Файл: WBOOK.doc

В ночь на 13 января через передний край противника из окружения вышел офицер с двумя солдатами и доложил командиру полка, что немцы часто атакуют окруженные подразделения, боеприпасов и продовольствия не хватает. Об этом было доложено полковнику Заиюльеву. В эту же ночь в распоряжение гвардии майора Вербина был направлен вновь сформированный батальон под командой старшего лейтенанта Николаева. Батальон имел только стрелковое оружие, запас боеприпасов и необходимое продовольствие. В батальоне было около двухсот человек.

13 января в предрассветной тишине батальон Николаева цепочкой двинулся по тропке, которую указывал вырвавшийся из окружения офицер. К счастью, немцы не освещали свой передний край. Пропустив две роты батальона, я вернулся за штабом полка и гвардии майором Вербиным. Они шли за мной по узкому следу, проложенному батальоном. Замыкала движение третья рота. Так мы миновали передний край противника. В лесу было по-прежнему тихо. Немцы нас не обнаружили.

Наступал рассвет. Бойцы двигались бесшумно, рассредоточение, в полной готовности к бою. Перешли небольшую поляну. Внезапно из-за кустов послышался шорох, и впереди показались какие-то черные фигуры. Резко прозвучал окрик: "Хальт". Немцы открыли пулеметный огонь. Рота и штабные подразделения залегли и открыли ответный огонь. Завязался бой. Через полчаса, когда уже совсем рассвело, немцы прекратили огонь и отошли. Была выслана разведка в сторону Левошкино по танковой дороге. Разведчики доложили, что противника нет. Гвардии майор Вербин принял решение немного продвинуться вперед, так как до Левошкино оставалось уже недалеко, и выбрать место для КП полка, прикрыв его стрелковой ротой батальона. Такое место было выбрано в хорошо сохранившемся лесу. По радио передали координаты КП полка в штаб дивизии. Вербин приказал мне лично связаться с командирами батальонов в Левошкино, уточнить обстановку на месте, проверить оборону подразделений и связь между ними, узнать обстановку в других частях, находящихся под Левошкино, и возвратиться на КП полка.

В этот же день я два раза пытался пробраться по танковой дороге в сторону Левошкино и каждый раз натыкался на немецкие патрули, которые открывали огонь.

Утром 14 января вместе с командиром артдивизиона 84-го АП капитаном Новиковым нам удалось пройти по танковой дороге. По пути обнаружили трупы двух солдат, убитых немцами. Видимо, это были связные, посланные из окруженных батальонов. Никаких документов при них не оказалось.

Тем временем под Левошкино сложилась тяжелая обстановка. Батальоны 107-го СП занимали оборону та одном из флангов группировки окруженных частей. Командование группировкой было поручено старшему по званию офицеру из соседней дивизии, часть которой тоже попала в окружение. При нем имелась работающая радиостанция. Удерживаемый район обороны занимал не более 2-2,5 км по фронту и в глубину не более одного километра. Это был участок лесного массива с довольно высокими деревьями и кустарником. Часто попадались и низменные, болотистые места. Перед фронтом находилась деревня Левошкино.

Было много раненых. Их размещали в шалашах из еловых лап и легких блиндажах, где можно хоть немного укрыться от холодного ветра, а ночью чуть-чуть согреться у небольшого костерка. Оружие никто из раненых не сдавал, берегли и боеприпасы. Знали: вокруг немецкие подразделения. 16 января с утра немцы возобновили атаки, которые бойцы отбивали с большим упорством, но при этом берегли патроны и стреляли только по целям. А гранаты у нас тогда были просто на вес золота. Их мы берегли особенно.

17 и 18 января окруженных обстреливала вражеская артиллерия. Немецкие подразделения вели себя более или менее спокойно. Видимо, что-то замышляли против обороняющихся. Тем временем уже давал о себе знать голод. В день люди получали по половине сухаря. Жевали снег. Пробовали ветки сосен и елей. Как-то бойцы одной из групп решили разогреть в котелке снег и выпить горячей воды. Нашли ель, под которой снег казался наиболее чистым. Но когда он растаял, вода оказалась с запахом пороха, а на дне котелка были два небольших осколка от снаряда.

Ночью немцы пытались в отдельных местах вклиниться в нашу оборону, но их попытки были отбиты. Видимо, они вели разведку.

18 января командир части, возглавлявший командование всей группировкой, вызвал всех командиров к себе, в том числе и меня. Он сообщил, что получен приказ командующего армией на выход всей группировки из-под Левошкино своими силами и что выход он назначает на 19 января.

Прошла еще одна тревожная ночь. Утром 19 января со стороны Левошкино противник подтянул пехоту и около 10 часов утра при поддержке артиллерии перешел в наступление. Видимо, немецкое командование решило нанести удар по нашей группировке и ликвидировать ее. Подпустив гитлеровцев к лесу, мы открыли сильный пулеметный огонь, остановили и рассеяли наступающие цепи. После этого, оставив заслон, начали отход. Нам удалось выйти на КП 107-го СП. Мне показали, где находится командир полка гвардии майор Вербин. Мы встретились, обнялись. Доложил ему о выходе из-под Левошкино. Подходили подразделения других частей. О нас было доложено командиру 55‑й СД Заиюльеву. Получили приказ — всех оставить в районе КП полка и организовать оборону. Командование возложено было на гвардии майора Вербина.

Однако с выходом на КП 107-го СП всей группы, находившейся под Левошкино, положение осталось напряженным. До нашего переднего края было далеко, а кругом немецкие подразделения. Надо было снабжать всю группу боеприпасами и питанием. Командование пыталось для этого использовать самолеты У-2, но они мало помогали. За период с 19 по 22 января было сброшено всего несколько мешков сухарей и несколько мешков с боеприпасами. Как-то были сброшены мешки с ракетами, но при падении они взорвались. 22 января подобраны два мешка с салом.

Личный состав был истощен и утомлен. Тяжело стало подниматься, трудно было передвигаться. Но моральный дух у всех был высоким.

Немцы часто кричали, чтобы мы сдавались, грозили уничтожить. Но мы верили, что выдержим. Уверенность и силу вселял в бойцов и командиров гвардии майор Вербин. Он спокойно отдавал приказы и всегда находился там, где возникала перестрелка. Казалось, он был сразу во всех местах обороны.

Первые дни ожидали подхода наших новых частей, чтобы продолжать выполнение поставленной задачи на перерез "рамушевского коридора". Но затем был получен приказ командира дивизии полковника Н.Н. Заиюльева на выход всей группировки. Выход был назначен на 3 часа 23 января.

Были созданы группы прорыва, две боковых группы прикрытия и группа прикрытия с тыла. В середине выходящей группировки должны были идти раненые — те, кто мог самостоятельно передвигаться, и те, кого надо было выносить.

В группу прорыва были выделены подразделения 107-го СП. Командование ими было возложено на старшего лейтенанта Николаева.

Была составлена последняя строевая записка. На 23 января во всей группе, которой командовал гвардии майор Вербин, числился 781 человек, из этого количества было 410 раненых. Всего же активных штыков, как тогда называли строевые подразделения, было менее половины группы. Вдобавок это были люди, физически истощенные, не способные на длительное ведение боя.

К назначенному времени все было уточнено, бойцам были поставлены задачи. Розданы последние запасы боеприпасов. Были сгруппированы раненые, которые сами решили стать в строй с оружием.

Ровно в три часа 23 января группа прорыва атаковала передний край. По ранее обнаруженным огневым точкам противника был открыт огонь, а штурмовые группы атаковали их с флангов. Вражеская оборона была взломана, уничтожены огневые точки на переднем крае.

В штаб дивизии передали радиограмму о начале выхода.

После прорыва обороны противника я продвигался с гвардии майором Вербиным. Не один раз мы вместе уточняли по компасу направление, по которому должна была идти на прорыв вся группа. Боковые группы следовали за группой прорыва.

Противник яростно огрызался. На всем пути били огневые точки. Вражеские минометы вели беспорядочный огонь по нашему расположению.

И хоть продвижение проходило медленно, до переднего края нашей обороны осталось совсем немного. Теперь нам предстояло ударить по немцам с тыла и прорваться через их передний край.

...Темная ночь. Мутно белеет снег, освещаемый вспышками выстрелов и осветительными ракетами. Озаренные их ярким светом, кусты и деревья кажутся какими-то громадами. Люди надают на снег, ожидая сгорания ракеты. С визгом и щелканьем летят над головами пули.

Когда мы вышли к небольшой поляне, Вербин послал меня с группой бойцов пересечь ее и разведать, что находится на опушке леса. Достигли середины поляны, и тут в воздух взлетели две осветительные ракеты. Противник стал поливать нас пулеметным огнем. Бойцы группы прорыва сразу открыли огонь по пулеметам противника. Я стал поднимать бойцов, по никто из них не поднялся. Подполз к одному, другому — все оказались убитыми. Пришлось возвратиться к Вербину. Это была моя последняя встреча с ним.

После подавления огневых точек противника гвардии майор Вербин направил меня на левый фланг прорывающейся группы, чтобы организовать последний бросок, а сам остался на правом фланге. На левом фланге группы прорыва оказались бойцы и командиры 84-го АП и других подразделений. По сигналу ракеты левофланговая группа, стреляя, стала перебегать поляну. Снег был глубокий, и передвигаться было очень трудно. Ноги стали тяжелыми, непослушными. А немцы снова открыли огонь. Наша группа продвигалась, одновременно ведя огонь по противнику.

Забрезжил рассвет. Ничего не осталось в памяти о переходе переднего края противника и нашей обороны. Помню только, что все как-то смолкло, кажется, куда-то стал падать, уходила из-под ног земля. Быть может, получил контузию. Вскоре увидел наших бойцов. Кто со мной вышел, не помню. Сел у дороги на снег. Подошли несколько бойцов, спрашивают: "Есть хотите?" Дали хлеба. Но есть я не мог.

Вышедших бойцов и командиров направляли в медсанбат. Гвардии майор Вербин и старший лейтенант Николаев погибли при последнем броске группы. По неполным данным, из-под Левошкино удалось вырваться не более 150 человек. Но эти данные приблизительные. Из состава 107-го СП вышли 35 человек.

Хочу сказать еще раз об исключительном мужестве гвардии майора Вербина. Он правильно оценил сложившуюся обстановку, твердо и четко отдавал приказы, проявлял исключительную требовательность к себе я действиям других командиров. Он смог создать и постоянно поддерживал высокую дисциплину и постоянную боевую готовность всего личного состава вплоть до самопожертвования. В те дни коммунисты и комсомольцы проявили исключительные образцы выносливости, отваги и добросовестного отношения к выполнению боевой задачи. Вот коротко, что могу Вам сообщить о боях под Левошкино".

К рассказу Н.С. Локтионова добавлю, что он сам проявил незаурядное мужество, умение руководить боем в окружении и был награжден орденом Красной Звезды.

Инструктор политотдела дивизии Иван Александрович Иохим, выходец из немцев Поволжья, тоже оказался в окружении. Вот его бесхитростный рассказ:

"11 января сформированная командиром дивизии группа прорыва, в которую входил и я, при поддержке нескольких танков пыталась прорваться к окруженному 107-му СП. Танк, за которым бежали я и еще несколько человек, был подожжен. От него повалил густой дым. Пользуясь возникшей дымовой завесой, наша группа пробилась через немецкий передний край и соединилась с окруженными. Остальные танки были подбиты, прорыва не получилось.

Через несколько дней во время одного из обстрелов меня ранило осколком в грудь. Я потерял много крови (перевязку некому, да и нечем было сделать), и меня затащили в одну из трех землянок, где находились раненые. К 22—23 января обстановка стала критической. Все попытки высвободить нас не увенчались успехом. Продовольствия не было ни грамма. Патроны заканчивались. Из двух раций собрали питание для одной, но и она дышала на ладан. За два дня до этого произошло событие, которое ускорило решение командования о нашем самостоятельном прорыве. Ночью к нам в плен попал заблудившийся немецкий фельдфебель, который наткнулся на наше боевое охранение. Поскольку я был единственным человеком, владевшим немецким языком, мне пришлось вести допрос. Выяснилось, что пленный в составе бригады горных егерей (номер уже не помню) был переброшен сюда из Скандинавии. Ночью их бригада сменила находившуюся на нашем участке потрепанную немецкую часть и получила задачу уничтожить окруженную в лесу русскую группировку. Эти данные мы сообщили командованию, и в ночь на 23 января получили приказ прорываться к своим.

Днем мне принесли щепотку сухарных крошек. Это была вся моя пища за 10—11 дней. Сообщили, что ночью прорываемся. Состояние у меня было тяжелое, голода я уже не чувствовал, сил передвигаться не было. Досаждало несметное количество вшей, переползавших на меня с трупов, которых в землянке было уже больше десятка. Я попросил вытащить меня, когда начнется отход, или, в крайнем случае, пристрелить, но не оставлять живым...

Но случилось так, что обо мне забыли, а может, просто совесть не позволила пристрелить. Сообщил мне об отходе наших пленный немец, который находился в блиндаже со связанными телефонным проводом руками. Что заставило его это сделать — трудно понять. Возможно, он считал, что его перед уходом пристрелят, а может, подействовало гуманное с ним обращение наших бойцов... Как бы там ни было, я, уцепившись за него, выбрался из нашего склепа. Была глубокая ночь. Снег — выше колен. Мороз — 20°С. Все уже ушли далеко вперед. Мимо пробирались шедшие сзади раненые — кто с палкой, а кого тащили на палатке.