Файл: Панфилов, М. И. На подступах к высотам воспоминания, наблюдения, раздумья о прошлом и будущем черной металлургии Урала.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 29.10.2024
Просмотров: 45
Скачиваний: 0
же и смотрел через синее стекло. Через него хорошо вид на плавка, легко определить, насколько она горяча и как будет разливаться в формы-изложницы. Первый мой наставник старичок плотник Никанор Кузьмич прав—• сталеплавильщику без стекла не обойтись. Но синее стекло обладает еще одним свойством — оно зеркалит. Смотришь через него на металл и видишь, кто стоит позади тебя. Тогда-то я увидал Ченцова. Он следил за моими действиями. Обрадовался, но вида я не подал. Алексей Федорович с минуту постоял, пока не услышал мою команду подручным и машинисту, что им делать. Тогда только учитель встал рядом, вроде с равным по мастерству.
На второй день обер-мастер оставил меня одного на всю смену. Опыт повторил еще и еще. Все шло хорошо. Но вот что-то не заладилось с печью. Часа в два ночи позвонил ему домой. Пришел скоро. Повозились мы не долго. Плавку выпустили благополучно. Приятно на душе и у меня, да и у него тоже, хотя ему не привыкать.
В цехе спокойно. В ночной смене почти всегда так-— тихо, начальства нет, никто не мешает. Мы сидели в кон торке мастеров — отсюда хорошо видно, что делается на печах. Монотонный шум прорезали то предупредитель ные сигналы, то надсадный гул мостовых кранов. Широ кая рабочая площадка оживлялась всполохами пламени.
Алексей Федорович записал что-то в свою замусолен ную книжечку и, откинувшись на спинку стула, задум чиво постукивал по столу железным футляром от очков. Обстановка располагала к задушевной беседе. Я поде лился пережитыми сомнениями, рассказал, как в каби нете у начальника рухнули мои юношеские мечты.
—А сейчас, — не удержался от радости, — надежды снова появляются.
—Надежды что, — раздумчиво проговорил старый
мастер, — они разные. Надежды от дела — прочные, надежды от самомнения — труха. Главное в деле.
Он немного помолчал. Снова послышалось постуки вание футляром, и разговор продолжился, только как-то уклончиво. Видимо, обер-мастер не решался вести его откровенно с новичком.
— Есть у нас в заводе самонадеянные... Один каж дый день в цех приходит... А что толку? Фасон и помехи...
И
Я не стал выпытывать, кого он имеет в виду. Да и мало кого знал тогда. Но интерес к этому «одному» затаенно возник. Было любопытно •— смогу ли опреде лить какого-то самонадеянного, отрицательные черты которого так не нравятся уважаемому человеку. Опозна вательный признак единственный — приходит каждый день. Но мало ли кто бывает из заводоуправления, а Ченцов, как видно, имел в виду одного.
2.
По правде сказать, я тогда так увлекся сталеваре нием, выпусками металла, что, может быть, совсем бы забыл про этого «одного», если бы не заговорил о нем уже другой человек, по характеру не похожий на Чен цова. Плавки варил я уже без помощи учителя, хотя от страха отделаться не мог. Досадовал. Завидовал опыт ным мастерам, особенно Алексею Ивановичу Косола пову. Уж очень он мне нравился.
Этот человек, хотя никогда обером не «робил» — его любимое словечко, — умел поставить себя так, что с ним считались сталевары и рядовые рабочие. И не только своей смены. Его побаивались. Он мог высмеять и обру гать любого, кто сплошает в работе. Не терпел ленивых и верхоглядов. «Передушил бы их всех, чертей», — сер дито говорил он. За прямоту и мастерство его уважали. А внешность Косолапова внушала одновременно и боязнь, и расположение к нему. Высокий и стройный, на волевом лице его черные глаза, из-под нависших бровей, смотрели то сурово, то приветливо. Говорил хлестко, смеялся раскатисто. Голос зычный. Бывало, как гаркнет на одном конце цеха, чтобы явилась бригада с какойнибудь отдаленной печи, люди мигом оказывались возле него.
Помнится случай с подручным сталевара из другой смены. Во всем праздничном он в свой выходной день зашел к приятелю. Стоял на рабочей площадке третьей печи, спокойно наблюдая, как трудилась бригада. Вдруг с первого мартена послышалась требовательная коман да Косолапова. Бригада помчалась к нему. Вместе с ней, схватив лопату, побежал и нарядный подручный.
— А ты зачем? — насмешливо спросил Алексей Ива нович.
12
—Команда была.
—Не тебе же.
—Не стерпел.
—Обойдемся. Испачкаешься. Полюбуйся, как у нас ладно робят...
Атем временем бойко шла заправка печи после вы пуска скоростной плавки.
В минуты передышки после удачного завершения трудной работы, особенно когда удавалось предотвра тить возможную аварию, им овладевал какой-то необуз данный восторг. Тут он с мальчишеским озорством и без обидной выдумкой был охоч к рассказам курьезных
случаев. Слушали рабочие с нескрываемым интересом. Действующими лицами оказывались обычно сами слуша тели. Каждому хотелось знать оценку этого сурового человека, как отважно или трусливо поступил в сло жившихся обстоятельствах тот или другой член коллек тива. Пусть даже в шутку, с юмором, иногда едким, но хотелось услышать правду. Не все они брали на веру. Знали, как от одного случая к другому Косолапов попол нял свои рассказы смешными деталями. Тем и интерес нее было слушать их вновь и вновь. Хохотали над вы
думкой, |
подчас очень удачной, а что касалось их |
прямо — мимо ушей не пропускали. |
|
Эта |
мимолетная проборка в лицах делалась вроде |
шутейно, в порядке отдыха от жаркой работы, но дей ствовала удивительно сильно.
То был отменный мастер — его смена нередко выде лялась. Дела шли, как и следует им идти у хорошего организатора, но и у него не хватало грамоты. Написать рапорт или заполнить журнал выпущенных за смену плавок — это для него было непосильным трудом. Потел, бывало, пыхтел, чертыхался, но продолжал цара пать. «Легче, как он говорил, поленницу дров переко лоть».
Я часто восторгался его работой, задерживаясь подолгу после своей смены. Он не без гордости замечал это и однажды попросил что-то написать для него. У нас начали складываться приветливые отношения.
«Вот бы с таким поработать, научиться бесстра шию»,— мечтательно думал я. Начальник цеха, словно угадав мои желания, вызвал и говорит:
— Принимайте смену, будете работать с Косолапо
13
вым. Вы — начальником смены, он — мастером. При смотритесь. Опыт у него большой, а рапорт написать не умеет...
Чаша весов с надеждами начала уверенно перетяги вать.
С Косолаповым мы ладили, хотя сработаться с ним было нелегко. Он много старше меня, имел огромный житейский и производственный опыт. Я многому у него научился, продолжая завидовать лихой хватке, необы чайной смелости. Но как-то меня озадачила такая деталь. Было это летом. В горячем цехе всегда жарко, а в теплое время года особенно. Косолапов был в легкой спецовке, и во время выпуска неудачной плавки я отчет ливо видел сзади, как у него мелко вздрагивали ноги. Позже еще раза два наблюдал такое же. Спросить в це ховой обстановке не решался, откладывал до подходя щего случая. И он настал. Алексей Иванович пригласил
меня к |
себе в гости. Настроение у него было веселое. |
Я его и |
спросил — так ли? Он расхохотался и ответил: |
— А ты как же думал... И со мной бывает, и со все ми, кто робит с душой... Не дрожат за дело лишь ветро гоны, вроде Синькова... Пинает только воздух да без толку кричит.
«Вон кто каждый день ходит в цех», — вспомнил я осторожные высказывания «обера из оберов».
Не помню точно, в какой должности пребывал Синьков, кажется, исполнял обязанности главного инженера или начальника производственного отдела. В цех прихо дил с «важным видом знатока». Напыщенный, заносчи вый. Здороваясь, он не каждому подавал руку. Некото рых, кого считал ниже своего величия, удостаивал толь ко двумя пальцами. Косолапов с раздражением говорил:
—Мы с ним здороваемся головами. Он мне кивком,
яотворачиваюсь. Но если бы этот недоносок подал мне два пальца — я бы их оторвал... Бездельник. У таких поджилки не трясутся. На умного пока не нарвался. Но конфуза ему не миновать.
Алексей Иванович оказался пророком. Все-таки на рвался. Да еще как. Но об этом чуть попозже.
Работал потом я и с другими мастерами. Хорошие воспоминания остались о Нурулле Мугатосимове. Вспыльчивый и горячий, но правдивый и быстро отход чивый, зла не помнил. Сородичи говорили о нем — огонь,
14
он может обжечь и согреть. Его смена состояла из татар. В ней сталевары, бригадиры на разливке стали, на уборке слитков — все рабочие—татары. Их вербовали в дерев нях и селах. Инициатором, видимо, был Мугатосимов. Он их уговаривал и принимал. Приходили они в цех, как в открытый зверинец — с криком шарахались, боялись всего: машин, расплавленной стали, искр. -Не говорили по-русски. Нурулла хохотал и успокаивал земляков.
Прежде всего их «пропускали» по всем сменам. По мере приобретения навыков комплектовались бригады. Мугатосимов стал организатором самостоятельной сме ны. Мне — комсомольцу — предложили стать начальни ком ее. Не хотелось. Заставили.
Вначале работать было тяжело и непривычно, поз же — жалко расставаться. Почему так? Плохо знали дело, часто допускали аварии. Но удивительно цепко брались за все, что им поручалось. Если понял тебя — выполнит задание с редким старанием. Нарушителей технологии Нурулла пробирал «с огоньком», на своем языке. Я в таких случаях оставался в роли наблюдателя. Что он говорил, я не знал, но как стыдил, мне было ясно. «Секреты» их бурных разговоров выдавали лица. Они краснели и бледнели. Все кончалось миром. Тогда Нурулла сиял от удовольствия и докладывал мне, до чего договорились.
Что я в них полюбил? Трудолюбие и порядочность. Никаких уверток. Сделал плохо — признается сам, подетски доверчиво ждет решения. Но тогда же я твердо усвоил — твоя собственная несправедливость не остава лась безнаказанной. За нее приходилось дорого распла чиваться. Начиналось примерно так:
— Начальник, ты не прав. Ты крепка накажи моим вину, только если она моя вина. Сейчас нет моя вина.
И приходилось исправлять допущенную ошибку и принимать нужные меры.
3.
Больше всего я работал с Александром Васильеви чем Шмаровым. По характеру он отличался от других цеховых работников, а с Косолаповым да и с Нуруллой Мугатосимовым — прямая противоположность. На него в смене никто не был в обиде. Со всеми разговарил
15
душевно. Инженер, толковый мастер. Меня он принял особенно приветливо, позже подтолкнул учиться даль ше. Спасибо ему. Любил беззлобно подшучивать. Но не которые случаи не могу забыть. Один из них — тяжелый и страшный.
Поначалу никак нельзя было предположить неприят ности. Смену приняли без особых замечаний. Дела в цехе шли ровно. Я стоял у печи и через синее стекло смотрел на бушующее пламя. Заслонка приподнята. Об ширная ванна стали и шлака покрылась ровным пузы рем. Вся золотилась. Плавка, как говорят металлурги, была на доводке. Это значит, что процесс сталеварения близился к концу. Металл горячий. Усиленно выгорают из него примеси. Углерод, соединяясь в глубине ванны с кислородом, образует газ. Пузыри, поднимающиеся вверх, создают клокотание. Хочется неотрывно смотреть на кипящую сталь и думать, думать...
Иногда металл бурлит непомерно крупными пузыря ми. Если сильное клокотание происходит перед самым выпуском, то так и знай — с плавкой не все в порядке. Того и гляди сорвет подину, неминуема авария. А поди н а — дно стотонной ванны. Прорвет ее — плавка уйдет, печь придется долго ремонтировать. Иногда день, иногда
два, |
а то |
и неделю. Тут нужны |
зоркость |
и находчи |
|
вость |
сталевара. Выпусти |
плавку раньше |
времени — |
||
получится |
неисправимый |
брак. |
Задержи |
металл в |
печи — плавка может... сама уйти. Только не по желобу и не в ковш, как положено, а мимо или под печь. Страш ная авария. Это и случилось в нашей смене.
Я пошел в шихтарник, чтобы ускорить подачу сталь ного лома для следующей плавки. Александр Василье вич занимался делами на другой печи. Сталевар же, как выяснилось потом, ушел в столовую. До выпуска, рассу дил, больше часа, в печи все в порядке. Подручный за метил— плавка заклокотала, но по неопытности не при дал значения. Прошло еще с четверть часа, и произошло непоправимое. Неполадки бывали у нас довольно часто. Как говорил плотник Никанор Кузьмич — происшествия в цехе каждый день. Такие же аварии редки, а в нашей смене впервые.
Над крышей пролета я заметил столб пыли. Не обычное словно кольнуло. Кто-то крикнул: «Металл, ме талл под печью! Авария!» Весь бледный, откуда-то вы
16
вернулся Шмаров. Он метался от заслонок к выпускному отверстию, кричал и ругался: «Где сталевар?»
В первое мгновение я не знал, что делать. Бросился к печи, ванна яростно взрывалась, выбрасывая золотисто пунцовые пузыри. Давать команду — мешать мастеру. Бегу к летке: на месте ли ковш на случай немедленного
выпуска? Ковш в готовности. |
Машинист |
ждет |
сигнала. |
Тем временем на рабочей |
площадке |
метался Алек |
|
сандр Васильевич. |
говорю! — гневно |
орал он |
|
— Вали камень! Камень, |
на машиниста. А тот вроде и без него знал, что делать, уже засовывал мульду с камнем в среднее завалочное окно.
— Стоп! Не сюда. Вали вон в то место. Вали, гово рю, черт возьми! — притопывал Шмаров, сердито разма хивая рукой.
Сталевар, подручные клюшками спешно толкали ка мень в то место, откуда фонтанил беловато-красный металл.
—Газ сбавь. Газ, говорю, выключи совсем... Засту дить надо. Обязательно застудить...
Аметалл в ванне, как в пропасть, безостановочно садился все ниже и ниже. Заметно оголялись откосы печи.
—Выпускай плавку!— не своим голосом закричал Шмаров.
—Не могу разделать отверстие...
—Как же так?
—Да так...
—Ах, дьявол вас возьми. Тьфу ты!..
Вся плавка ушла под печь. Обессиленно спустились мы туда, словно в трауре. Красная и дымящаяся сталь успокоенно распласталась, заполнив все пустоты под печью, между камерами регенераторов, около воздуш ных клапанов, сковав их намертво. Прибыли люди. Мно гие мне не были известны. Прибежал начальник цеха. Весь потный. Сердитый. Что-то торопливо говорил. Алек сей Федорович Ченцов крикливо отдавал распоряжения. Но его, кажется, никто не слушал. Не знали, как под ступиться. Подошло начальство из заводоуправления. Примчались пожарники. В касках, с топорами. Кто-то вызвал их по недоразумению.
Мы с Александром Васильевичем, взмыленные и
2 Заказ 310 |
;■ |
• г " ; . ч ■ |
> |
17 |
грязные, виновато прятали глаза. Были готовы выпол нить любое указание по выкрику старшего мастера, но больше толпились, чем делали...
Вот она какая коварная жизнь в мартене. Беспомощ ным, казалось, был человек с этой стихией. «А стихия ли это», — мучительно и неотступно одолевал меня вопрос, когда устало шагал к себе, в дом молодых специалистов. «Нет, пожалуй, не стихия. Нужна зоркость, необходимы знания, а у меня мало и того и другого». Удручен был в тот день до крайности.
Другой случай иной. Шмаров по своей доброте шутил. В цехе все хорошо. Печи шли нормально, плавки выходили быстро. До конца смены мы решили дать плав ку сверх графика. Спокойно стояли недалеко от летки, наблюдая за сливом чугуна. Поторапливали машиниста крана. Чугун — горячий, как металлурги говорят, и фи
зически, значит хорошо нагрет, и химически, |
когда в нем |
||
содержится много кремния |
(этот химический |
элемент |
|
в чугуне добавляет тепло). |
Мириады искр |
со |
слабым |
треском веерами спускались на пол разливочного про лета. Волшебство! Не оторвать глаз!
Вдруг сзади нас раздался хриплый голос:
— Плавки сидят долго, а им хоть бы что...
Как по команде мы обернулись. Перед нами — Синьков. В куртке с котиковым воротником, в шапке-ушанке, руки на животе в запашку. Смотрел на нас с пренебре жением.
— Я вам говорю или кому? Не слышите?..
Мы в недоумении переглянулись. Меня, совсем моло дого и горячего, взорвало. Но в глазах Шмарова я уло вил хитроватую усмешку. Она сдержала. Он постарше и что-то задумал. Смолчал, напряженно ожидая. А Алек сандр Васильевич порывисто сделал шаг вперед и про говорил не очень громко:
— Чугунок-то холодноватый, Арнольд Аркадьевич. Вон видите, — потыкал он пальцем в сторону слива.— То и гляди застынет в желобе. С доменщиков надо креп ко спросить. Поругайте их!
Не говоря ни слова, Синьков прытко зашагал по на правлению к доменному цеху. Шмаров добродушно засмеялся и поспешно потянул меня за собой. Я послуш но следовал, отчаянно думая, чем все это кончится. Ведь чугун-то на редкость горячий. Неужели он, замещая
18