Файл: Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.02.2024
Просмотров: 1004
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Когда Салли умерла, Берти как будто выпустила на свободу свои прежде застывшие эмоции. «Салли была замечательным человеком, удивительным и проницательным. Для своих семи лет она очень хорошо разбиралась в людях, — говорила Берти. — Однажды она сказала мне: “Мам, вы с папой так одиноки”. Я думаю, когда умирает кто-то очень близкий, он как бы завещает тебе что-то. Салли завещала мне чувство собственного
достоинства, которое позволило мне раскрыться. Мне кажется, что через мое сердце прошел высоковольтный ток, и я больше не могла скрывать свои чувства».
У Берти и Сьюзи всегда были особые отношения, но после того, как Салли умерла, а Берти начала относиться к жизни иначе, Сьюзи и сама Берти внезапно обнаружили, что их отношения вышли на новый уровень. «Я всегда любила Сьюзи, и она занимала особое место в моей жизни, — говорила Берти. — Она была единственным человеком, с которым я могла поговорить о своих чувствах. Ни с кем из своей семьи я не могла себе этого позволить».
Ее брат совсем по-другому отреагировал на смерть племянницы. «Он позвонил своим друзьям, гостившим в доме Баффетов в Лагуна-Бич, и сказал: “Мы потрясены — ведь всего неделю или две назад мы отдыхали все вместе”, — рассказывала Мэри Холланд. — Я спросила его, что произошло, но он ответил: “Я не могу больше разговаривать”, — и повесил трубку».
В то время Уоррен был настолько занят, что у него не оставалось времени на переживания. SEC заканчивала свое расследование. Кей Грэхем настолько очаровала его, что он буквально не мог насытиться общением с ней. А когда Уоррен был одержим чем-то или кем-то, он не мог прекратить думать об этом ни на минуту и уделял объекту восхищения столько внимания, что это иногда напрягало окружающих. Однако когда бизнес снова пошел в гору, он в тот же миг ухватился за возможность снова работать. По словам Мангера, Баффет «никогда не позволял своим «небольшим увлечениям» мешать главной страсти»2. Однако Кэтрин Грэхем вряд ли можно было назвать «небольшим увлечением». Чуть раньше он решил посмотреть, что будет, если ее познакомить с Мангером, самым большим умником из всех, кого он знал. «Кей была очень обязательным человеком. Я мог передать ей для ознакомления какие-то безумно сложные финансовые отчеты, и она корпела над ними и выслушивала мои мысли относительно их. Однажды я сказал ей: “Ты должна познакомиться с Чарли”. Я восхвалял его как мог, и наконец она приехала в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с ним.
И вот она сидит в этом захудалом офисе и достает свой желтый блокнот, чтобы делать заметки в процессе разговора. Чарли приосанился
-
сама мысль о том, что его мысли настолько важны, что их будет фиксировать самая влиятельная женщина в мире, привела его в восторг».
Мангер просто не мог не покрасоваться. Он уже переписывался с Грэхем и в одном из писем написал: «С вами я как будто сбрасываю лет тридцать и веду себя как Том Сойер с Бекки Тэтчер. Мне кажется, что в данной ситуации будет вполне достаточно Уоррена, делающего глупости за нас обоих»3.
Однако как бы легкомысленно она ни заставляла Уоррена себя вести, он серьезно относился к ее обучению основам бизнеса. «Я пытался научить ее бухгалтерскому учету. Когда я привез ей годовые отчеты, она сказала лишь: “Ох, Уоррен, опять учиться?” Но я был непреклонен».
Баффет считал ее сына Дона «невероятно умным», «обладающим практически фотографической памятью, чем не мог похвастаться ни один мой знакомый». В качестве особого доверия к семье Грэхем Уоррен выписал на имя Дона доверенность с правом голоса по своим голосующим акциям. Теперь, приезжая в Вашингтон на ежемесячные собрания членов правления, Баффет останавливался только у Кей. Ей не нравилось, как он одевается, но на это он ей ответил: «Я одеваюсь так же, как и Дон. В этом вопросе мы с ним были единодушны».
Баффет знал, что Кей ведет себя как «очень, очень мудрая женщина, пока вы незач трагиваете темы, которые причиняют ей боль. Но она очень хорошо разбирается в людях». Чем ближе они становились друг другу, тем смелее Баффет высказывался насчет ее поведения с членами правления. Он понимал, что она не так сильно зависит от мнения других, как ей казалось. Однажды он отозвал ее в сторону и сказал: «Не надо больше просить помощи у директоров. Ты же сама не хочешь этого делать». И она послушалась его.
Деловые и личные связи между Грэхем и Баффетом стали настолько прочными, что Уоррен пригласил Кэтрин и Дона присоединяться к очередной встрече Graham Group, которая должна была состояться в 1975 году в Хилтон-Хед. Дон произвел хорошее впечатление на остальных приглашенных своими скромными манерами и разумными суждениями. Под хрупкой аристократичной внешностью Кей многие сразу же разглядели ее уязвимость и скромность, которые так привлекали в ней Уоррена. Поэтому, несмотря на царственную внешность и знакомство с сильными мира сего, она быстро нашла общий язык с большинством участников. Она искренне хотела поладить со всеми, хотя и продолжала считать, что мужчины превосходят женщин во всех сферах жизни. Со вкусом одетая и прекрасно причесанная Кэтрин — живое воплощение идеала — с коктейлем в руке скользила между собравшимися. Кто-то заговорил о политике, и она ответила: «А Генри считает то-то и то-то», имея в виду Киссинджера. Невозможно было ею не восхищаться.
На этой встрече впервые выступила Сьюзи Баффет. Билл Руан принес диаграмму роста цен на золото, достаточно впечатляющего за последние пять лет. Он спросил, стоит ли его покупать. Все подумали, что он шутил, а оказалось, что он действительно покупал золотые монеты, и это было довольно прибыльно4.
Генри Брандт отозвал Баффета в отдельную комнату и попросил пообещать, что акции Berkshire не упадут ниже 40 долларов за штуку. К октябрю 1975 года цена на акции упала практически вполовину — два года назад они шли по 93 доллара. «Я тебя, конечно, люблю, — ответил Баффет,
-
но этого пообещать не могу». Брандт ответил, что «это катастрофа» или что-то в этом роде. Он вложил в эти акции все, что у него было.
И это действительно была катастрофа. Фондовый рынок в целом возвращал утраченные позиции, a Berkshire и не думала. Брандт испугался и позвонил Баффету, который предложил выкупить его акции по 40 долларов за штуку. Тогда Брандт позвонил Уолтеру Шлоссу и сказал: «Уоррен платит мне сорок долларов за акцию, а я хочу пятьдесят. Что делать?»
Шлосс был самым осторожным и осмотрительным из покупателей «сигарных окурков». На встречах Graham Group все остальные подшучивали над его инвестиционным портфелем, в котором находились акции обанкротившихся металлургических предприятий и производителей автомобильных запчастей. «Ну и что, — говорил Шлосс. — Зато я не переживаю и хорошо сплю по ночам». Он занимался достаточно простыми операциями, используя философию Грэхема в ее самом чистом виде. Шлосс работал в Tweedy, Browne и каждый день возвращался домой в пять часов, но его результаты были феноменальны.
И теперь Брандт говорил ему, что хочет избавиться от акций Berkshire, а это полностью противоречило всем принципам философии «сигарных окурков». Шлосс уламывал Брандта два часа: «Твои деньги в руках у самого умного парня в мире. Уоррен
не заставляет тебя платить за управление твоими средствами. Ты сделаешь огромную ошибку, если продашь свои акции». Шлосс думал, что убедил его. Но состояние американской экономики к тому времени способствовало пессимизму. По словам Шлосса, в понедельник он позвонил своему брокеру и продал половину акций своей жены5.
Сразу же после этого президент Форд отказался поддержать бюджет Нью-Йорка, стоявшего на пороге банкротства. Газета
New York Daily News четко выразила общие настроения в огромном заголовке «Форд говорит городу: “Катись к черту!”»6.
Партнеры, которые получили акции Berkshire в 1970 году по 40 долларов за штуку, увидели, что пять лет спустя они не стали ни на цент богаче. «Любому, у кого были наши акции, — говорил Мангер, — казалось, что очень долгое время ничего хорошего не происходит. А с таким положением вещей они, по большему счету, никогда еще не сталкивались. Отчет выглядел ужасно, но планы на будущее, пока не ясное, но вполне возможное, выглядели куда более оптимистично».
Тем не менее собственный капитал Баффета приближался к тому уровню, при котором он закрывал партнерство. И все же, несмотря на очевидные проблемы, способные напугать кого угодно, сам Уоррен практически не волновался. Имея в руках компании, он продолжал покупать, покупать и покупать. В 1974 году, до начала расследования SEC, Berkshire владела 26% акций Blue Chip. И хотя в 1975 году во время разбирательства с Omni Баффет немного притормозил, но все-таки купил акции Berkshire от имени Diversified. К 1976 году он покупал через Diversified акции и Berkshire, и Blue Chip. В конечном счете Berkshire принадлежало больше 41% Blue Chip — так что теперь ему и Сьюзи принадлежало 37% акций, как напрямую, так и через владение Berkshire Hathaway.
В 1976 году акции Berkshire все еще ценились невысоко, поэтому Баффет нашел другой способ извлечь выгоду из ситуации. Он уговорил свою мать, «которая не особо заботилась о деньгах», продать свои 5272 акции Berkshire в пользу Дорис и Берти. За 5440 долларов и вексель на 100 ООО долларов каждая из них получила по 2636 акций (то есть купила акции
по 2 доллара)”. Баффет, который рассматривал долги как что-то неправильное, чуть ли не преступное, считал, что стоимость акций Berkshire (по 40 долларов за штуку) настолько низка, что был готов дать сестрам по 95% средств для их покупки, лишь бы только они сделали то, что он просил. По мнению Баффета, покупая акции на таких условиях, его
сестры в скором времени могли бы стать богатыми”. Кроме того, эта операция позволила бы им избежать выплаты огромного налога на наследство.
«Моя мать не возражала против моего предложения, да и время было подходящим. Мне кажется, это стало одним из самых важных поступков за всю ее жизнь. Второй раз такой шанс не выпадает».
Материальные ценности продавались за гроши практически повсеместно. Примерно в то же самое время Том Мерфи предложил Уоррену купить телевизионную станцию. Баффет считал, что это великолепная идея, но, к сожалению, не мог себе этого позволить, иначе возник бы конфликт с Washington Post, которой также принадлежали телевизионные станции. А так как он был членом совета директоров Post,
покупка противоречила бы ограничениям Федеральной комиссии по
связи”. «Что из того, чем я занимаюсь, мне не принадлежит?» — спросил он себя. Крепко задумавшись, он вспомнил, что ему не принадлежит Grinnell College. Первая станция, которую он присмотрел, уже была продана, но по рекомендации Баффета Grinnell за 2 миллиона долларов купил станцию в Огайо под названием Dayton, которая стоила 13 миллионов долларов. Часть денег они получили в виде займа, с которым им помог Сэнди Готтес-ман. Брокер, организовавший эту сделку, назвал ее лучшей за последние двадцать лет7.
Однако для того чтобы акции упали в цене, а города типа Нью-Йорка оказались на грани банкротства, имелись свои причины. Дикая инфляция, неконтролируемые расходы на рабочую силу и нестабильные трудовые отношения душили экономику. СМИ были подвержены этим бедам больше, чем другие предприятия. Срок действия коллективных договоров сотрудников Washington Post истекал сразу после встречи в Хилтон-Хэд, 1 октября 1975 года в четыре утра. Некоторые из печатников вывели из строя огнетушители, слили масло, разобрали механизмы и разорвали электропроводку. Они изрезали рулоны газетной бумаги, устроили пожар, разбили голову диспетчеру печатного цеха и оставили его истекать кровью8. Грэхем приехала в течение часа и прошла в здание под прицелом телекамер и взглядами пожарных, полицейских и сотен пикетчиков.
Отношения Post с некоторыми профсоюзами «были крайне
нестабильными», рассказывал Дон Грэхем“. Враждебно настроенные рабочие считали руководство «некомпетентным», как писала позже Кей, «и в то же время способным сделать их козлами отпущения во всех ситуациях, в которых оно было виновато»