Файл: Бастарева, Л. И. Петропавловская крепость [иллюстрированный путеводитель].pdf

ее, лишь только она коснулась стола, и передал друтому, тот третьему, и не успел я глазом моргнуть, как моя шляпа очутилась вне камеры. Быстрота и отчет­ ливость этого процесса поразили меня... Видно было, что люди набили себе руку и стали артистами своего ремесла и что в этом ремесле выработались свои точно определенные приемы. Быстро, при содейст­ вии полдюжины рук, освободился я от разных частей своего костюма, и еще быстрее исчезли они из моих глаз. Наконец я остался в чем мать родила...

— Садись, — буркнул кто-то, и пара дюжих рук легла сзади на мои плечи.

Яопустился на подставленный мне стул, и один из унтеров стал перебирать гребенкой мои волосы, другой шарить под мышками, третий искал, не спря­ тано ли чего у меня между ножными пальцами, чет­ вертый полез ко мне в рот...

Ядаже не мог себе представить, чтобы служебное рвение могло простираться так далеко...»

После обыска арестанту выдавали тюремную

одежду. Для арестанта, находящегося под следст­ вием, полагались белье, халат и туфли. Арестанту, приговоренному к каторге, выдавали белье из гру­ бого холста, брюки и куртку из шинельного сукна.

(башмаки на деревянной подошве).

После переодевания смотритель читал арестанту правила поведения. В тюрьме запрещалось разгова­ ривать, петь, свистеть, перестукиваться, чертить на стенах, делать пометки в книгах. За нарушение пра­ вил могли лишить переписки с родными, прогулок, заключить в карцер, надеть смирительную рубашку или кандалы.

104

Из приемной арестант попадал в тюремный коридор. В нем с одной стороны расположены окна, вы­ ходящие в тюремный дворик. Переплеты рам желез­ ные, а стекла были матовыми. По другой стороне коридора шли двери камер. По словам бывшей уз­ ницы этой тюрьмы В. Н. Фигнер, двери напоминали ряд гробов, поставленных стоймя, за которыми то­ мятся узники.

Каждая дверь сделана из двух рядов сосновых до­ сок и закрывается на массивный замок. В центре ее — форточка, через которую подавали пищу заклю­ ченному. Над ней — смотровая щель, через которую надзиратели наблюдали за узником. Узники назы­ вали ее «Иудой-предателем».

В тюрьме было 69 (сначала 71) камер одиноч­ ного заключения, одинаковых по планировке, по раз­ мерам. Площадь каждой камеры — около 22 квадрат­ ных метров. Сводчатый потолок, асфальтовый пол. Окно расположено высоко. Оно выходит на крепост­ ную стену. Солнечные лучи редко заглядывали в ка­ меры, особенно в камеры первого этажа. Рамы окна двойные, железные, с мелкой расстекловкой. Окно пропускало мало света: в камере был полумрак.

Сейчас в тюрьме Трубецкого бастиона воссоздано оборудование камер в три различных периода. В ка­ мерах № 1, 2 и 3 воспроизведена обстановка в пер­ вый период (1872 — 1879 годы).

В то время асфальтовый пол покрасили желтой краской. На кирпичную кладку стен камеры была наложена войлочная обивка, затем металлическая сетка, потом второй слой войлочной обивки, пару­ сина и, наконец, обои. Эта звукоизоляция была сде­ лана для того, чтобы заключенные не могли пере­ стукиваться.

10G

В камере стояли деревянный стол и табурет, же­ лезная кровать с настилом из досок, матрацем и по­ стельным бельем. У стены, где дверь, в одном углу стояла параша, в другом — умывальник. Камера осве­ щалась керосиновой лампой, горевшей всю ночь.

Один из узников крепости начала 70-х годов, Г1. А. Кропоткин, в воспоминаниях рассказывал, что в камерах было очень сыро, обои такие мокрые, будто каждый день их поливали водой. Чтобы умень­ шить сырость, печи натапливали так, что ему прихо­ дилось испытывать от жары еще больше страданий, чем от сырости. Сырость и высокая температура от­ разились на здоровье Кропоткина: два года тюрьмы превратили его в больного человека, у него не хва­ тало сил подняться на второй этаж тюрьмы.

В эти годы (1872 — 1879) режим в тюрьме соблю­ дался не очень строго. Разрешалось получать книги с воли, если страницы в них еще не были разрезаны. Можно было пользоваться книгами из тюремной би­ блиотеки. Свидания давались два раза в месяц. На прогулки выводили через день на 15 минут. Попытки перестукиваться обычно не вызывали репрессий.

Но по мере развития революционного движения в стране и увеличения количества узников режим в тюрьме Трубецкого бастиона становится более су­ ровым. Заключенным запрещали свидания, чтение, заключали в карцер за малейшие провинности, су­ рово наказывали за перестукивание. Все это, делав­ шееся для того, чтобы добиться показаний заключен­ ных, вызвало их протест.

5 февраля 1879 года этот протест вылился в бунт. Узники ломали мебель, выбивали форточки дверей, срывали войлочную обивку со стен камер. Арестанты стучали в двери, били стекла. Все они были связаны

108

и избиты солдатами. Ни одно из требований заклю­ ченных не было удовлетворено. Режим стал еще су­ ровее.

В камерах № 4, 5 и 6 воссоздана обстановка ка­ мер тюрьмы во второй период (1879—1897 годы), после бунта заключенных. Деревянная мебель в ка­ мерах заменена железной. Стол, кровать, умываль­ ник, парашу прочно прикрепили к полу и стенам. Обои сняли, стены оштукатурили. Внешний вид ка­ мер в этот период можно было сравнить с запущен­ ным подвалом. Вода выступала из стен, а с подокон­ ника лилась так обильно, что на полу камеры появи­ лись лужи.

Резко ухудшилось питание. Утром арестант полу­ чал кружку кваса и два фунта хлеба на весь день; хлеб был очень плохого качества. Обед состоял из щей или горохового супа и второго из продуктов плохого качества. К тому же нормы были явно недо­ статочны. Все чаще узники заболевали цингой.

Большей стала изоляция узников от внешнего мира.

Весь режим тюрьмы, вся обстановка камер были рассчитаны на то, чтобы сломить волю и человече­ ское достоинство заключенных. Особенно тяжело переносилась зловещая тишина в тюрьме. В. Н. Фиг­ нер писала: «Молчание, вечное молчание... От без­ действия голосовые связки слабели, атрофировались; голос ломался, исчезал; из грудного контральто он становился тонким, звонким, вибрирующим, как после тяжелой болезни, слова плохо срывались с языка, оставляя перерывы. Наряду с этим физи­ ческим расстройством органа речи изменялась психика. Являлось настроение молчать. Кроме вы­ нужденной необходимости —пропадал внутренний

109

И Затем опять все погружается в безмолвие могйЛЫ. Но тем не менее тюрьма полна своеобразной жизни, протестующей против неволи. Приложите зосо к две­ ри камеры, приподнимите «глазок», и вы услышите и увидите, как заключенный быстро шагает из угла в угол по своей камере. Так бьется птица в клетке. Так мечется зверь в неволе...

Как душно в этом каменном мешке, как тяжело...

Как гнетут эти стены, как давит сводообразный пото­ лок! Как ненавистна эта железная, ржавая решетка!.. Страшно хотелось разбить эти ненавистные стены, вырвать решетку и снова очутиться на воле. Но крепки стены. Толсты решетки. Зорка стража. Все бесполезно. Нельзя отсюда вырваться».

Действительно, вырваться из крепости было невоз­ можно. За 200 лет существования политической тюрьмы из нее не бежал ни один из узников.

В 1897 году одна из заключенных —М. Ф. Вет­ рова — не вынесла тяжелого тюремного режима, об­ лила себя керосином из лампы и умерла от ожогов. После этого случая керосиновые лампы заменили свечами. -

Внешне камеры изменились мало: те же железные стол и кровать, укрепленные неподвижно, тот же асфальтовый пол.

Вместо свечей в 1904 году появились над столом электрические фонари, вместо умывальника — фаян­ совая раковина, парашу заменил унитаз.

В 1907 году на окнах с наружной стороны появи­ лись металлические сетки, сделанные для того, что­ бы на окно не могли садиться голуби. Арестанты научились приманивать птиц и к лапкам их привязы­ вали записки. Это было замечено комендантом кре­ пости, и такое «зло» пресечено.

111

Перестукивание также всячески пресекалось. В письме узников-каторжан из Петропавловской кре­ пости говорится, что за малейшую попытку пересту­ киваться их по неделям держат в крошечной, душной каморке на одном мякинном хлебе и воде. Зимой их заставляют спать на голом каменном полу и дрогнуть в арестантской одежде. Для наказания пускают в ход «горячечную рубашку», распиная человека на голой железной койке, отчего мучительно болят все члены, начинается онемение их, и арестант впадает в глубо­ кий обморок. Принимались и меры предупреждения перестукивания: когда была возможность, арестантов помещали в камеры, по соседству с которыми не было заключенных.

Узникам не разрешалось заниматься каким бы то ни было ремеслом. Хождение по камере, чтение да тяжелый сон —так томительно и однообразно про­ ходило время заключенных. Сон скоро расстраивался, большинство арестованных страдало бессонницей.

Только в исключительных случаях разрешали пи­ сать. Записи подследственных выдавались родствен­ никам или им самим при освобождении из тюрьмы лишь с разрешения III отделения или департамента полиции.

В конце XIX — начале XX века в большинстве случаев сроки пребывания в тюрьме не превышали полугода. Но режим крепости причинял заключенным столько физических и нравственных страданий, что Петропавловская крепость не утеряла славы страш­ ного тюремного застенка.

На первом этаже у камеры № 5 помещена тюрем­ ная азбука, с помощью которой арестанты устанав­ ливали связь между собой. Азбука была придумана декабристами братьями Н. А. и М. А. Бестужевыми

112

в период заключения их в Секретном доме Алексеевского равелина. В дальнейшем она совершенство­ валась.

В азбуке буквы алфавита разбиты на шесть строк, каждая строка имеет пять букв. Буквы высту­ кивали в два приема: сначала номер строки, а затем порядковый номер буквы в строке.

В тюрьме было два карцера (на первом и втором этажах). Карцер почти в два раза меньше камеры; он отделен от коридора свободным помещением и

тремя дверями.

В карцере —железная кровать и небольшой метал­ лический столик. Карцер фактически не отапли­ вался. Обычная пища в карцере —хлеб и вода.

Сюда попадали за малейшее нарушение тюрем­ ного режима, например за пение в камере, за пере­ стукивание. Заключали в карцер на срок от одного до десяти дней. Часто наказывали темным карцером: тогда окно плотно закрывалось металлической ставней на замок, и узник оставался в полной темноте.

О своем пребывании в карцере рассказал А. С. Шаповалов: «...как только я вошел в карцер и очутился в полной темноте, я испытал пронизываю­ щий холод — такой, что меня тотчас начало всего