Файл: Кузнецов, Б. Г. Этюды об Эйнштейне.pdf

1

Нильсу Бору принадлежит замечание, очень точ­ но и глубоко характеризующее науку нашего столетия. Это замечание было сделано в связи с единой спинорной теорией Гейзенберга. «Концепция

Гейзенберга,— говорил Бор,— несомненно, безумная концепция. Но достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной?..»

Приведенная фраза проникает в самое существо современной ситуации в теории поля и вместе с тем в существо науки X X в., когда парадоксальность ста­ ла существенным критерием достоверности. Очень парадоксальное и вместе с тем чрезвычайно убеди­ тельное и точное замечание Бора и само служит ха­ рактерным примером этой парадоксальной достовер­ ности — оно не могло быть сделано ни в одну из прошлых эпох.

В конце X IX в. многие физики говорили, что кар­ тина мира в основном завершена, остается уточнение деталей. Пафос научного познания состоял тогда у большинства в объяснении нового явления или ново­ го ряда явлений с неизменных позиций, в свете неиз­ менных фундаментальных принципов.

Не следует преувеличивать и абсолютизировать эту характерную для X IX в. глубоко викторианскую черту. Прошлое столетие далеко ушло от X V III, а ведь даже и тогда критика подчас направлялась на общие устои науки. В X IX в. уже знали, что законо­ мерности сложных форм движения (например, стати­ стические закономерности термодинамики) не сво-

310

дятся к законам ньютоновой механики. Но никто из физиков X IX в. не сомневался в точности законов Ньютона и только в начале нашего столетия их нача­ ли рассматривать как приближенное представление о движении тел. В X X в. речь шла не только и даже не столько о новых кинематических схемах. Такие новые схемы, выглядевшие на первых порах крайне парадоксальными, появлялись уже в древности. Труд­ но полностью оценить революционный характер ан­ тичной идеи изотропности пространства — представ­ ления об антиподах, не падающих с «нижней» по­ верхности Земли. Такой же парадоксальной казалась гелиоцентрическая система. Но в X X в. «безумие» состояло в другом. Напомним, что предшествующее столетие пришло к мысли о непротиворечивости па­ радоксальных геометрий, в которых сумма углов треугольника может быть больше или меньше двух прямых углов, где два перпендикуляра к прямой схо­ дятся в одной точке или, наоборот, расходятся все дальше один от другого. Появилась даже мысль о реальных эквивалентах неэвклидовых геометрий, но эта мысль не вызвала существенного эффекта в фи­ зике, она лишь помогла новым идеям развиваться в самой геометрии, подобно виртуальным квантам, из­ лучаемым частицей и поглощаемым.

X X столетие начало с того, что превратило в экс­ периментально проверенные, непреложные и одно­ значные физические теории самые парадоксальные представления сначала многомерной, а затем неэвк­ лидовой геометрии. Это была совершенно новая мысль о достоверности геометрического парадокса. Речь шла о реальной, физической, независимой от де­ ятельности познающего духа, объективной достовер­ ности; поэтому указанная мысль была несовместима

ЗЦ

с какой бы то ни было формой априоризма или конвенционализма. Речь шла о парадоксальной до­ стоверности не только явлений, но и общей схемы бытия — объективного ratio мира, и такая мысль бы­ ла несовместима с «чистым описанием» физических процессов.

Идея физической достоверности математического «безумия» связана с именем Эйнштейна. Идея физи­ ческой достоверности логического «безумия» связана с именем Бора.

Именно логическая парадоксальность свойственна боровскому принципу дополнительности. Можно до­ вольно далеко провести аналогию между отношением принципа дополнительности к логике и отношением принципа относительности к геометрии. В X IX в. уже существовали попытки построения логики, от­ казывающейся от постулата исключенного третьего. Этим схемам иногда придавали онтологический смысл, связывали их с физическими образами, но последние, как и физические образы неэвклидовой геометрии в X IX в., напоминают виртуальные фото­ ны, поглощаемые излучившей их частицей,— их эф­ фект сказался только в самой логике. Критика клас­ сической логики давно расшатала уверенность в абсолютном характере принципа исключенного третьего, но отсюда было еще далеко до однознач­ ной физической теории.

Начиная со второй четверти нашего столетия по­ ложение изменилось. Концепции Бора и других основателей квантовой механики связали неопреде­ ленность и дополнительность сопряженных динами­ ческих переменных движущейся частицы с экспери­ ментально проверенными, достоверными физически­ ми выводами. Абсолютная реальность, абсолютная

312

Достоверность, несомненная физическая содержа­ тельность логического парадокса так же характерна для квантовой механики, как для теории относитель­ ности характерна достоверность и физическая со­ держательность парадоксальных геометрических со­ отношений. Парадоксальность самого бытия, пара­ доксальный характер упорядочивающего Вселенную объективного ratio — вот что поразило широкий круг людей, ознакомившихся с идеями Эйнштейна и Бора,

аиногда лишь интуитивно угадавших скрывавшийся

вних переворот в характере научного мышления.

Как изв.естно, наряду с функциями, указывающи­ ми зависимость их числовых значений от значений аргумента, в математике рассматриваются операто­ ры, превращающие уже не одно значение функции в другое, а один вид функции в другой вид. Круп­ ные физические открытия всегда в какой-то мере играли аналогичную роль. Они не только увеличива­ ли число известных людям закономерностей приро­ ды, но изменяли также методы науки, стиль научно­ го мышления, характер пути, ведущего от частных наблюдений к общим законам. В обобщениях Эйн­ штейна и Бора «операторный» эффект гораздо силь­ нее, чем в теориях прошлого. В руках Эйнштейна и Вора физика изменила не только содержание ре­ зультатов научной мысли. Она радикально изменила логическую структуру и математический аппарат. Более того, изменилось, стало принципиально иным отношение физики к логике и математике. Физика неизбежно должна включать в свои рамки геометри­ ческие аксиомы и логические принципы в качестве физических констатаций. Вместе с тем она может представить соотношения и связи физических объ­ ектов в масштабах Вселенной в целом и становится,

313

таким образом, общей концепцией мироздания. На­ ряду с беспрецедентным проникновением собственно физических понятий и методов во все области науки, преобразующее воздействие физики X X столетия на науку и культуру определяется новыми математиче­ скими и логическими принципами, которые получили в физике онтологический смысл.

Поэтому имя Эйнштейна будет всегда символом не только гигантского приращения сведений о Все­ ленной, но и гигантского преобразования вида функ­ ции, связывающей результаты научных обобщений с их исходными данными. Речь идет о преобразова­ нии и наделении физическим содержанием матема­ тических понятий. Имя Бора также будет символом преобразования вида функции, связывающей выводы науки с наблюдениями, но здесь уже речь идет о преобразовании логики научных умозаключений.

По-видимому, выяснение отношения между ука­ занными «операторами», преобразовавшими научную мысль X X столетия, должно опираться на анализ отношений между количественно-математическими понятиями, вырастающими из измерения физических

исходные идеи Эйнштейна и Бора, на конфликт между указанными идеями и на их последующий синтез.

2

Теория относительности Эйнштейна была резуль­ татом систематического построения такой универ­ сальной концепции пространства и времени, из ко­ торой естественно, без каких-либо сделанных ad hoc

314

допущений выводится отсутствие эфирного ветра '. Исходный факт — постоянство скорости света — ка­ зался «чудом», т. е. чем-то парадоксальным. Но, как писал Эйнштейн, «целью всякой мыслительной дея­ тельности служит превращение „чуда“ в нечто по­ стижимое» 21. Результат опыта Майкельсона потерял свой парадоксальный характер в рамках парадок­ сальной теории. При этом кинематический пара­ докс — физический объект движется с одной и той же скоростью по отношению к смещающимся одна относительно другой системам — теряет свою пара­ доксальность, становясь естественным выводом из парадоксальной метрической констатации: трехмер­ ные, чисто пространственные расстояния и времен­ ные интервалы меняются при координатных преоб­ разованиях, а инвариантами преобразований оказы­ ваются четырехмерные интервалы.

Общая теория относительности была дальнейшим обобщением и «парадоксализацией» геометрии: мет­ рические свойства пространства-времени отступают от эвклидовых соотношений, гравитационные поля вводят в картину мира переменную метрику и соот­ ветственно переменную геометрическую аксиоматику.

Тот факт, что исходные понятия теории относи­ тельности связаны с метрикой и измерением, не мо­ жет казаться неожиданным. Само понятие относи­ тельности неотделимо от метрических соотношений, от мероопределения, от измеримых физических ве­ личин, которые являются инвариантами тех или иных групп преобразований. В зависимости от того, какие именно физические величины служат инвари­

1См. стр. 37—41.

2 A. E i n s t e i n . Conceptions scientifiques, morales et sociales. Paris, 1952, p. 209.

315

антами преобразований и какова геометрическая раз­ мерность и структура соответствующих однородных многообразий, мы отличаем один от другого класси­ ческий принцип относительности (инвариант — трех­ мерное расстояние), специальный принцип относи­ тельности (инвариант — четырехмерный интервал с эвклидовой метрикой), общий принцип относитель­ ности (инвариант — интервал в четырехмерном римановом пространстве). Но во всех случаях понятие относительности имеет смысл, если речь идет об инвариантных функциях координат того или иного по размерности и кривизне пространства. В про­ странстве, состоящем из дискретных точек, т. е.

внульмерном пространстве, метрика становится абсолютной, она определяется не измерением, а сче­ том. Абсолютной будет метрика и в дискретном про­ странстве ненулевой размерности. Напротив, во всех случаях, когда между двумя точками пространства находится бесчисленное множество промежуточных точек, число точек уже не может служить мерой расстояния между точками, и такой мерой служит функция координат точек, вид которой характери­ зует метрику данного пространства. Именно в этой особенности бесконечных множеств таится источник исторической и логической связи между понятиями бесконечности и относительности *.

Когда перед нами мировая линия частицы, то бес­ конечное множество мировых точек в каждом четы­ рехмерном интервале имеет физический смысл, если

вкаждой пространственной точке в соответствую­

щий, определенный видом мировой линии момент1

1 См. предыдущий очерк «Бесконечность и относитель-

ность», етр. 261— 269.

316

времени с полной достоверностью может быть обна­ ружена частица. Поэтому относительность не только не колеблет логики с оценками «истинно» и «лож­ но», основанной на принципе исключенного третьего, но, наоборот, предполагает подобные оценки сужде­ ний о принадлежности частице определенных коор­ динат. Но число таких суждений бесконечно.

Предикаты, приписываемые субъекту, образуют бесконечное множество, непрерывное предикатное

многообразие.

Истинная траектория частицы соответствует бес­ конечному множеству ответов «да» на вопрос о пре­ бывании частицы в каждой точке траектории. Иной траектории, полученной при вариации истинной, со­ ответствует бесконечное множество ответов «нет». Если мы не можем определить, проходит ли частица через некоторую точку, у нас остается выход: вопрос о пребывании точки заменяется вопросом об опре­ деленной вероятности пребывания. О подобном пере­ ходе от оценки «неопределенно» к оценке «опреде­ ленная вероятность» речь пойдет немного позже. Во всяком случае, метрические соотношения требуют непрерывного многообразия предикатов, достоверно приписываемых тождественной себе частице.

Чтобы отличить логическую структуру принципа относительности Эйнштейна от логической структу­ ры классической механики, нужно заметить, что в последней частица могла быть тождественной самой себе, когда ее движение характеризовалось беско­ нечным многообразием различных пространственных предикатов, время пребывания частицы в различных точках могло быть одним и тем же; классическая механика допускала бесконечную скорость движе­ ния. В теории относительности частица может быть

317