Файл: Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013.doc

Самый быстрый способ ее достижения заключался в том, чтобы привлечь в партнерство еще больше денег. В августе он вернулся в Нью- Йорк для того, чтобы присутствовать на последнем собрании акционеров корпорации «Грэхем-Ньюман». Казалось, что в этом событии участвовали практически все более или менее важные люди с Уоллстрит. Профессиональный инвестор Лу Грин, окутанный клубами дыма из своей трубки невероятных размеров, нависал над присутствующими с высоты своего практически двухметрового роста. Он обвинил Грэхема в том, что тот совершает огромную ошибку. «Почему Грэхем и Ньюман не дали развиться новому таланту? — вопрошал он. — Эти парни строили бизнес компании на протяжении тридцати лет. И все, что они смогли предложить нам в качестве замены себе, — это паренек по имени Уоррен Баффет. Это что — лучший из тех, кого вам удалось найти? Неужели вы думаете, что кто-то из нас захотел бы с ним работать?»¹⁶

Когда-то давно Уоррен сделал ошибку, сказав Грину, что покупает акции Marshall-Well, потому что «их купил Бен Грэхем». Теперь же эта история получила неприятное продолжение — Грин подвергал сомнению выбор Грэхема перед огромным количеством важных людей, и последствия этого шага были совершенно непредсказуемыми. Тем не менее решение Грэхема уже принесло Уоррену один важный дивиденд. Гомер Додж, выпускник Гарварда, преподававший и руководивший Университетом Норвич в Норт-филде, был многолетним инвестором в «Грэхем-Ньюман». После собрания он подошел к Грэхему и спросил, что ему стоит делать со своими деньгами после закрытия компании. «А Бен ответил: “Есть многообещающий паренек, который работал с нами”».

Так что в один прекрасный день в июле того же года Додж заехал в Омаху по пути в отпуск на Запад. К крыше деревянного прицепа за его автомобилем было прикреплено голубое каноэ. «Он немного поболтал со мной, а затем спросил: “Могли бы вы управлять моими деньгами?” И я тут же принялся за создание отдельного партнерства с его участием».

Додж передал в управление фонду Buffett Fund Inc. 120 ООО долларов 1 сентября 1956 года¹⁷. Сумма значительно превосходила объем средств в

153

прежнем фонде Buffett Associates. И этот шаг превратил Уоррена из бывшего фондового брокера, управлявшего небольшими накоплениями членов семьи и друзей, в профессионального финансового управляющего. И, кроме того, теперь он занимался инвестициями от имени людей, получивших рекомендации о нем от самого

Бена Грэхема¹⁸.

«Чуть позже в том же году мой друг Джон Клири, работавший секретарем моего отца в Конгрессе, увидел официальное сообщение об открытии мной партнерства и поинтересовался, что это такое. Я рассказал ему детали, а он спросил: “Как насчет того, чтобы сделать партнерство и со мной?” И мы основали В-С, Ltd., ставшее третьим партнерством. Джон инвестировал в него 55 ООО долларов»¹⁹.

После создания партнерства В-С в октябре 1956 года Уоррен стал управлять суммой, превышавшей пол ми л л иона долларов (включая собственные финансовые средства, не инвестированные ни в одно из партнерств). Он управлял партнерствами из небольшой студии, пройти в которую можно было только через спальню дома. Там он работал по многу часов, в том числе по ночам (он был «совой»). Сидя за столом в пижаме, он читал финансовые отчеты, пил пепси и ел картофельные чипсы, наслаждаясь свободой и одиночеством. Он перелистывал страницы Moody’s Manual в поисках вдохновения, поглощая статистические данные одной компании за другой. Днем же он ходил в библиотеку, где читал газеты и профессиональные журналы. Так же как и во времена своего детства, он старался лично заниматься самыми важными вещами. Баффет печатал свои письма на пишущей машинке ЮМ, аккуратно выравнивая край листа относительно линии каретки. Для того чтобы сделать несколько копий, он аккуратно подкладывал за первый лист синюю копирку и лист тонкой папиросной бумаги. Он сам раскладывал свои бумаги по папкам. Также он лично занимался бухгалтерским учетом и готовил свои налоговые декларации. Эта часть работы, связанная с цифрами, точностью и измерением результатов, казалась Уоррену очень приятной.

Каждый раз сертификат на купленные акции доставлялся ему на дом, а не оставался (как было принято в те времена) в депозитарии брокерской фирмы. Когда сертификаты прибывали, он лично нес их — листы бумаги кремового цвета, напоминавшие дипломы в области инвестирования, украшенные рисунками железных дорог, лысых орлов, морских чудовищ и женщин в тогах, — в Национальный банк Омахи, где помещал в специальный ящик сейфа в депозитарии. Каждый раз, когда ему доводилось продавать акции, он вновь шел в банк, копался в коллекции своих сертификатов и отправлял нужные из них по почте через отделение на 38-й улице. Банковские служащие должны были звонить ему каждый раз, когда на его имя поступал чек с суммой причитавшихся ему дивидендов. Баффет шел в банк, внимательно изучал чек, а затем лично ставил на нем подтверждающую подпись.

В доме была всего лишь одна телефонная линия, постоянно занятая из-за того, что Уоррен ежедневно общался со всеми работавшими на него брокерами. Он стремился сократить свои расходы до нуля при любой возможности. Все расходы записывались вручную на листе желтой линованой бумаги — 31 цент за почтовые расходы, 15,32 доллара за покупку Moody’s Manual, 4 доллара за журнал Oil 8с Gas Journal, 3,08 доллара на оплату телефонных счетов²⁰. Если не принимать во внимание более тщательного учета и времени на размышления, он управлял своим бизнесом примерно так же, как это делают брокеры, управляя счетами своих клиентов.

В конце 1956 года Уоррен написал письмо, в котором рассказал партнерам о результатах работы за прошедший период. Он сообщил им, что общая выручка партнерства составила немногим более 4500 долларов. Ему удалось переиграть рынок примерно на четыре процента²¹. К тому времени его юрист Дэн Монен вышел из партнерства, и его долю выкупил Док Томпсон. Однако Монен объединился с Уорреном в личном побочном проекте, который уже давно его интересовал. Речь шла о покупке акций страховой компании National American Fire Insurancy, располагавшейся в Омахе. Акции этой компании, в настоящее время не стоившие почти ничего, активно продавались в 1919 году фермерам в Небраске нечистыми на руку дельцами в обмен на Liberty Bonds, выпускавшиеся в годы Первой мировой войньТ. С тех пор сертификаты акций пылились в шкафах фермерских домов, и их владельцы постепенно теряли надежду когда-либо увидеть свои денежки.

Уоррен узнал о существовании National American во время работы в «Баффет-Фальк». На название компании он натолкнулся случайно, перелистывая страницы Moody’s Manual²². Головная контора компании

находилась всего в квартале

от офиса его отца. Уильям Амансон, известный в Омахе страховой агент, возглавил компанию, не зная, что становится козлом отпущения для затевавшейся аферы. Однако постепенно семья Амансон превратила ее во вполне нормальный бизнес. Говард Амансон, сын Уильяма, наращивал обороты National American с помощью созданной им в Калифорнии компании Home Savings of America, которая постепенно становилась одной из крупнейших и самых успешных страховых компаний в США²³.

Обманутые фермеры и не догадывались, что их полусгнившие сертификаты начали постепенно иметь какую-то ценность. Говард на протяжении ряда лет понемногу скупал у них акции по дешевке, действуя через своего младшего брата Хайдена, управлявшего деятельностью National American. К тому времени Амансоны уже владели семьюдесятью процентами акций компании.

Уоррен восхищался Говардом Амансоном. «Никто не умел так виртуозно и смело управлять капиталом, как Говард Амансон. Он был крайне проницателен во множестве вопросов. В прежние времена многие люди приходили в Home Savings и лично платили по своим закладным. Говард разместил подразделение, занимавшееся работой с закладными, максимально далеко от жилых районов, с тем чтобы кредиторы оплачивали свои задолженности через почту и не отвлекали его сотрудников продолжительными историями о своих детях. В те времена

154

крайне популярным был фильм It’s a Wonderful Life , и все чувствовали, что должны вести себя подобно герою фильма Джимми Стюарту, однако Говард совершенно не хотел видеть своих клиентов. Поэтому его операционные издержки были значительно ниже, чем у кого-либо еще».

National American зарабатывала по 29 долларов в расчете на акцию, а брат Говарда Хайден выкупал акции у фермеров примерно по 30 долларов за акцию. В сущности, Амансоны могли компенсировать все свои расходы по приобретению акций всего за один год прибыльной работы компании. Акции National American оказались самыми дешевыми из акций, попадавших в поле зрения Уоррена, если не считать Western Insurance. И это была небольшая и приятная компания, а не «сигарный окурок».

«Я долго пытался купить их акции. Однако это никак мне не удавалось, потому что их покупкой активно занимался один лидер, которого Хайден снабдил списком акционеров. Этот парень не воспринимал меня серьезно. Однако у него был список. А у меня — нет. Поэтому он спокойно скупал акции от имени Хайдена по 30 долларов».

Наличные от Хайдена Амансона представлялись многим фермерам отличной платой за бумажки, которые, по их мнению, ничего не стоили. Хотя много лет назад они заплатили по 100 долларов за акцию, а теперь получали обратно лишь 30, многие из них постепенно убедили себя в том, что без акций им будет куда лучше.

Уоррен принял решение. «Я нашел его в одной из книг по страхованию. Интересно было разобраться с тем, кого назначали директорами компаний в 1920-е годы. Чаще всего ими становились крупные акционеры, жившие в городах, в которых компании активнее всего занимались продажами. Я нашел город в Небраске, который назывался Уивинг и в котором вообще никто не жил. Однако кому-то удалось продать там акции. Видимо, по этой причине они взяли в число

акционеров одного из местных банкиров тридцать пять лет назад».

Дэн Монен, партнер и доверенное лицо Уоррена, отправился по деревням с деньгами, принадлежавшими Уоррену и частично ему самому Он колесил по штату в своем красно-белом «шевроле», заявлялся в местные суды и банки и интересовался, не знают ли они владельцев акций National American²⁴. Он сидел на крыльце фермерских домов, пил чай со льдом, угощался пирогами и предлагал фермерам и их женам наличные в обмен за имевшиеся у них сертификаты²⁵.

«Я не хотел, чтобы Говард узнал о том, что я предлагаю более высокие цены, чем он. Он скупал акции по 30 долларов, потому я решил сделать предложение более привлекательным. Акционеры слышали об этих 30 долларах вот уже десять лет, и я впервые решил сдвинуть планку». В течение первого года Уоррен, предлагавший 35 долларов, смог купить пять акций. Фермеры насторожились. Они поняли, что между покупателями разворачивается борьба за акции, и призадумались о том, действительно ли им стоит прощаться со своими сертификатами. Цены поползли вверх. «Позже мне пришлось платить за акции уже по сотне. Эта сумма казалась фермерам чуть ли не магической — ведь именно столько они изначально заплатили за свои бумаги. Я знал, что предложение в 100 долларов позволит мне собрать неплохой урожай. Как-то раз, когда Дэн Монен торговался из-за цены, один парень сказал ему: “Мы купили сертификаты,

как покупаем овцу, а теперь продаем эту овцу за ту же сумму”»²⁶.

Это было типичное выражение фермерской логики. Многие из них продавали свои акции дешевле, чем могла бы принести им деятельность компании за три года. Постепенно Монен смог собрать две тысячи акций, что составляло 10% общей величины акционерного капитала National American. Уоррен не переписывал акции на себя. Вместо этого он просил прежних владельцев подписать доверенность на его имя, дававшую ему возможность полностью контролировать акции. «Это позволило бы нам скрьггь от Говарда тот факт, что я вступил с ним в соревнование. Он ничего не знал. Даже если он что-то и подозревал, ему не. хватало информации. А я просто продолжал собирать нужные мне акции. Затем в один прекрасный день я зашел в офис Хайдена, вывалил на стол все акции и сказал, что хочу переписать их на свое имя. Он сказал: “Теперь брат меня убьет”. Однако в

156

конце концов ему пришлось сделать то, о чем я его просил» .

Помимо того что Баффет смог получить немалую сумму, предпринятый им «мозговой штурм» принес и другие дивиденды. Уоррен в точности понял, насколько ценной может быть работа, направленная на коллекционирование по-настоящему дефицитного ресурса. А он был прирожденным коллекционером — начиная с детства, когда собирал номера машин, отпечатки пальцев монашек, монеты и марки, и заканчивая взрослым возрастом, когда он стал собирать акции Union Street Railway и National American²⁷.

Однако этот инстинкт порой заставлял его двигаться по неверному пути. Том Нэпп, который перешел на работу в небольшую брокерскую компанию Tweedy, Browne and Reilly после того, как помог Джерри Ньюману завершить все дела по закрытию «Грэхем-Ньюман», как-то раз навестил Уоррена и предложил ему съездить в город Белойт, Висконсин, чтобы послушать лекцию Бена Грэхема. По дороге, проходившей через бескрайние кукурузные поля Айовы, Нэпп мимоходом заметил, что правительство США планирует вывести из обращения четырехцентовые

157

почтовые марки Blue Eagle . В голове Уоррена тут же сработал «кассовый аппарат». «Давай остановимся у пары почтовых отделений и узнаем, есть ли у них в продаже эти марки», — предложил он на обратном пути. Нэпп зашел в первое же почтовое отделение и вернулся с новостью о том, что в отделении есть двадцать восемь марок. «Купи их», — предложил Баффет. Они обсудили эту идею и договорились по возвращении домой написать в несколько почтовых отделений и предложить выкупить у тех имевшиеся запасы марок. Почтовые марки начали прибывать к ним тысячами. Им пришло письмо даже из Денвера, в котором говорилось о том, что отделение готово продать двадцать упаковок. В каждой упаковке содержалось сто листов по сто марок. Иными словами, в Денвере было двести тысяч марок.

«Мы не должны упустить это предложение», — сказал Уоррен. Они потратили 8000 долларов и купили все упаковки.

«И в этом заключалась наша ошибка, — говорит Нэпп. — Нам следовало подождать, пока денверское отделение отправит свои марки в Вашингтон, — это позволило бы уменьшить предложение на рынке».

Ценой невероятных усилий (большинство работы производилось Нэппом) они собрали свыше шестисот тысяч марок Blue Eagle, потратив на это в обшей сложности примерно 25 ООО долларов. Для Уоррена, отлично представлявшего себе, что такое деньги и сколько они стоят, это была значительная сумма. Запасы марок были помещены в подвалы их домов. И только потом они осознали, что именно сделали. Они с огромным трудом наполнили свои подвалы марками, которые никогда не выросли бы в цене выше четырех центов за штуку. «Количество марок в нашем распоряжении,

объясняет Нэпп, — превышало количество коллекционеров, хотевших их купить».

Поэтому следующая задача заключалась ровно в противоположном — избавиться от марок. Уоррен мудро отошел от дел, поручив Тому разбираться с марками на сумму 25 ООО долларов. А потом он выбросил эту историю из головы (разве что только вспоминал ее время от времени как анекдот) и сконцентрировался на действительно важном деле — поиске дополнительных средств для своих партнерств. В июне 1957 года один из первоначальных партнеров, Элизабет Питерсон (мать Чака), предложила Уоррену зарегистрировать четвертое партнерство под названием Underwood, в которое вложила еще 85 ООО долларов²⁸.

Несколькими месяцами позже, летом 1957 года, «мне позвонила миссис Эдвин Дэвис. Ее семья на протяжении многих лет обслуживалась в магазине Баффетов, а ее муж, доктор Дэвис, был известным в городе урологом. Они жили всего в нескольких кварталах от нас. Миссис Дэвис сказала мне: “Как я понимаю, ты занимаешься управлением деньгами. Мог бы ты как-нибудь зайти к нам и объяснить, что это такое?”».

Доктор Эдвин Дэвис был звездой национального масштаба. Его пациент, Артур Визенбергер из Нью-Йорка, был одним из самых известных финансовых управляющих того времени. Как-то раз он приехал в Омаху для того, чтобы разобраться с проблемами своей предстательной железы, и Дэвис стал его клиентом.

Визенбергер издавал ежегодный альманах Investment Companies, настоящую Библию для закрытых инвестиционных фондов. Эти фонды были очень похожи на открытые взаимные фонды — единственная разница заключалась в том, что они не принимали в свой состав новых инвесторов. Почти всегда их паи продавались с определенным дисконтом к цене активов, что очень интересовало Визенбергера как покупателя²⁹. Иными словами, они чем-то напоминали «сигарные окурки», но только в области взаимных фондов. Как-то летом перед окончанием школы Уоррен сидел в своем кресле в офисе «Баффет-Фальк» и читал библию Визенбергера. Говард в это время занимался делами. «Перед тем как я отправился в Колумбийский университет, — говорит Уоррен, — я провел немало часов за чтением этой книги. Я прочел ее от корки до корки с каким-то религиозным чувством». Он купил акции двух из описанных Визенбергером «сигарных окурков» — компаний United States & International Securities и Selected Industries, доли в которых в 1950 году составили более двух третей его активов³⁰. Во время работы в «Грэхем- Ньюман» он несколько раз встречался с Визенбергером и даже смог произвести на него впечатление, «хотя в те дни для меня это было не так просто».

В 1957 году Визенбергер внезапно позвонил доктору Дэвису и сказал, что хотя это и не совсем в его интересах, но он может порекомендовать Дэвису одного молодого человека. «Я попытался и сам его нанять на работу, — сказал Визенбергер, — однако он занимается своими партнерствами, так что я не смог его уговорить»³¹. Он настоятельно порекомендовал Дэвису заняться инвестированием через Баффета.

Вскоре после этого Уоррен договорился о встрече с семейством Дэвисов на середину воскресного дня. «Я пришел к ним домой, мы сели в гостиной и проговорили около часа. Я сказал: «Вот каким образом и на каких условиях я управляю чужими деньгами». В то время мне было около двадцати шести лет. Внешне я выглядел максимум на двадцать». По словам Эдди Дэвиса, ему нельзя было дать больше восемнадцати, «его шея была уже, чем воротник рубашки. Пиджак был ему велик. И он тараторил без умолку». В те времена Уоррен разгуливал по Омахе в старом свитере (который уже давно пора было отдать бездомным), потертых штанах и дырявых ботинках. «Я вел себя достаточно инфантильно для своего возраста, — вспоминает Баффет. — Я часто говорил о вещах, которые были интересны скорее подросткам». В сущности, в нем оставалось еще очень много от любителя отбивать ритм руками и распевать песню про мамочку. «В те времена во мне сложно было заметить серьезного бизнесмена».

Но все менялось, когда он начинал говорить о своих партнерствах. Уоррен не ставил себе целью заполучить деньги Дэвисов. Он изложил свои основополагающие правила. Для начала он хотел получить абсолютный контроль над деньгами. У него не должно было быть обязанности докладывать своим партнерам о том, куда именно он вкладывает средства. Это был достаточно щекотливый момент. Если Бен Грэхем не имел ничего против того, чтобы «к его фалдам» цеплялись другие инвесторы, то Уоррен был против этого. Его решение подобной ситуации заключалось в том, что он не докладывал им после каждого мяча, забитого в лунку, однако давал подробный отчет в конце года, после того как разыгрывал всю партию. Презентация о результатах его деятельности происходила раз в год. Забрать свои деньги или увеличить вклад партнеры могли тоже один раз в год — 31 декабря. Все остальное время их деньги находились «под замком» в распоряжении партнерства.

«Эдди не обращал на меня особого внимания. А Дороти Дэвис слушала меня очень внимательно и задавала хорошие вопросы. Эдди просто сидел во главе стола и ничего не делал. Он казался мне глубоким стариком, хотя на тот момент ему не исполнилось и семидесяти. Завершив разговор, Дороти повернулась к Эдди и спросила: “Что ты думаешь?” А

Эдди ответил: “Давай дадим ему сто тысяч долларов”. Стараясь подбирать максимально вежливые слова, я сказал: “Доктор Дэвис, я был бы счастлив получить от вас эти деньги. Но пока я говорил, вы, к сожалению, не обращали на меня особого внимания. Как получилось, что вы пришли к такому решению?”

Он ответил мне: “Ты напоминаешь мне Чарли Мангера”³².

Я сказал: “Не знаю, кто такой Чарли Мангер, но он мне уже нравится”».

Другая причина решения Дэвисов инвестировать в партнерство Уоррена заключалась в том, что, к их немалому удивлению, он «знал куда больше об Артуре Визенбергере, чем они сами»³³. Им также понравилось, каким образом он излагал свои принципы — ясно и четко. Было сразу понятно, на чьей стороне он играет. Он мог выиграть или проиграть — но только вместе с ними. По словам Дороти Дэвис, «он очень толковый, яркий, и я убеждена в том, что он еще и честный. В этом молодом человеке мне нравится решительно все». 5 августа 1957 года деньги Дэвисов и их троих детей заложили основу новому партнерству с капиталом в 100 ООО долларов. Партнерство получило название Dacee³⁴.

После открытия Dacee бизнес Уоррена поднялся еще на одну ступень. Теперь он мог покупать гораздо большие пакеты у большего количества компаний. В его личном портфеле до сих пор находились копеечные урановые акции, ситуация с которыми была совершенно непонятна с тех пор, как правительство перестало скупать уран. Теперь они стоили фантастически дешево³⁵. Уоррен купил акции компаний Hidden

158

Splendor , Stanrock и Northspan. «В них было кое-что привлекательное. Чем-то это напоминало ловлю рыбы в бочке. В бочке плавает небольшая рыба, зато она никуда не может из нее упльггь. Я точно знал, что смогу на них заработать. Но это все была ерунда. Крупную рыбу я отдавал в партнерства».

Конечно, появление новых партнеров вело к увеличению количества денег в распоряжении Уоррена. Но также это означало, что значительно увеличивалось и количество сертификатов акций, и объем бумажной работы, связанной с управлением пятью партнерствами, плюс «Баффет & Баффет». Уоррену приходилось суетиться, однако он чувствовал себя достаточно комфортно. Как и всегда, основной проблемой были деньги — казалось, что ему всегда мало. Компании, которые он анализировал, имели капитализацию от одного до десяти миллионов долларов, поэтому для того, чтобы получить сколько-нибудь значимую позицию, Уоррен хотел инвестировать в каждую по 100 ООО долларов. Ключевой задачей для него стало увеличение объема денег в управлении.

К тому времени Дэн Монен уже был готов вернуться в партнерство. Вместе со своей женой Мэри Эллен они передали Уоррену деньги для открытия шестого партнерства, которое состоялось 5 мая 1958 года. Благодаря нескольким успешным операциям (в основном с National American) Монен, инвестировавший два года назад всего 5000 долларов,

159

теперь был готов передать Уоррену 70 000 долларов .

В те времена Уоррен Баффет разбирался в способности денег приносить еще больше денег лучше, чем кто-либо на Уолл-стрит. Каждый доллар, инвестированный в партнерство, позволял Баффету получать долю

от прибыли, зарабатываемой им в интересах партнеров”. Каждый доллар, реинвестированный им в партнерство, самостоятельно приносил еще

больше денег^Ж. Эти доходы при последующем реинвестировании позволяли получить новые доходы. Его талант к инвестированию помогал ему в полной мере реализовать потенциал, связанный с управлением финансами. Несмотря на заметную стеснительность и неловкость, Уоррен мог, вне всякого сомнения, успешно продавать самого себя. Хотя в инвестиционном мире он был практически незаметен, его снежный ком уже начал свой рост.

Набрав нужную скорость, Уоррен понял, что пришло время покинуть дом, в котором еле-еле помещалась семья с двумя детьми (один из которых отличался в своем трехлетием возрасте изрядной гиперактивностью) и ожиданием третьего. Баффеты купили свой первый дом. Скрываясь за вечнозелеными растениями, он стоял на Фарнем-стрит, в районе Датч- Кейп, неподалеку от одной из самых оживленных автомагистралей Омахи. Несмотря на то что это был самый большой дом в квартале, ему была присуща неприхотливая и очаровательная атмосфера, мансардные окна выходили на покатую черепичную крышу³⁶. Уоррен заплатил за этот дом 31 500 долларов местному бизнесмену Сэму Рейнольдсу, а затем гордо назвал свое новое жилище «Безумство Баффета»³⁷. В его представлении 31 с половиной тысяча могла через пару десятилетий превратиться в миллион долларов, поскольку он имел возможность инвестировать эти средства под достаточно впечатляющий процент. Иными словами, ему казалось, что он купил дом ценой в миллион долларов.

«Вон там стоит человек в очках, — сказал он. — Тебе нужно с ним попрощаться». Сьюзи-младшая покорно попрощалась, и после этого призрак человека в очках ее больше не преследовал³⁸.

Задача же Большой Сьюзи состояла в контроле над переездом, размещении семьи в новом доме и попытках удержать Хоуи на месте, несмотря на свою восьмимесячную беременность. Как говорили многие друзья семьи, Хоуи был настоящим скандалистом. Неиссякаемая энергия Баффетов пропитала его настолько, что ему даже дали кличку «Торнадо», что было немного похоже на «Водоворот», детскую кличку самого Уоррена, но с одним важным отличием. По словам Уоррена, едва встав на ноги, Хоуи начал путешествовать. Он мог перекапывать сад с помощью не предназначенных для этого игрушек, а когда Сьюзи их прятала — перевернуть весь дом в их поисках. Как только ему удавалось найти игрушки, он вновь приступал к перекапыванию сада. Сьюзи вновь выхватывала игрушки у него из рук, и все начиналось сначала³⁹.

Через неделю после переезда на Фарнем-стрит и накануне возникновения партнерства Mo-Buffy Баффетов родился второй сын, получивший имя Питер. С первых же дней это был тихий, спокойный ребенок. Однако вскоре после его рождения Сьюзи подкосила почечная

инфекция”. Со времен перенесенных в детстве ревматизма и отитов она считала себя здоровым человеком. Но сама по себе почечная инфекция была не так важна для нее, как стремление уберечь от нее Уоррена. Он настолько не любил соприкасаться с какими-либо болезнями, что Сьюзи приучила всех домашних на случай, если кто-то заболевал, оделять Уоррена таким вниманием и заботой, как будто бы заболел он сам. Основная ее задача состояла в том, чтобы наконец-то привести свой собственный дом в соответствие с ее фантазиями. Даже болезнь и задачи, связанные с заботой о новорожденном и двух маленьких детях, не смогли сломить в ней любовь к декорированию. Закончив с первоочередными делами, она занялась перестройкой дома — в итоге он приобрел приятный современный вид. Сьюзи украсила его кожаной мебелью с хромированными деталями и развесила по стенам огромные яркие картины в современном стиле. Счет за переустройство дома составил 15 ООО долларов, то есть почти половину его собственной цены. И это «чуть не убило Уоррена», по словам Боба Билл ига, его партнера по гольфу⁴⁰. Он не замечал ни ярких цветов, ни красоты, ни усилий Сьюзи — перед его глазами стояла лишь сумма счета.

Одной из его типичных фраз была: «Неужели я должен потратить на парикмахера 300 ООО долларов?» Если Сьюзи хотела потратить сколь- нибудь значимую сумму, он мог сказать: «Я не уверен, что хочу просто так прокутить полмиллиона долларов»⁴¹. С одной стороны, Сьюзи хотела тратить деньги, которые Уоррен пытался сберечь. С другой — он хотел, чтобы она была счастлива, а сама Сьюзи постоянно пыталась его ублажить. В результате их отношения постепенно превратились в сложную систему договоренностей и сделок.

Огромный счет за переустройство дома включал в себя стоимость одного из первых в Омахе цветных телевизоров — устройства, которое стало предметом огромного интереса со стороны их друзей и знакомых⁴². Сьюзи нравилось, когда ее дом находился в центре внимания всего района, поэтому каждую субботу по утрам в их доме собирались соседские дети. Они рассаживались в кожаные кресла в небольшой комнате, где стоял телевизор, и смотрели мультфильмы⁴³.

Сьюзи приняла на работу домоправительницу Виллу Джонсон, гигантскую и очень способную чернокожую женщину, которая постепенно превратилась для Сьюзи в дополнительную пару рук, глаз и ушей и позволила ей найти время для развития своих творческих способностей. Сьюзи и ее подруга Тама Фридман решили открыть галерею современного искусства. Как и любое другое решение, требовавшее денег, оно должно было быть согласовано с Уорреном. Перед тем как выдать Сьюзи деньги, он провел для них своего рода «интервью» в своем кабинете. Его первым вопросом было: «Планируете ли вы на этом заработать?» Фридман ответила: «Нет», на что Баффет воскликнул: «Отлично, тогда Сьюзи вполне может “инвестировать” в этот проект»⁴⁴. Ему нравилось, что Сьюзи занимается каким-то интересным для себя делом, и, по словам Фридман, он хотел, чтобы они сделали шаг назад и подумали о своей идее как о бизнес-проекте, при этом понимая, что на самом деле это просто хобби. Уоррен всегда думал о деньгах с точки зрения возврата на капитал, а так как галерея не должна была по плану приносить прибыль, он хотел, чтобы дамы сократили расходы. Фридман, управлявшая галереей, говорила, что для Сьюзи это было настоящим хобби.

Друзья и родственники считали Сьюзи гибкой, легкой в общении и вместе с тем внимательной матерью. Так как Баффеты теперь жили ближе к своим родителям, их дети проводили больше времени с дедушками и бабушками. Атмосфера в доме Томпсонов, живших в полутора кварталах от дома Баффетов, была приятной и расслабленной. Их не беспокоили разбросанные игрушки или разбитое Хоуи окно. Дороти Томпсон легко включалась в детские игры, организовывала пасхальные праздники и умела делать многослойные и высокие конструкции из шариков мороженого. Дети любили и Дока Томпсона, несмотря на его чувство собственной значимости и повелительный тон общения. Однажды он усадил Хоуи себе на колено. «Не пей спиртного, — начал повторять он снова и снова. — Оно убьет клетки твоего мозга, и тебе будет нечем думать»⁴⁵.

По воскресеньям Док Томпсон иногда надевал парадный костюм, приходил в гости к Уоррену и Сьюзан и читал проповеди прямо в их гостиной. А когда Хоуи и Сьюзи-младшая уходили в воскресенье в гости к старшим Баффетам, Лейла шла вместе с ними в церковь. Баффеты по сравнению с Томпсонами выглядели более жесткими и нетерпимыми в вопросах морали. Говард был настоящим продуктом Викторианской эпохи. Как-то раз, позвонив Дорис и Уоррену с новостями об их сестре Берти, он смог лишь выдавить из себя: «Это какая-то чертовщина!» Лишь потом, от кого-то еще, они узнали о том, что она потеряла неродившешся ребенка. Говард не смог заставить себя произнести слово «выкидыш».

Начав жить в большом и новом доме, Уоррен и Сьюзи стали чаще звать в гости друзей. На первый семейный День благодарения в новом доме Сьюзи решила самостоятельно испечь индейку. Ей показалось, что проще всего будет приготовить птицу, если оставить ее в духовке, включенной на 100 градусов на всю ночь. После очевидного фиаско она попросила о помощи миссис Хегман, кухарку, работавшую еще у Лейлы. Проблемы возникли даже с разрезанием индейки — Уоррен в этом деле не был помощником, что с ножом в руках, что без него. На всех семейных торжествах с участием Лейлы он при первой возможности уходил в свой рабочий кабинет.

Сьюзи украсила небольшой кабинет Уоррена, располагавшийся неподалеку от главной спальни, обоями с рисунком в виде долларовых банкнот. Теперь, находясь в комфортном денежном окружении, Уоррен полностью погружался в покупку дешевых акций. Он делал выбор, быстро перебирая страницы Moodys Manual, и покупал акции компаний, производивших бьгговые товары или легко сбываемую продукцию, — Davenport Hosiery, Meadow River Coal & Land, Westpan Hydrocarbon, или Maracaibo Oil Exploration. Во имя партнерства, во имя себя, Сьюзи и всех тех людей, которые дали ему деньги, ему нужно было работать как можно быстрее.

Часто для достижения успеха ему требовалась обстановка секретности, и он пользовался в качестве доверенных лиц умными и расположенными к нему людьми, такими как Дэн Монен. Другим его доверенным лицом был Дэниел Ковин, «охотник за скрытой ценностью», работавший на небольшую брокерскую компанию Hettleman & Со из Нью- Йорка. Уоррен познакомился с Дэном через своего покойного друга по

Колумбийскому университету — Фреда Кулкена⁴⁶ Компания Hettleman работала под любимой Уорреном завесой секретности.

«Фред написал мне и охарактеризовал Дэна как молодую звезду Уоллстрит. По его мнению, мы с ним были созданы друг для друга. Я практически сразу понял, что Фред был прав и в первом, и во втором. В течение последующих нескольких лет мы всегда встречались с Дэном каждый раз, когда я приезжал в Нью-Йорк»⁴⁷.

Ковин был на девять лет старше Уоррена. Его глаза были глубоко посажены, а взгляд мог просверлить собеседника насквозь. Глядя на эту пару со стороны, могло показаться, что взрослый человек оказывает одолжение студенту, встречаясь с ним. Но на самом деле у этих двух людей было много общего. Ковин вырос в бедности в годы депрессии. Его отец потерял все сбережения, и Ковину приходилось с подросткового возраста активно поддерживать всю семью. Он вложил деньги, полученные на тринадцатый день рождения в качестве подарка, в покупку акций⁴⁸. После службы на флоте он испытал еще больший интерес к карьере в области инвестирования. Даже работая на компанию, он старался действовать независимо и держать свои идеи при себе. Однако в отличие от Баффета ему нравилось современное искусство. Он охотно занимался украшением дома к Рождеству, развешивая повсюду серебряные украшения в виде шишек, коллекционировал фотографии и антиквариат. Баффета привлекало в Ковине то, что он занимался трейдингом и действовал в соответствии с собственными идеями⁴⁹. Ковин был уже давно расположен к Уоррену, а во время работы того в «Грэхем-Ньюман» даже на неделю одолжил ему 50 ООО долларов, чтобы Уоррен смог купить несколько акций взаимных фондов и получить за счет этого налоговый вычет в размере 1000 долларов⁵⁰. Со временем они начали сотрудничать более активно. Дэн играл роль старшего партнера, имеющего больше опыта и денег, однако готового поделиться информацией и идеями.

Баффет и Ковин еженедельно созванивались после того, как Pink Sheets выпускала списки акций мелких компаний, и сравнивали свои заметки. «А эта у тебя есть?» — «Да! Я тоже ее купил!» Выбирая для покупки одни и те же акции, они чувствовали себя куда большими победителями. «Это было чем-то похоже на выбор кобылы на рынке», — вспоминает Джойс, жена Дэна⁵¹. Они думали о приобретении акций National Casket Company, называя ее в своих разговорах «контейнерной компанией». «Дэн был настоящим кладоискателем, — говорит Баффет, — и думаю, что это было разумно для его рода занятий».

Баффет вспоминает, что как-то раз они чуть не купили городок в Мэриленде, выставленный Federal Housing Authority на аукцион по копеечной цене. Город состоял из ратуши, почтового отделения и целой кучи объектов собственности, сдававшихся в аренду по ценам ниже рыночных. Городок был выстроен во времена депрессии. Баффет вспоминает, что рекламное объявление о продаже городка заставило их глотать слюнки в предвкушении того, как они смогут заработать кучу денег на повышении арендной платы до рыночного уровня. Однако даже при низкой начальной ставке город все равно стоил достаточно дорого, и партнеры не смогли набрать достаточно денег⁵².

Нужно сказать, что Уоррену почти никогда не удавалось набрать достаточно денег для того, чтобы купить все, что он хотел. Он постоянно находился в процессе поиска денег. Связи Грэхема сыграли ему на руку еще раз. Однажды Берни Сарнат — один из пионеров в области пластической и восстановительной хирургии — зашел поболтать к Бену Грэхему, двоюродному брату его жены. Когда Бен ушел в отставку и переехал в Калифорнию, они с Эсти поселились наискосок от дома Сарната. По словам последнего, он спросил Грэхема, что тот собирается делать с той «небольшой суммой, которая раньше была вложена в партнерство. Бен сказал: «Я бы купил акции AT&T», а затем рассказал еще о нескольких закрытых фондах, интересных акциях и очень к месту добавил: «Кстати, один из моих бывших учеников занимается инвестированием. Его зовут Уоррен Баффет». И все. «Это прозвучало настолько мимоходом, что я даже не обратил на эту фразу внимания».

Имя Уоррена Баффета было мало кому известно. Точно таким же именем мог называться какой-нибудь холм рядом с одной из гор, окружавших Омаху. Жена Сарната, Рода, социальный работник, почти каждый день заходила поболтать в гости к своей свояченице Эсти. «Вскоре после встречи Бена с мужем, — вспоминает она, — Эсти сказала мне: “Знаешь, Рода, люди всегда просят нас вложить деньги в их партнерства. Разумеется, если они смогут хвастаться кому-то, что в них инвестирует сам Бен Грэхем, то у них не будет проблем с притоком клиентов. Но мы отвечаем всем отказом. Однако у Уоррена Баффета есть хороший потенциал. Мы инвестируем в его проекты и советуем вам сделать то же самое”». «У меня оставался всего один вопрос, — говорит Рода. “Эсти, я поняла, что ты считаешь его ярким, но мне куда более интересно, можно ли считать его честным”. Эсти ответила: “Абсолютно. Совершенно. Я доверяю ему на 100 процентов”».

Сарнаты и Эсти Грэхем вложили 10 и 15 тысяч долларов соответственно в партнерство Mo-Buff. К тому времени инвестиции Моненов увеличились до 100 ООО долларов.

К партнерствам присоединилось несколько человек, которым Уоррен преподавал инвестирование, а также Уолли Кинен, его бывший преподаватель с курсов Дейла Карнеги. В сущности, к 1959 году Уоррен уже стал приобретать известность в городе, отчасти благодаря своему преподаванию. Он «вышел из тени», и Омаха начала узнавать его как с хорошей, так и с плохой стороны — той самой, которая заставляла его с видом всезнайки спорить по любому поводу на подростковом радиошоу American School of the Air. «Я всегда любил противостоять кому-нибудь в спорах, — говорит он, — неважно, по какому вопросу. Я мог изменить свою точку зрения в одну секунду». Многие люди нервничали из-за того, что он просил их инвестировать в его проекты, но при этом не рассказывал, что именно собирается покупать. «Кое-кто в Омахе считал,

-ГГ Ш

что я запускаю один из вариантов схемы Понци », — вспоминает он. Такая точка зрения приводила к неприятным последствиям. Когда Уоррен обратился в Omaha Country Club за продлением своего членства, ему было отказано. Это было серьезной проблемой. Кому-то он не понравился настолько сильно, что на это было указано достаточно грубым и обидным образом. Подобный шаг мог перевести его в разряд аутсайдеров, однако Уоррен всегда хотел принадлежать к какой-то группе. Кроме того, ему нравилось играть в гольф, а у клуба было неплохое поле. Он подключил все свои связи, и в конце концов его имя вычеркнули из черного списка.

Его талант стал заметен еще сильнее, и в результате у него появилось несколько партнеров из числа известных людей. В феврале 1959 года к нему обратились Каспар Оффатт и его сын, Каспар-младший. Они представляли одну из самых известных семей Омахи и хотели создать вместе с ним отдельное партнерство. Когда Уоррен объяснил, что они как вкладчики не будут знать, куда именно он инвестирует деньги, Каспар- старший сказал: «Я не собираюсь вкладывать ни цента в партнерство, если не знаю, чем оно занимается. К тому же ты хочешь полностью его контролировать, а у меня вообще не будет права голоса»⁵³. Однако его сын все же решил вложить свои деньги — вместе с братом Джоном и Уильямом Гленном, бизнесменом, в интересах которого Чак Питерсон управлял объектами недвижимости. Они вложили 50 ООО в седьмое партнерство Баффета, получившее название Glenoff.

Все проекты, в которые Уоррен инвестировал в эти первые годы существования своих партнерств, полностью соответствовали принципам Бена Грэхема. Он покупал максимально дешевые акции, исключительно «сигарные окурки», из которых можно было «вытянуть последнюю затяжку». Это происходило лишь до тех пор, пока он не встретился с Чарли Мангером.

Глава 23. «Клуб Омаха»

Омаха • 1959 год

Арочные двери «Клуба Омаха», выстроенного в стиле итальянского Ренессанса, захлопнулись за банкирами, страховщиками и руководителями железнодорожных компаний, подобно стальным дверям надежного банка. Внутри их приветствовал черный привратник по имени Джордж. Мужчины, только что пришедшие в клуб из своих офисов или уже успевшие сыграть партию в сквош в подвале, болтали и слонялись перед камином в холле до тех пор, пока сбоку не открылась другая дверь и к ним не присоединились женщины. Гости поднялись на второй этаж по винтовой лестнице из красного дерева, мимо огромной картины, на которой был изображен шотландец, ловящий форель в горном потоке. В «Клуб Омаха» город приходил потанцевать, тут искали инвесторов, праздновали свадьбы и юбилеи. Однако прежде всего здесь занимались бизнесом. За его столами можно было спокойно поговорить о любых вопросах.

Как-то раз летом 1959 года Баффет пришел в клуб пообедать с двумя своими партнерами — Нилом Дэвисом и его шурином Ли Сименом, захотевшими познакомить Уоррена с лучшим другом Дэвиса со времен детства. Отец Нила, доктор Эдди Дэвис, как-то сказал Уоррену: «Ты напоминаешь мне Чарли Мангера», а потом присоединился к его партнерству. Теперь Мангер приехал в город, чтобы решить кое-какие вопросы с имуществом своего отца¹.

Мангер знал совсем немного об этом пареньке с короткой прической по фамилии Баффет, который был моложе его на шесть лет, и не ждал ничего особенного от этой встречи, впрочем, как и от жизни в целом² Он развил в себе привычку не ждать от жизни ничего особенного, чтобы потом не разочаровываться. Чарльзу Т. Мангеру крайне редко удавалось встретиться с человеком, слушать которого ему было так же приятно, как и самого себя.

Род Мангеров провел многие годы в нищете, однако ближе к концу

XIX века федеральный судья Т. С. Мангер, дедушка Чарли, смог сделать семью процветающей и желанной в любом доме Омахи (а не только у черного хода, как, к примеру, семья Баффетов, разносивших по домам овощи). Судья Мангер, поборник дисциплины, заставил всех членов семьи прочитать книгу «Робинзон Крузо», чтобы они осознали, каким образом дисциплинированность человека помогает ему покорить природу. Он был известен тем, что инструктировал присяжных перед началом заседания больше, чем любой другой судья на Среднем Западе³. Он любил читать своим родственникам лекции о добродетельности сбережений, пороках азартных игр и питейных заведений. Всегда послушная ему Уфи, тетушка Чарли, «твердо держалась за свою работу до восьмидесяти лет, доминировала среди прихожан, копила деньги и (руководствуясь чувством долга) даже присутствовала на вскрытии тела своего любимого покойного мужа»⁴.

Эл, сын судьи Мангера, пошел по стопам отца и занялся юриспруденцией. Он стал уважаемым, хотя и не особенно богатым адвокатом, в число клиентов которого входила газета Omaha World-Herald и ряд других важных местных учреждений. Его характер был куда легче, чем у отца. Его часто можно было видеть на отдыхе с трубкой, на охоте или рыбалке. Позднее его сын скажет, что Эл Мангер «достиг в точности того, чего хотел достичь, ни больше ни меньше... и при этом беспокоился куда меньше, чем его отец или его собственный сын, тратившие огромное количество времени на попытки избежать проблем, которые никогда не случались»⁵.

Жена Эла, красивая и остроумная Флоренс Рассел по прозвищу Туди, была уроженкой другого клана, воспитывавшего детей в духе долга и высокой нравственности. Ее предки жили в Новой Англии, были достаточно предприимчивы, но не чужды интеллектуального труда. Сам Чарли характеризовал их словами «простая жизнь и высокие помыслы». Когда Флоренс заявила о том, что выходит замуж за Эла Мангера, ее пожилая бабушка внимательно взглянула на его очки с толстыми стеклами, оценила его невысоко и искренне изумилась. «Кто бы мог подумать, что у внучки совсем нет чутья?» — по преданию, воскликнула она.

У Эла и Флоренс Мангер было трое детей — Чарльз, Кэрол и Мэри. На детской фотографии Чарли видно, что на его лице уже появилось капризное выражение, типичное для всей последующей жизни. В годы учебы в начальной школе Данни двумя наиболее характерными чертами его внешности были огромные «эльфийские» уши и широкая улыбка (в те моменты, когда он разрешал ей появиться на своем лице). По словам его сестры, Кэрол Истэбрук, он был умным, «живым» и слишком «независимым в своих суждениях, чтобы соответствовать ожиданиям со стороны некоторых учителей»⁶. Соседка Мангеров Дороти Дэвис характеризует Чарли, которого она знала с раннего детства, словами «толковый и умненький»⁷. Миссис Дэвис пыталась как-то дозировать влияние Чарли на своего сына Нила, однако безуспешно — Чарли не пугало даже то, что время от времени миссис Дэвис гонялась за ними с хворостиной, пытаясь хлестнуть по голым икрам.

Уоррен же недолго бунтовал в детстве против несправедливости, быстро научившись таить свое горе и взяв на вооружение несколько искусных стратегий избегания проблем. Чарли, слишком гордый для того, чтобы сдаться, побеждал врагов своей юности с помощью недюжинного сарказма. Каждую пятницу в школе танцев его ставили в пару с Мэри Макартур, единственной девочкой в классе ростом ниже его. Чарли не скрывал своего неудовольствия правилами, подчеркивавшими, что он самый невысокий мальчик в классе⁸. В годы учебы в Central High School он приобрел прозвище «Мозг» и известность благодаря своей гиперактивности и отчужденности⁹.

В его семье всегда подчеркивали ценность образования, поэтому Чарли ставил перед собой амбициозные цели. В семнадцать лет он поступил в Университет штата Мичиган, где сконцентрировался на изучении математики. На втором курсе учебу пришлось прервать, поскольку он был призван в армию всего через год после нападения на Перл-Харбор. Во время службы в армии он посещал Университет Нью- Мексико и Калифорнийский технологический институт, где прошел курс метеорологии, хотя так и не получил диплома. После этого он прослужил некоторое время военным метеорологом в Номе, на Аляске. Позднее Мангер говорил, что, в сущности, его работу нельзя было назвать военной службой. Он всегда подчеркивал, что ему очень повезло служить в месте, где вряд ли можно было столкнуться с реальной опасностью.

Основной его риск в то время был связан с финансами — он играл в покер, ставя на кон все свое армейское жалованье. Оказалось, что он неплохо играет. В сущности, это было своеобразной аналогией игры Баффета на ипподроме. По его словам, он научился быстро сбрасывать карты при низких шансах на выигрыш и активно повышать ставки при хорошей игре. Эти уроки здорово пригодились ему в последующие годы.

С помощью отлично работающей машины семейных связей по окончании войны он проторил себе дорогу в Гарвардскую школу права, при этом даже не получив полноценного школьного образования” К тому времени он уже был женат на Нэнси Хаггинс. Импульсивное решение о браке было принято, когда ему исполнился двадцать один год, а ей — девятнадцать. К этому времени он уже превратился в мужчину среднего роста с хорошим вкусом в одежде. Короткие темные волосы и внимательные глаза придавали Чарли достаточно благопристойный вид. Однако его основной чертой — помимо ушей, которые теперь всего лишь немного оттопыривались, — был постоянный скептицизм. Это настроение сопровождало его во время «пребывания» в Гарварде — по его собственным словам, он там особо не учился¹⁰. Затем, как он сам рассказывал друзьям, он посмотрел на карту страны и спросил себя: «Какой бы мне выбрать город, интересный с точки зрения роста и возможностей, но сравнительно небольшой по размеру и не настолько развитый, чтобы мне было сложно попасть в высшие круги?» Он остановил свой выбор на Лос-Анджелесе (тот же совет дал ему и отец). Особенно ему нравилась Пасадена — старый и красивый пригород Лос- Анджелеса, выстроенный в испанском стиле. В свое время именно там он посещал занятия в Калифорнийском технологическом институте. Именно там он познакомился со своей будущей женой, уроженкой местной знатной семьи. По словам дочери Молли, Нэнси была «своенравной, но снисходительной». Эти черты не вполне сочетались с темпераментом ее будущего мужа¹¹. Неудивительно, что через несколько лет брак начал разваливаться. Тем не менее после того, как Чарли окончил Гарвард, они поселились в родном городе Нэнси вместе с маленьким сыном Тедди. Чарли достаточно быстро обрел известность в качестве юриста.

В 1953 году, после появления на свет трех детей и восьми лет, проведенных в борьбе, бедности и конфликте характеров, Мангер с женой развелись, невзирая на то что в то время развод считался достаточно постыдным. Несмотря на значительные разногласия, они с Нэнси смогли выработать цивилизованное соглашение в отношении сына и двух дочерей. Мангер поселился в комнате в Университетском клубе, купил себе побитый желтый «понтиак» (отвратительно покрашенный после аварии, что, по его словам, «отпугивало воришек») и стал «папой на выходные»¹². Через год после расставания Мангера с Нэнси восьмилетнему Тедди был поставлен диагноз «лейкемия». Мангер и его бывшая жена обратились к огромному количеству врачей, но достаточно быстро поняли, что болезнь неизлечима. Теперь они часто сидели в онкологическом отделении больницы вместе с другими родителями, беспомощно наблюдавшими за

тем, как уходят в мир иной их дети¹³.

Тедди начал проводить в больнице все больше времени. Чарли навещал его, держал в объятиях, а потом ходил по улицам Пасадены и громко рыдал. Обрушившиеся на него почти одновременно развод и смертельная болезнь сына были невыносимы.

В течение многих лет он испытывал страдания разведенного отца, живущего отдельно от всех. Он жаждал семейной жизни в окружении детей.

Однако когда дела шли не так, Мангер не погружался в проблемы с головой, а, напротив, ставил себе новые цели¹⁴. Кому-то это могло показаться проявлением чрезмерного прагматизма или даже черствости, однако сам Мангер считал, что это позволяет ему не терять из виду горизонт. «Никогда, даже перед лицом невероятной трагедии, нельзя делать что-либо, что бы ее усиливало», — говорил он впоследствии¹⁵.

Поэтому, несмотря на страдания из-за своего умирающего сына, Мангер решил вступить в новый брак. Однако, применив собственный метод оценки шансов на успех, он пришел к достаточно пессимистическим выводам.

Чарли был в отчаянии. Он не знал, сможет ли он когда-нибудь встретить любимого человека. «Как найти себе жену? Из двадцати миллионов жителей Калифорнии женщины составляют половину. Из этих десяти миллионов только два миллиона находятся в приемлемом возрасте. Из этой группы полтора миллиона женщин уже замужем, то есть мне остается лишь полмиллиона. Триста тысяч из них слишком глупы, пятьдесят тысяч — слишком умны. Остается сто пятьдесят тысяч, из которых интересующие меня женщины могут поместиться на обычной баскетбольной площадке. И нужно было оказаться на этой площадке».

Мангер обладал глубоко укоренившейся привычкой не ждать от жизни ничего хорошего. Он рассчитал, что именно этот путь способен привести его к счастью, тогда как завышенные ожидания могли способствовать чрезмерной избирательности. Низкие же ожидания позволяли ему не испытывать лишних разочарований. Как ни парадоксально, они могли даже помочь ему обрести успех.

Несмотря на свое отчаяние, Мангер начал изучать объявления о разводах и смертях для того, чтобы составить список женщин, совсем недавно ставших одинокими. Это привлекло внимание его друзей. Жалея его, они начали участвовать в процессе. Один из его партнеров по юридической фирме обратил внимание Мангера на другую женщину, также по имени Нэнси, разведенную и с двумя детьми. Нэнси Барри

Бортуик, миниатюрная брюнетка, любила играть в теннис и гольф, а также кататься на лыжах. Она окончила Стэнфордский университет и была дипломированным экономистом.

На первом же свидании Мангер предупредил ее: «Я склонен читать нотации». Общение с человеком, имеющим непреодолимое желание проповедовать, не испугало Нэнси, что послужило хорошим предзнаменованием для развития их отношений. Они стали вместе выводить своих детей на прогулки. Тедди, поначалу присоединявшийся к ним, достаточно быстро «отпал» из-за ухудшения здоровья. Чарли провел последние недели жизни своего сына, сидя у его кровати. К моменту смерти Тедди в 1955 году в возрасте девяти лет Чарли потерял около пяти килограммов веса. Позднее он вспоминал: «В жизни нет ничего ужаснее, чем наблюдать, как твой ребенок уходит от тебя — сантиметр за сантиметром»¹⁶.

В январе 1956 года Чарли женился на Нэнси Бортуик. Достаточно быстро она смогла стать для него отличным партнером. Чарли отчаянно нуждался в человеке, способном навести порядок в его жизни. Нэнси напоминала булавку, постоянно покалывавшую воздушный шар Чарли, когда тот чересчур раздувался. Она была великолепным менеджером и наблюдателем — тихим, уравновешенным и практичным. Нэнси умела обуздывать капризы Чарли, когда тот время от времени взрывался в приступах

импульсивности. Со временем вдобавок к ее двум сыновьям и его двум дочерям у них появилось еще три сына и дочь. Нэнси отлично справлялась с воспитанием восьмерых детей, домашними делами и заботой о Чарли¹⁷. Дети воспринимали его как «книгу на ножках» из-за того, что он постоянно был погружен в изучение различных наук и достижений великих людей. Чарли продолжал работать на юридическую компанию Musick, Peeler & Garrett, однако со временем понял, что юриспруденция не сделает его богаче. Он начал заниматься побочными делами, способными принести прибыль. «Будучи молодым юристом, Чарли мог зарабатывать около 20 долларов в час. Он задался вопросом: “Кто является для меня самым ценным клиентом?” И пришел к выводу, что таким клиентом является он сам. Поэтому он решил покупать у самого себя по одному часу в день. Обычно он дарил себе один из утренних часов, в течение которого работал над своими строительными проектами или сделками с недвижимостью. Это стоит делать каждому — работать не только на других людей, но и продавать самому себе час работы в день, становясь своим собственным клиентом».

«Я страстно желал стать богатым, — говорил Мангер. — Не потому, что хотел купить себе “феррари”, — я просто хотел независимости. Хотел ее отчаянно. Я считал недостойным для себя заниматься лишь рассылкой счетов другим людям. Не знаю, откуда мне в голову пришла эта мысль, но я никак не мог от нее отделаться»¹⁸. Он считал себя настоящим джентльменом. Количество денег никогда не казалось ему конкурентным преимуществом. Он хотел вступить в нужные ему клубы, но при этом его не беспокоило, окажутся ли другие члены клубов богаче его. Под маской напускного высокомерия скрывалось его искреннее уважение к реальным достижениям того или иного человека. Это давало Чарли достаточно смирения для того, чтобы сходиться с интересными ему людьми.

Человек, который сидел напротив него в отдельном кабинете «Клуба Омаха», напоминал молодящегося торговца, явившегося к настоящему джентльмену, чтобы навязать ему страховой полис. К этому времени Мангер уже имел хорошую репутацию в деловых кругах и обществе Лос- Анджелеса, был его неотъемлемой частью. После того как Дэвис и Симен представили Баффета и Мангера друг другу, те моментально увлеклись беседой. Для начала Чарли рассказал историю о том, как он «служил в рабстве» в магазине Баффетов, где ему приходилось «чертовски много работать с раннего утра до вечера»¹⁹. Разумеется, Эрнест давал небольшую поблажку детям таких привилегированных клиентов, как Туди Мангер (достаточно, впрочем, относительную по сравнению с обычной загрузкой сотрудников)²⁰. После обмена любезностями разговор набрал обороты, и все остальные участники встречи принялись завороженно слушать, как Уоррен рассказывает об инвестировании и Бене Грэхеме. Чарли улавливал его идеи на лету. «К тому времени он уже довольно долго размышлял над вопросами инвестирования и бизнеса», — говорит Баффет.

Он рассказал Чарли историю про National American Insurance. Мангер ходил с Говардом и Хайденом Амансонами в школу Central High. Он был искренне поражен тем, что человек типа Баффета, не бывший уроженцем Калифорнии, мог знать так много и о самих Амансонах, и об их сбережениях и кредитах. Достаточно быстро оба собеседника начали говорить одновременно, однако при этом складывалось ощущение, что они отлично понимают друг друга²¹.

Через некоторое время Чарли спросил: «Уоррен, а чем ты в точности занимаешься?»

«И тем и другим, — сказал ему Баффет, — управляю партнерствами». Он похвастался, что за 1957 год его партнерства заработали 10%, в то время как рынок в целом упал на восемь. На следующий же год инвестиции в партнерство выросли в стоимости на 40%\ Сумма реинвестированной комиссии Баффета за управление партнерствами составила 83 085 долларов. Вместе с первоначальными взносами в каждое

из партнерств (в размере от 100 до 700 долларов)”

эти реинвестированные комиссии позволили ему получить 9,5% совокупного капитала всех партнерств. Более того, его результаты в 1959 году вновь оказались лучше, чем состояние рынка, что сделало его еще богаче и позволило поднять планку еще выше. Тем временем его инвесторы испытывали немалую радость, а новые партнеры шли к нему один за другим. Чарли внимательно слушал. Наконец он спросил: «Как ты думаешь, мог бы я сделать что-то подобное в Калифорнии?» Уоррен на мгновение замолчал и внимательно посмотрел на него. Ему было странно слышать такой вопрос из уст преуспевающего лос-анджелесского юриста. «Да, — наконец, сказал он. —

Я вполне уверен в том, что ты сможешь это сделать»²². Так как деловой обед уже близился к концу, Симен и Дэвис решили, что пришло время откланяться. Последнее, что они видели перед тем, как войти в лифт, были Баффет и Мангер, продолжавшие сидеть за столом и активно беседовать²³.

Через несколько дней собеседники со своими женами пошли в Johnny’s Cafe, славившееся своими бифштексами. В какой-то момент Мангер настолько развеселился своей собственной шутке, что соскользнул с кресла и начал корчиться на полу от хохота. Когда Мангеры вернулись в Лос-Анджелес, общение Чарли с Уорреном не закончилось. Двое мужчин все чаще проводили в телефонных разговорах по часу, а то и по два. Баффет, прежде одержимый пинг-понгом, наконец нашел себе более интересное занятие.

«Почему ты уделяешь ему так много времени?» — как-то раз спросила Нэнси мужа.

«Ты не понимаешь, — ответил Чарли. — Это необычное человеческое существо»²⁴.

Глава 24. Локомотив

Нью-Йорк и Омаха • 1958-1962 годы

Уоррен и Сьюзи казались многим совершенно обычными людьми.

Они ничем не выделялись. Их дом был большим, но не слишком. На заднем дворе стояла хижина, в которой могли играть дети. Черный ход никогда не закрывался, и соседские дети постоянно слонялись туда-сюда. Однако внутри дома пути Баффетов расходились все сильнее. В то время как Сьюзи педантично выполняла один пункт своей ежедневной домашней программы за другим, Уоррен совершал свое бесконечное восхождение на Долларовую гору.

До 1958 года оно было достаточно прямолинейным — Уоррен скупал акции и ждал, когда сможет зажечь «сигарный окурок». Затем он продавал акции (обычно с немалым

сожалением) для того, чтобы купить другие, которые начинали нравиться ему больше прежних. Его амбиции были ограничены лишь величиной капитала партнерств.

Однако теперь он управлял суммой, превышавшей миллион долларов, которая включала в себя инвестиции во все партнерства, в «Баффет & Баффет» и его личные накопления¹. И это заставляло его действовать на более высоком уровне. Его сеть деловых партнеров и друзей, состоявшая из Стэнбека, Нэппа, Брандта, Ковина, Шлосса и Руана, пополнилась Мангером. Оба — и Уоррен, и Мангер — ежемесячно оплачивали невероятно высокие (по их собственным меркам) телефонные счета за разговоры друг с другом. Мангер представил Баффета своему другу Рою Толлесу, бывшему пилоту ВМС, с лица которого не сходила улыбка. Толлес обладал острым умом, однако предпочитал держать свои мысли при себе

Смотрите также файлы

Исследование потерь энергетических ресурсов в школе.docx

Пояснительная записка 3 Направления психологопедагогического сопровождения 5.docx

Islom karimov nomidagi toshkent davlat texnika universiteti olmaliq filiali konchilik ishi va metallurgiya fakulteti.docx

Курсовая работа по курсу математическая экономика.docx

Рекомендации по состовлению распорядка дня на основе горманальных маркеров.docx

Файл: Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013.doc

Смотрите также файлы

Информация

Списки файлов

Дополнительно