Файл: Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.02.2024
Просмотров: 944
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Seventeen, а затем телевизионный еженедельник под названием TV Guide — это была блестящая идея, которая полностью удовлетворила жажду общественности в информации о телевизионных программах, шоу и звездах. К тому времени, когда Уолтер встретил Баффета, он не только мог похвастаться историей большого успеха в бизнесе, но и достиг вершины социальной лестницы после того, как Ричард Никсон назначил его послом США в Великобритании. И все же, несмотря на то что в конце концов восстановил доброе имя своей семьи, он так никогда и не смог избавиться от сердечных шрамов, оставленных отцом.
Баффет приехал в поместье Sunnylands, горя желанием познакомиться с Аннен-бершм. У них были общие знакомые: сестра Анненберга Айя Саймон, «распущенная и избалованная» вдова бывшего партнера Бена Рознера — Лео Саймона, та самая Айя, которую Рознер решил обдурить, когда продал Баффету Associated Retailing по низкой цене, потому что она уже больше не была его партнером. Баффет общался с ней всего один раз на приеме в ее огромной квартире в Нью-Йорке, набитой произведениями искусства. Прислуга на цыпочках разносила сэндвичи с огурцом на серебряных подносах; Айя рассказывала Баффету, что бандиты ее «папы» Мо Анненберга, которых он называл «мои мальчики», «однажды выстрелили в Лео», чтобы тот изменил свое отношение к Мо. «До сих пор можно увидеть пулевые отверстия в стене здания на углу Мичиган-авеню в Чикаго», — сказала она Баффету. А еще попросила Баффета, чтобы тот взял ее сына в партнеры. Представив себе, что может произойти с ним в случае недостаточно удовлетворительных результатов, Уоррен начал в
срочном порядке искать выход из сложившейся ситуации.
Брат Айи Уолтер десятилетиями пытался восстановить репутацию семьи и стереть из людской памяти воспоминания о пулях на Мичиган- авеню. Поместье Sunnylands было огромным, богатым и цветущим оазисом в пустыне Ранчо Мираж в Калифорнии. Посреди сада, полного скульптур богов солнца племени майя, в зеркальном пруду стояла бронзовая скульптура Родена — Ева, стыдливо закрывающая лицо. Сотни плавающих у ее ног цветов высовывали свои головки из воды. В этом поместье Ан- ненберг принимал принца Чарльза, устраивал четвертую свадьбу Фрэнка Синатры и обеспечивал своему другу Ричарду Никсону тишину и покой, необходимые для написания последнего обращения к народу.
«На встрече он был очень учтив и официален. Нас провели к бассейну, где он отдыхал. Одет он был безупречно, и все, что он носил, выглядело так, как будто было куплено только этим утром. Ему было около семидесяти, а мне — сорок семь. И он обратился ко мне так, как будто говорил с молодым человеком, которому пытается помочь: «Мистер Баффет, вам нужно понять, что никто не любит, когда его критикуют». Иными словами, сразу же установил правила разговора.
Дальше все пошло как по маслу. Я сказал: «Не волнуйтесь, господин посол. Я все понял».
И он принялся разглагольствовать о Значимости. «В мире есть три объекта собственности, — сказал он, — которым присуща Значимость. Это Daily Racing Form, TV Guide и Wall Street Journal. И две из них принадлежат мне».
Под Значимостью он подразумевал то, что даже во время депрессии Racing Form продавался на Кубе по два с половиной доллара. Это было возможным только потому, что на острове не было других, лучших или более полных источников информации о скачках.
В день продавалось сто пятьдесят тысяч экземпляров, и так было в течение пятидесяти лет. Еженедельник стоил чуть больше двух долларов, и это было важно. Если вы направлялись на ипподром и собирались делать хоть какие-то ставки, то вам обязательно нужен был экземпляр Racing Form Его можно было продавать за любую цену, и люди все равно покупали бы. По сути, это то же самое, что продавать иглы наркоманам.
Поэтому из года в год Уолтер подходил к зеркалу и говорил: «Свет мой, зеркальце, скажи, на сколько мне поднять цену в этом году?»
И зеркало ему отвечало: «Еще на четверть доллара!»
И это было тогда, когда за четверть доллара можно было купить экземпляр New York Times или Washington Post. А Баффету еще казалось, что эти две газеты — великолепные предприятия! Иными словами, Daily Racing Form представлял собой просто
фантастический бизнес.
. Усугубило ситуацию еще и то, что миссис Купер сказала Анненбергу, что он недостаточно богат, чтобы быть послом
7. Чувствуя, что с него хватит, Уолтер покинул прием и прекратил всякое общение с Кей Грэхем.
«Кей была очень этим расстроена. Она хотела во что бы то ни стало помириться с Уолтером. Кей вообще не любила ссориться. Это было не в ее стиле. Ей понравилось контролировать все вокруг, но она не была склонна к демонстративному поведению. Ей нравились “большие шишки”, особенно мужчины. Поэтому ее совсем не устраивала сложившаяся ситуация. Но при этом она хотела дать понять Уолтеру, что не собирается указывать Бену Брэдли, о чем писать, а о чем не писать в газете. Так что когда мы встретились, он как раз думал издать книгу о Филе Грэхеме и его забавных зубах».
Зубах Фила Грэхема.
«У Уолтера была теория, что плохие зубы — это признак психического расстройства. А если Уолтер во что-то верил, его невозможно было переубедить в обратном. Я нравился Уолтеру только потому, что никогда с ним не спорил. Если бы Уолтер сказал мне, что черное — это белое, я бы просто промолчал. Таким образом, я стал посредником между ним и Кей». Анненберг хотел, чтобы Баффет передал Кэтрин сообщение. Даже если книга о зубах Фила и выйдет в свет, ей не стоит обижаться, ведь это всего лишь бизнес.
«Он был очень мил со мной. Провел в причудливую комнату для гостей, а затем пригласил в свой кабинет, где стояла небольшая витрина со старинной прусской монетой, складным ножом и еще одним каким-то предметом. Это было все состояние его дедушки на тот момент, когда он приехал в эту страну из Пруссии. По словам Анненберга, только благодаря этим вещам он смог достичь нынешнего благополучия. Он много лет пытался восстановить репутацию своей семьи. Это была его самая большая цель в жизни».
Баффет прекрасно понимал мотивы поведения Анненберга и тем не менее не обратил внимания на то, что они во многом похожи. Может быть, потому что в других аспектах они различались между собой куда сильнее. Основными отличиями Анненберга от Баффета были отсутствие чувства юмора, любовь к роскоши и официозу, враждебность к Грэхем и политические взгляды. И все же эти два проницательных бизнесмена в глубине души стремились к одному — проявить себя как в деловой, так и в социальной жизни, публично выразить свое уважение к отцам, с которыми, как им казалось, мир поступил несправедливо.
Они начали переписываться. Анненберг видел себя в роли учителя Баффета, преподающего ему основы благотворительности. Он считал, что богатые люди должны перед смертью отдать все свое богатство, чтобы те,
321
кто будет провожать их в последний путь, не опозорили их достоинство . Он хотел рассказать Баффету, как избежать возможных подводных камней. Анненберг, как и Баффет, был недоверчив по своей натуре и всегда старался проверять людей, с которыми его сталкивала жизнь. Поэтому он тщательно изучил обанкротившиеся фонды и их попечителей-мошенников. Наряду с письмами о тех или иных акциях он присылал Баффету информацию о фондах, которые развалились после того, как их благотворители умерли. Будучи филантропом и перспективным издателем, газета которого выиграла Пулитцеровскую премию за раскрытие махинаций руководства одной из благотворительных организаций, Баффет с интересом просматривал эти материалы. Анненберг заразил его своей инстинктивной неприязнью к руководителям, которые, как он говорил, «насиловали фонды».
«Дорогой Уоррен, — писал он Баффету в благодарственном письме за статью об управляющем Фондом Форда Маке Банди — типичном примере ненавистного Ан-ненбершм типа руководителя8. — Генри [Форд П] однажды сказал, что Макджордж Банди — это «самый высокомерный сукин сын в стране, ведущий образ жизни аравийского принца на деньги фонда»9.
Анненберг посвятил массу времени попыткам сделать так, чтобы его смерть не открыла дорогу каким-либо махинациям. Он рассказал Баффету о Фонде Доннера, руководитель которого поменял название на Фонд
322
независимости, вычеркнув имя благотворителя . «Со всем уважением я предлагаю вам сделать все возможное, чтобы обезопасить себя от такой ситуации в будущем, — писал он. — Помните пример Доннера»10. Баффет считал, что фонд, основанный им вместе со Сьюзи, не должен был называться Buffett Foundation. «Было глупостью так его назвать, — говорил он позже. — Хотя менять его название сейчас было бы еще большей глупостью, это было бы слишком очевидно»11.
Анненберг также разделял баффетовское увлечение СМИ и издательским делом. TV Guide был самым крупным активом Анненберга. Еженедельник обладал такой же Значимостью, как и Daily Racing Form, и имел намного более многочисленную аудиторию. Как только Баффет узнал, что Анненберг собирается его продавать, они с Томом Мерфи тут же вылетели в Лос-Анджелес, чтобы уговорить посла продать его им.
Баффет приехал в поместье Sunnylands, горя желанием познакомиться с Аннен-бершм. У них были общие знакомые: сестра Анненберга Айя Саймон, «распущенная и избалованная» вдова бывшего партнера Бена Рознера — Лео Саймона, та самая Айя, которую Рознер решил обдурить, когда продал Баффету Associated Retailing по низкой цене, потому что она уже больше не была его партнером. Баффет общался с ней всего один раз на приеме в ее огромной квартире в Нью-Йорке, набитой произведениями искусства. Прислуга на цыпочках разносила сэндвичи с огурцом на серебряных подносах; Айя рассказывала Баффету, что бандиты ее «папы» Мо Анненберга, которых он называл «мои мальчики», «однажды выстрелили в Лео», чтобы тот изменил свое отношение к Мо. «До сих пор можно увидеть пулевые отверстия в стене здания на углу Мичиган-авеню в Чикаго», — сказала она Баффету. А еще попросила Баффета, чтобы тот взял ее сына в партнеры. Представив себе, что может произойти с ним в случае недостаточно удовлетворительных результатов, Уоррен начал в
срочном порядке искать выход из сложившейся ситуации.
Брат Айи Уолтер десятилетиями пытался восстановить репутацию семьи и стереть из людской памяти воспоминания о пулях на Мичиган- авеню. Поместье Sunnylands было огромным, богатым и цветущим оазисом в пустыне Ранчо Мираж в Калифорнии. Посреди сада, полного скульптур богов солнца племени майя, в зеркальном пруду стояла бронзовая скульптура Родена — Ева, стыдливо закрывающая лицо. Сотни плавающих у ее ног цветов высовывали свои головки из воды. В этом поместье Ан- ненберг принимал принца Чарльза, устраивал четвертую свадьбу Фрэнка Синатры и обеспечивал своему другу Ричарду Никсону тишину и покой, необходимые для написания последнего обращения к народу.
«На встрече он был очень учтив и официален. Нас провели к бассейну, где он отдыхал. Одет он был безупречно, и все, что он носил, выглядело так, как будто было куплено только этим утром. Ему было около семидесяти, а мне — сорок семь. И он обратился ко мне так, как будто говорил с молодым человеком, которому пытается помочь: «Мистер Баффет, вам нужно понять, что никто не любит, когда его критикуют». Иными словами, сразу же установил правила разговора.
Дальше все пошло как по маслу. Я сказал: «Не волнуйтесь, господин посол. Я все понял».
И он принялся разглагольствовать о Значимости. «В мире есть три объекта собственности, — сказал он, — которым присуща Значимость. Это Daily Racing Form, TV Guide и Wall Street Journal. И две из них принадлежат мне».
Под Значимостью он подразумевал то, что даже во время депрессии Racing Form продавался на Кубе по два с половиной доллара. Это было возможным только потому, что на острове не было других, лучших или более полных источников информации о скачках.
В день продавалось сто пятьдесят тысяч экземпляров, и так было в течение пятидесяти лет. Еженедельник стоил чуть больше двух долларов, и это было важно. Если вы направлялись на ипподром и собирались делать хоть какие-то ставки, то вам обязательно нужен был экземпляр Racing Form Его можно было продавать за любую цену, и люди все равно покупали бы. По сути, это то же самое, что продавать иглы наркоманам.
Поэтому из года в год Уолтер подходил к зеркалу и говорил: «Свет мой, зеркальце, скажи, на сколько мне поднять цену в этом году?»
И зеркало ему отвечало: «Еще на четверть доллара!»
И это было тогда, когда за четверть доллара можно было купить экземпляр New York Times или Washington Post. А Баффету еще казалось, что эти две газеты — великолепные предприятия! Иными словами, Daily Racing Form представлял собой просто
фантастический бизнес.
Анненберг наслаждался тем, что в его руках было два Значимых объекта собственности, но он хотел иметь все три. Встреча в Sunnylands была первым па в том танце, который они с Баффетом периодически танцевали, выясняя, смогут ли они купить Wall Street Journal, и если да, то как.
Но, со слов Баффета, «в действительности он пригласил меня для того, чтобы я передал сообщение Кей».
Анненберги и Грэхемы когда-то были друзьями2. В 1969 году во время слушания по вопросу назначения Анненберга на должность посла в Великобритании журналист Post Дрю Пирсон написал в своей статье, что состояние Анненберга «создано на бандитских разборках», и повторил необоснованный слух о том, что отец Анненберга ежегодно платил миллион долларов мафиози Аль Капоне за защиту3. Разгневанный Анненберг обвинил Грэхем в том, что она использует свою газету в качестве политического оружия против президента Никсона, который вернул его семье былую респектабельность, выдвинув его на должность посла. «У президента Никсона, возможно, были недостатки, — говорил Анненберг позже, — но он оказал мне самую большую честь, которую когда-либо оказывали моей семье»4.
В то утро, когда состоялось слушание, Анненберг прочитал другую статью Пирсона, в которой тот в красках описывал его мстительную редакционную статью в Philadelphia Inquirer. Он покраснел и схватился за грудь. Жена подумала, что у него сердечный приступ5.
Анненберг позвонил Грэхем и потребовал написать опровержение. Она попыталась его успокоить, но при этом отказалась исполнить его требование и сослалась на то, что никогда не вмешивалась в дела редакторов.
Тем же вечером, после напряженного дня, в течение которого Уолтеру пришлось один за другим опровергать заявления Пирсона, Анненберги неохотно отправились на званый обед, который проходил в джорджтаунском особняке Грэхем. На него было приглашено пятьдесят высокопоставленных гостей, приглашения были разосланы несколько недель назад. Анненберг всегда четко следовал протоколу, но в тот день был на взводе и поэтому принял близко к сердцу тот факт, что Кэтрин посадила его не рядом с собой, а между двумя своими подругами — женой уходящего в отставку посла в Великобритании Дэвида Брюса Эванджелин
Брюс и женой видного сенатора Лорейн Купер.
То, что Анненберг в штыки воспринимал малейшие проявления неуважения к своей персоне, во многом напоминало отсутствие объективности, присущее его другу Никсону. Они не могли очаровывать и обезоруживать6. Поэтому конфликт, возникший между женой Анненберга и Вэнджи Брюс по поводу оформления посольской резиденции, приобрел
угрожающие масштабы и омрачил весь обед
. Усугубило ситуацию еще и то, что миссис Купер сказала Анненбергу, что он недостаточно богат, чтобы быть послом
7. Чувствуя, что с него хватит, Уолтер покинул прием и прекратил всякое общение с Кей Грэхем.
«Кей была очень этим расстроена. Она хотела во что бы то ни стало помириться с Уолтером. Кей вообще не любила ссориться. Это было не в ее стиле. Ей понравилось контролировать все вокруг, но она не была склонна к демонстративному поведению. Ей нравились “большие шишки”, особенно мужчины. Поэтому ее совсем не устраивала сложившаяся ситуация. Но при этом она хотела дать понять Уолтеру, что не собирается указывать Бену Брэдли, о чем писать, а о чем не писать в газете. Так что когда мы встретились, он как раз думал издать книгу о Филе Грэхеме и его забавных зубах».
Зубах Фила Грэхема.
«У Уолтера была теория, что плохие зубы — это признак психического расстройства. А если Уолтер во что-то верил, его невозможно было переубедить в обратном. Я нравился Уолтеру только потому, что никогда с ним не спорил. Если бы Уолтер сказал мне, что черное — это белое, я бы просто промолчал. Таким образом, я стал посредником между ним и Кей». Анненберг хотел, чтобы Баффет передал Кэтрин сообщение. Даже если книга о зубах Фила и выйдет в свет, ей не стоит обижаться, ведь это всего лишь бизнес.
«Он был очень мил со мной. Провел в причудливую комнату для гостей, а затем пригласил в свой кабинет, где стояла небольшая витрина со старинной прусской монетой, складным ножом и еще одним каким-то предметом. Это было все состояние его дедушки на тот момент, когда он приехал в эту страну из Пруссии. По словам Анненберга, только благодаря этим вещам он смог достичь нынешнего благополучия. Он много лет пытался восстановить репутацию своей семьи. Это была его самая большая цель в жизни».
Баффет прекрасно понимал мотивы поведения Анненберга и тем не менее не обратил внимания на то, что они во многом похожи. Может быть, потому что в других аспектах они различались между собой куда сильнее. Основными отличиями Анненберга от Баффета были отсутствие чувства юмора, любовь к роскоши и официозу, враждебность к Грэхем и политические взгляды. И все же эти два проницательных бизнесмена в глубине души стремились к одному — проявить себя как в деловой, так и в социальной жизни, публично выразить свое уважение к отцам, с которыми, как им казалось, мир поступил несправедливо.
Они начали переписываться. Анненберг видел себя в роли учителя Баффета, преподающего ему основы благотворительности. Он считал, что богатые люди должны перед смертью отдать все свое богатство, чтобы те,
321
кто будет провожать их в последний путь, не опозорили их достоинство . Он хотел рассказать Баффету, как избежать возможных подводных камней. Анненберг, как и Баффет, был недоверчив по своей натуре и всегда старался проверять людей, с которыми его сталкивала жизнь. Поэтому он тщательно изучил обанкротившиеся фонды и их попечителей-мошенников. Наряду с письмами о тех или иных акциях он присылал Баффету информацию о фондах, которые развалились после того, как их благотворители умерли. Будучи филантропом и перспективным издателем, газета которого выиграла Пулитцеровскую премию за раскрытие махинаций руководства одной из благотворительных организаций, Баффет с интересом просматривал эти материалы. Анненберг заразил его своей инстинктивной неприязнью к руководителям, которые, как он говорил, «насиловали фонды».
«Дорогой Уоррен, — писал он Баффету в благодарственном письме за статью об управляющем Фондом Форда Маке Банди — типичном примере ненавистного Ан-ненбершм типа руководителя8. — Генри [Форд П] однажды сказал, что Макджордж Банди — это «самый высокомерный сукин сын в стране, ведущий образ жизни аравийского принца на деньги фонда»9.
Анненберг посвятил массу времени попыткам сделать так, чтобы его смерть не открыла дорогу каким-либо махинациям. Он рассказал Баффету о Фонде Доннера, руководитель которого поменял название на Фонд
322
независимости, вычеркнув имя благотворителя . «Со всем уважением я предлагаю вам сделать все возможное, чтобы обезопасить себя от такой ситуации в будущем, — писал он. — Помните пример Доннера»10. Баффет считал, что фонд, основанный им вместе со Сьюзи, не должен был называться Buffett Foundation. «Было глупостью так его назвать, — говорил он позже. — Хотя менять его название сейчас было бы еще большей глупостью, это было бы слишком очевидно»11.
Анненберг также разделял баффетовское увлечение СМИ и издательским делом. TV Guide был самым крупным активом Анненберга. Еженедельник обладал такой же Значимостью, как и Daily Racing Form, и имел намного более многочисленную аудиторию. Как только Баффет узнал, что Анненберг собирается его продавать, они с Томом Мерфи тут же вылетели в Лос-Анджелес, чтобы уговорить посла продать его им.