строении мозга обезьян и человека от реальных условий их жизни и деятельно­сти была опосредована изменениями в рецепции, новой значимостью, которую приобрели новые виды ощущений. <...> Нельзя рассматривать свойства мозга как некую самодовлеющую первопричину свойств психики, тем самым в извест­ном смысле противопоставляя их друг другу. Мозг и психика, строение мозга и его психофизические функции развиваются в подлинном единстве. Таким обра­зом, взаимоотношения между психикой и мозгом оказываются неизмеримо тонь­ше, сложнее и теснее — в смысле их взаимосвязи и взаимообусловленности, — чем это представляется, когда, исходя из строения мозга, рассматривают его фун­кции вообще и психические в частности лишь как производные от строения, не учитывая зависимости строения от функции и как строения, так и функции в их единстве — от образа жизни.

---

Представление об односторонней зависимости функции от строения органа, который складывается будто бы независимо от его функционирования, делает с самого начала необъяснимой всякую связь между ними. Она устанавливается лишь в процессе развития, в котором строение и функция находятся в непре­рывном внутреннем взаимодействии. Развитие органа происходит не так, что одно его строение, порождающее одни функции, переходит в другое, порождаю­щее соответственно другие функции; самый переход от одного строения органа к другому в свою очередь и опосредован, и обусловлен теми функциями, которые он выполняет; развитие как его структуры, так и функции регулируется образом жизни организма.

Подлинное единство психического и физического, психики и мозга осуществ­ляется лишь в процессе их развития — в силу взаимосвязи и взаимозависимо­сти структуры и функции. И поэтому лишь в генетическом плане, лишь изучая и мозг и психику не статически, а диалектически, не в безжизненном покое, а в движении и развитии, можно в их взаимосвязях раскрыть и выявить подлинное единство психического и физического. Статическая трактовка взаимоотноше­ния психики и мозга неизбежно приводит к механистическому их разрыву — к психофизическому параллелизму или эпифеноменализму, к чисто внешнему со­отнесению психических функций и мозга. Подлинный монизм в решении психофи­зической проблемы осуществим лишь на диалектической основе.

Эти положения раскрывают конкретное содержание нашего решения пси­хофизической проблемы в духе единства, которое осуществляется и раскрыва­ется в процессе развития.

Эти положения говорят вместе с тем о том, что недостаточно проследить основные ступени в развитии нервной системы и соотнести с ними им соответ­ствующие ступени психики, как если бы нервная система развивалась сама по себе и каждая форма ее определяла бы от себя ту форму психики, которую она продуцирует. При такой постановке связь между психическим и физическим неизбежно превращается в чисто внешнее соответствие, в параллелизм, неизве­стно кем и как установленный. Для того чтобы раскрыть эту связь и понять ее во внутренних закономерностях, нужно перейти от изучения психофизических корреляций к изучению истории закономерного развития организмов, которое приводило ко все более высоким совершенным формам отражения, рецепции, познания и поведения, движения, действия.

---