Файл: Предисловие. Печененко Николай Фомич (19301987).docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 08.02.2024

Просмотров: 65

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


«Секретные разговоры, значит», — подумал я и вышел, обиженный недоверием, но увидев, что и Алена, и тетка Мария тоже стояли на посту: одна высматривала дорогу, ведущую в сторону Лубенцов, вторая - в сторону Жаботина, я успокоился и занял пост левее от них. Я влез на дерево, откуда были видны не только обе дороги, но и крайние хаты лубенского хутора и ветряк на жаботинском холме.

Гул моторов не прекращался, наоборот, - ширился и как бы расползался за лесом влево и вправо. Вдруг я увидел, что холм с ветряком зарябил движущимися точками, откуда-то из-под Лубенцов трижды ухнула пушка, два фонтана взметнулись вблизи ветряка, третий не поднимался, только подпрыгнуло и отлетело мельничное крыло. После нескольких последующих выстрелов на месте ветряной мельницы торчал деревянный остов. Лубенские хаты окутал дым. От выстрелов и взрывов дрожал воздух, лес раскатывал эхо и удваивал грохот. Пират, ожидавший меня под деревом, взвыл, опрометью бросился к сараю и спрятался в будке.

Я собрался было слезать, но задержался: у хат села появился танк. Вот он подмял под себя тын, остановился, крутанул в сторону и запылал ярким пламенем.

- Ага, так их! - закричал я от радости.

Из-за гула и грохота никто меня не услышал. Осмотрелся - не увидел ни Алёны, ни тетки Марии. Евмен Иванович стоял за сараем, прислушивался и вглядывался туда, где громыхал бой, позвал меня:

- Николай, где ты? Выходи сынок.

Я вмиг спустился с дерева и поделился с ним увиденным: горит вражеский танк.

- Научимся бить их, подожди еще, завоют, сынок,- сказа мне Евмен Иванович. - А теперь пойдем пересидим в погребе, пока успокоится. Того и гляди, швырнет сюда снаряд, мало что… Ты запомни: никого у нас не было, военных не видели и близко. Понял?

- Понял.

В погребе было сумеречно и прохладно. Все лучшие вещи из хаты были перенесены сюда, постель в первую очередь, фотографии также, потому что на них Евмен Иванович - красный кавалерист, участник гражданской, сын - в комсомольской форме, артиллерист, окончил военное училище, Алена – в пионерском галстуке и с комсомольским значком. Припрятаны здесь были и продовольственные запасы: сало, мука, мед, картошка, зерно.

Алена полулежа прислушивалась и определяла, с какой стороны и из чего стреляют, из пушки или миномета, из полевого или танкового орудия, взрыв это мины или ручной гранаты. Каждый раз переспрашивала отца, ждала его подтверждения.

Бой под Лубенцами длился недолго
, сражение, по-видимому, было яростным, наши упорно сопротивлялись, но отступили. Под вечер все стихло, и я уснул.

Утром я проснулся от яростного лая Пирата. Спросонок выбежал по крутым цементным ступеням во двор и увидел возле хаты солдат в зеленых мундирах, которые отбивались от Пиратовых наскоков. Чем больше они пинали его, тем он ожесточенней набрасывался на пришельцев, не подчиняясь ни моим, ни приказам хозяина. Один из солдат, очевидно, решил заманить пса подальше от солдат, чтобы застрелить его, не причиняя никому из своих вреда; он побежал, Пират погнался за ним и тот же час был убит очередью из автомата.

Я хотел было подбежать к нему, но Евмен Иванович вовремя придержал меня. Злые немцы вскинули автоматы и направили их чёрные дула на нас: на хозяйку, хозяина, Алёну, меня, стоявших под хатой. Казалось, секунда-две, и все мы тоже ляжем трупами. И кто знает, скорее всего так бы и было, если бы Алёна вдруг не молвила что-то по-немецки. Что она сказала им тогда, не знаю, но те произнесённые ею слова, мне думается, спасли нам жизнь. Фашисты опустили дула, кто-то что-то скомандовал - и все гурьбой повалили со двора, с опаской поглядывая на обступивший с трёх сторон лес.

Когда солдаты скрылись в овраге, все мы, напряжённо следившие за ними, свободно вздохнули, поверив наконец в своё спасение. Молча разошлись кто куда: хозяйка в хату, Евмен Иванович в лес, Алёна в погреб, а я, прихватив лопату, на огород. Выкопал там ямку и похоронил Пирата, сожалея, какого верного друга мне будет недоставать теперь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Пришла жена, подняла меня с постели, освежила лицо, перенесла в передвижное кресло. Мучительно переживаю свою беспомощность, сочувствую Евгении - она, бедная, совсем изводится со мной, нет у неё свободной минуты, некогда присесть. Наготовит, накормит и снова бежит на работу. Она внешне весёлая, не сетует на свою судьбу, помогает мне в чём только может.

- Да, Николай, звонила Лидия Андреевна, просила передать: сегодня приведёт к тебе шестой класс. Её воспитанники готовятся к туристическому походу, хотят пешком обойти Холодный яр, просят рассказать, что они должны увидеть и какой наметить маршрут.

- Пускай приходят, - отвечаю и снова предаюсь восстановлению в памяти всех подробностей прошлого, без которых уже не могу жить.

Кривенкова балка расположена в середине леса, на стыке оврагов, откуда идёт разветвление их в разные стороны и с разными названиями - Кривенков, Попенков, Гайдамацкий, Гадючий и ещё какие-то поменьше и без названий. В Гайдамацком овраге есть пруд, наполовину заросший камышом и покрытый ряской, но часть его всегда чистая, вода прозрачная, родниковая, холодная: в знойную пору вскочишь туда и через несколько минут выскакиваешь от дрожи. А ещё здесь тихо, уютно, со всех сторон покрытые лесом холмы, густо заросшие склоны оврагов и сочная, никем не тронутая трава в низине. Зорьке здесь роскошь, да и мне благодать, что хочешь делай, хоть качайся, хоть на голове ходи - никто не увидит. Никому нет до меня никакого дела, сам себе хозяин. После утренней дойки мне дают узелок с краюхой хлеба и бутылкой молока, я выгоняю Зорьку, и она уже знает куда, точно в положенное время несет домой полное вымя, потом от полудня до заката солнца я снова с ней в Кривенковой балке.

Несколько дней слышны были звуки отдаленного сражения, надеялись – на Днепре задержат, остановят немца, но нет, не остановили. Все глуше, глуше доносились отзвуки боя, наконец они совсем утихли.

Однажды утром я, как обычно, шел за Зорькою по заросшей дороге, ведущей в лес, нес узелок и палку, с которой чувствовал себя безопасней. В том месте, где дорога сворачивала влево, а прямо вела едва заметная тропинка, Зорька вдруг остановилась, потом испуганно отскочила в сторону. Я увидел человека, чуть приподнявшегося на локте правой руки, левая была перевязана окровавленной рубашкой и ремнем прижата к груди, штанина разодранная; лицо заросшее, крутолобая голова не покрыта, из-под бровей искоса сверлил меня острый взгляд прищуренных глаз.


- Кто вы? - спросил я, хотя об этом не нужно было спрашивать: кубики на петлицах и нашивки на рукаве гимнастерки говорили сами за себя. - Вы ранены, да? Вам больно?
- Помоги мне, браток, - вымолвил раненый.

Я подошел к нему и, поддерживая сзади за плечи помог приподняться и сесть.
Он поблагодарил меня и спросил:


- Есть поблизости люди?

Я ответил, что к самому ближнему селу отсюда не меньше трех километров, а до лесниковой хаты несколько сот метров. Он расспросил меня о семье лесника, о каждом в отдельности и, удовлетворившись моими ответами, разрешил позвать лесника, потому что сам идти больше не мог – еле дополз сюда из-под Лубенцов. Был он голоден, и я отдал ему молоко, хлеб.

Пока раненый подкреплялся, я сбегал и привел Евмена Ивановича, потом бегал за ручной тележкой, на которой мы и привезли раненого во двор. Занесли его в хату, хозяйка принялась греть воду, обмывать раны, Алена побежала куда-то за лекарствами, а мне надо было возвращаться к Зорьке.

Время шло медленно, я еле дождался полудня, пригнал корову и сразу же бросился в хату – там никого нет, на чердак – тоже нет, я в сарай, приставил лестницу, залез на сеновал – наш нежданный гость спал.

- Не трогай, не буди его, - сказала мне хозяйка, пришедшая доить корову.

- А я и не трогаю, я только смотрю, - ответил я полушепотом.

Раненый был переодет в чистую рубашку и в поношенные, но еще приличные брюки, должно быть, принадлежавшие сыну лесника. Спал он крепко, дышал глубоко и ровно, на лбу и над верхней губой выступила испарина.

Когда я вышел из сарая, меня позвала Алена, отвела подальше, присела на колоду и пригласила меня сесть. Долго собирались с мыслями, наконец заговорила:

- Коля, ты вошел в нашу семью, и мы не должны ничего от тебя скрывать. Я была в Завадовке, Жаботине, там висят суровые приказы и распоряжения оккупационных властей: за сохранение оружия, укрытие военных - расстрел или повешение. Понимаешь, что нам грозит, если сюда наведаются немцы и найдут красного политрука? И он погибнет, и нас всех расстреляют.

- Что же нам делать? - не удержался я.

- Об этом я и хочу поговорить с тобой. С матерью и отцом мы уже решили… Слушай и не перебивай. Забудь, что он военный и что ты его нашел в лесу. Он шел к нам и случайно попал под артобстрел, он - мой жених, студент, зовут его Иваном, фамилия - Тарасенко, Запомни: Иван Тарасенко. Отца его звали Петром. Знаемся мы с ним еще с детства. Запомнил?


- Да.

- Теперь запоминай дальше. Это еще важнее. Преподавателям и студентам лесохозяйственного института предлагали эвакуироваться, идти добровольцами на фронт, но Иван решил добраться в родные места, пересидеть военную кутерьму и сохранить для меня свою жизнь. Понял?

Я втайне позавидовал тому выдуманному студенту, которому предстояло играть роль ее жениха: я ревновал всех к умной и симпатичной Алене.

Мне так и не удалось повидаться с раненым ни в тот, ни на следующий день. Лестница где-то вдруг запропастилась, и я не мог забраться на сеновал, а позже, когда придумал способ подняться по жердям, никого там не оказалось, даже постели не было.

Меня это взбесило, как это так, мою находку от меня и прячут? Я наотрез отказался от еды, объявил голодовку до тех пор, пока не скажут, где мой раненый.

- Успокойся, поешь, вместе пойдем к Ивану, - пообещала Алена, но я настоял на том, чтобы она дала честное комсомольское, только тогда притронулся к ложке и миске.

Тетка Мария наготовила и уложила в корзину кушание, обложила горшочки тряпьем, чтобы вареное не остыло, и мы пошли с Аленой в глубину леса. По дороге Алена объяснила мне, что от версии о студенте и женихе пришлось отказаться, никто не поверит в ранение студента. Для большей безопасности перевезли Ивана на Землянки - так называется урочище, где размещалось парниковое хозяйство и рассадник лесничества с несколькими служебными и бытовыми постройками, с баней, колодцем и погребом. Очень своевременно это сделали, потому что в тот же день приходили непрошенные гости из Лубенцов - повсюду рыскали, но в лес пойти не решились. Вряд ли кто из чужеземных пришельцев осмелится добраться до Землянок, разве что местные жители, работавшие в лесничестве и знающие здесь пути-дороги, случайно или с определенной целью забредут сюда, но и они не смогут найти тайник с укрывшимся политруком. Надо с большой предосторожностью ходить сюда, чтобы никто не выследил нас и не обнаружил входа…

Сам я никогда не догадался бы, что в запустелой бане есть потайная каморка, проникнуть в которую можно только из-под пола через вход в заваленном погребе. Постройка эта сохранилась с давних времен, когда-то здесь было складское монастырское помещение, еще раньше был скит, куда добровольно заточали себя монахи, позже беглые каторжане находили здесь убежище от преследователей. Как бы там ни было, но такой тайник существовал, знали о нём Евмен Иванович, Алёна, и вот узнал я.

Оглянувшись во все стороны, Алёна юркнула в отверстие погреба, я - за ней. Пригибаясь под глиняными сводами, вошли в пещеру, где можно выпрямиться, погрузиться во мрак и, держась друг за друга, медленно двигались в сплошной тьме. Вскоре над головой чуть забрезжила светлая полоска, по ступенькам поднялись вверх, приподняли крышку и очутились в узкой комнатушке, освещённой крошечным окошком под потолком. Пахло в ней любистком и мятой, ими был устлан пол и вымощено ложе, на белоснежной простыне и подушке, под накрахмаленным пододеяльником по-домашнему спокойно и беспечно лежал наш Иван.