Файл: Преступления в сфере компьютерной информации..pdf

Объективные трудности для юридической науки создает также изобилие взглядов, идей и установок, политических оценок государства, которые были и остаются весьма противоречивыми на всех этапах его развития.

Однако всё это вовсе не означает, что пытаться проникнуть в существо государства и выявить его основные признаки, отличающие его от всех других внешне схожих явлений, не нужно и бессмысленно. Наоборот, государство было и остаётся самой распространенной и наиболее успешной организацией жизни людей, а поэтому его изучение с целью получения достоверных знаний о сущности и возможностях дальнейшего развития, представляется необходимым и востребованным в любом обществе2.

За прошедшие века философами и правоведами было произведено много ценных наблюдений, касающихся функционирования государства, высказано немало идей, направленных на совершенствование внутригосударственной жизни людей и взаимоотношений между государствами, отдельные из которых находили своё закрепление в праве, тем самым становясь юридической основой государственности. Помимо этого, на базе существующих практик учёные проводили необходимые для выявления сущности любого государства обобщения, результатом одного из которых стала концепция государственного суверенитета, призванная объяснить сущностные особенности государства и многообразие их проявлений, в последующем выраженные в праве в качестве одних из исходных, принципиальных его норм.

Государство представляет собой территориальный коллектив людей, объединенных под началом публичной власти. Однако таких территориальных коллективов можно выделить множество. В частности, помимо государства, В.Е. Чиркин к их числу относит международное сообщество, международные организации, конфедерации, субъекты федерации, автономии, муниципальные образования. Государство же от них отличается особым характером верховенства и независимости своей власти, который свойственен всем государствам безотносительно к их формам правления, государственного устройства и политического режима. Этот отличительный признак, характеризующий сущность государства, носит название суверенитета.

Родилась идея суверенитета в Средние века на европейском континенте, что было обусловлено не одним только научным интересом – почвой для её появления стали соответствующие политические события в Европе, которая разрывалась между различными религиозными течениями и нарождающимися вместе с Новым временем представлениями о светском характере государственной власти, борьбой феодальных, имперских и национальных взглядов в государственном строительстве. Обоснование безусловного государственного суверенитета, принадлежащего каждому монарху, способствовало формированию сильного централизованного государства, независимого от других государств.

Между тем, несмотря на политическую подоплеку и первоначальную «привязанность» к абсолютистско-монархической форме правления в противовес существовавшей феодальной раздробленности, идея суверенитета оказалась применима к обоснованию сущности самых различных государств, в том числе существовавших задолго до Средневековья.

Необходимо обратить внимание на тот факт, что понятие «суверенитет» используют не все исследователи. Этимологически французское слово «souverainite» (верховная власть) произошло от латинского «superus» (высший), поэтому с момента введения в XVI в. в научный оборот Ж. Боденом понятия суверенитета, он зачастую определяется через верховенство государства и власти. В связи с этим, для более полного дальнейшего исследования суверенитета представляют интерес работы не только авторов, непосредственно оперировавших данным понятием, но и тех, кто писал о верховенстве государства, его соотношении с иными публичными институтами, принадлежности верховной власти в обществе.

Как известно, о государстве, его происхождении, идеальном устройстве и формах рассуждали ещё древнегреческие и древнеримские философы, однако непосредственно правовых вопросов суверенитета они не касались.

Юридическая наука как самостоятельная ветвь знаний ещё не сформировалась, и, соответственно, отсутствовал её категориальный аппарат. Философов больше занимали вопросы наилучшего устройства совместной жизни людей, соединенных общими интересами. Высшей формой их объединения они видели государство, созданное ради достижения «общего блага» (Платон), «блага граждан» (Аристотель) и являющееся ценностью, «достоянием народа» (Цицерон).

По словам выдающегося теоретика права начала ХХ века Н.И. Палиенко, «само государство для греков было, прежде всего, высшим нравственным союзом. Идея о верховенстве и независимости государственной власти если и существовала в зачатках у древних в качестве этико-политической идеи самодовления, автаркии, требования, предъявляемого ими к идеальному, истинному, в духе Аристотеля, государству, то не была юридически формулирована. … У греков не было и воззрения на государство как на самостоятельного носителя, субъекта властвования. Они смотрели на государство как на совокупность граждан».

Анализируя данное Цицероном в I в. до н. э. определение государства как «группы людей, объединенных для достижения жизненного блага, которое и является высшей целью», спустя шестнадцать веков Ж. Боден справедливо указал, что это определение применимо ко многим другим объединениям людей и не позволяет отграничить от них государство9. Впрочем, такое положение вещей представляется закономерным, поскольку практика государственного строительства только начала развиваться, что не позволяло производить обобщения существующих явлений с детальным анализом их признаков. Кроме того, время жизни Цицерона пришлось на период кризиса

Римской республики, когда важнее было найти дальнейшие приемлемые варианты её развития, а в принадлежности Римской республики к числу государств вряд ли кто-то сомневался. Что касается внешней стороны вопроса, международные отношения и международное право оставались неразвитыми, и взаимное положение государств правовой оценке не подвергалось. Захватнические войны считались естественным правом государства, и никаких правовых барьеров к их ведению не существовало. Насильственное присоединение территорий вело к образованию империй и зависимому положению завоеванных стран и народов, что не было правонарушением и расценивалось как само собой разумеющееся право сильного. Например, у римских мыслителей не существовало надобности вырабатывать и обосновывать категорию суверенитета: превосходство Рима было настолько очевидным, что его не нужно было подчёркивать в полемике о верховенстве и независимости.

Вышесказанное не означает, что в Древней Греции и Древнем Риме государства вовсе не обладали суверенитетом: просто в силу вышеуказанных причин концептуального оформления идея суверенитета, как важного неотъемлемого признака государства, не получила.

Древневосточные мыслители, также не развивая учение о суверенитете, тем не менее, внесли значимый вклад в становление теории функционирования государственной власти, ее носителей и пределов действия. В частности, древнекитайская школа моизма исходила из принадлежности народу верховной власти, легисты отстаивали концепцию абсолютистского правления, а конфуцианцы обосновывали необходимость соблюдения государственной властью определенных границ, коими выступают, прежде всего, добродетель и нравственность.

Необходимость развития философско-правовых учений о сильной государственной власти, независимости и верховенстве государства стала ощущаться в период позднего Средневековья и была продиктована сложившимся порядком политических отношений в странах Европы.

Подходя ближе к анализу сущности суверенитета, отметим, что ее определение через характеристику верховенства власти, её самостоятельности и независимости является традиционным в юридической науке. Автор термина «суверенитет» Ж. Боден раскрывал это понятие через государственную власть, обладающую особыми характеристиками постоянства, непроизводности, неподотчетности суверена кому бы то ни было, выражающими, по существу, верховенство этой власти. Голландские мыслители Г. Гроций и Б. Спиноза рассуждают о верховной власти в том же ключе, что и Ж. Боден, меняя лишь ее носителя или условия осуществления. Представители теории общественного договора Т. Гоббс, Дж. Локк и Ж.-Ж. Руссо также говорят о суверене, как о носителе верховной власти.

Отечественная доктрина XIX - нач. XX вв. была далеко не единодушна в употреблении понятия «суверенитет», однако же, такие государствоведы, как Л.А. Тихомиров, Е.Н. Трубецкой, Б.Н. Чичерин, рассуждая о государстве, неизменно касались вопроса о его власти, которую наделяли свойствами верховенства, независимости, самостоятельности.

Особое внимание теме суверенитета уделили Н.И. Палиенко, Г.Ф. Шершеневич, А.С. Ященко. Н.И. Палиенко определял суверенитет как «характер, свойство власти, в силу которого она является высшею, независимою правовою властью», которая «может принадлежать только государству». Следуя данной позиции, Г.Ф. Шершеневич писал, что «суверенитет есть необходимое свойство государственной власти», выражающее её независимость извне и верховенство внутри. А.С. Ященко утверждал, что «из ряда других политических союзов государство выделяется издавна суверенитетом объединяющей его власти»; суверенная власть выступает как высшая, которая «имеет право над пределами своей компетенции», «юридически-самоопределяющаяся».

Позднее советские ученые, в частности, И.Д. Левин и В.С. Шевцов, определяли суверенитет как «состояние полновластия государства на своей территории и его независимости от других государств», органически присущие государственной власти свойства верховенства и независимости.

Данный подход к пониманию суверенитета сохраняется в трудах правоведов и в настоящее время.

Зарубежная правовая мысль, отойдя в XIX в. от теории общественного договора и в целом рассмотрения суверенитета в связи с причинами происхождения государства, анализирует его как факт, пытаясь выяснить его сущностные стороны, раскрываемые опять-таки как характеристики государственной власти.

Немецкий ученый Г. Еллинек видел в суверенитете отрицание подчинения или ограничения государства другой властью. Отсюда суверенной государственной властью он называл независимую и верховную власть, не знающую над собою никакой высшей власти52. Французский правовед Л. Дюги сосредоточил свое внимание на «анализе внутренней природы суверенитета, наблюдаемого в своих различных проявлениях»53. По его мнению, существо суверенитета составляет «повелевающая власть государства», которая складывается из власти хотеть (выражать свою волю) и независимой власти повелевать.

Таким образом, сущность государственного суверенитета следует искать в характеристиках верховенства и независимости присущей государству власти.

При этом суверенитет не сводится к самой власти, властеотношениям или сумме государственно-властных полномочий. Говоря словами Г. Еллинека, мы не должны путать отрицательное понятие суверенитета (отрицание подчинения, зависимости государственной власти) с положительным содержанием самой власти, которое включает в себя исторически изменчивую компетенцию или функции государства.

Ввиду изложенного, мы не можем согласиться с позицией тех авторов, кто искусственно отделяет суверенитет от власти, которые в совокупности составляют единую сущность государства. В частности, обосновывается подход о том, что государственная власть «не обладает суверенитетом, а наделяется в лице органов, ее осуществляющих, лишь определенными полномочиями. Суверенитет же принадлежит всему государству. Утверждение о том, что суверенитет – это признак или свойство государственной власти, а не__ государства в целом, … практически означает признание «верховенства» власти незначительной части общества – властвующих слоев, групп, кланов, клик и т.п. над всем обществом».

Безусловно, суверенитет – это признак государства в целом. Однако власть – также неотъемлемый атрибут государства. Поскольку в существующем государстве находят выражение все его признаки, необходимо отметить, что они состоят между собой в неразрывной взаимосвязи: суверенитет внешне проявляется через функционирование власти и воплощается в её полномочиях и деятельности. В свою очередь, власть в государстве суверенна, что позволяет ей устанавливать обязательные на всей территории государства правила поведения, монопольно применять принуждение и пресекать недозволенные проявления любой другой публичной власти. Именно такой признак государства, как суверенитет, делает власть государственной, а потому государственная власть не может быть несуверенной. И это ни сколько не ведет к признанию верховенства за какими-то отдельными правящими группами: нужно отличать носителя суверенитета и, соответственно, суверенной государственной власти, коим является в современных государствах в основном народ, от тех представителей государства (его органов и должностных лиц), которые эту власть осуществляют. Следовательно, не стоит противопоставлять суверенитет и власть, поскольку эти признаки совместно составляют существо государства. Согласимся с С.А. Авакьяном в том, что суверенитет государства предполагает суверенитет государственной власти, а их искусственное разделение представляется «надуманным». В завершение несколько слов необходимо сказать о политико-правовом характере суверенитета. Суверенитет государства, прежде всего, выступает категорией политической – реальным признаком государства, существующим с момента его образования. Между тем, конституционное право государства, регулирующее базовые общественные отношения в сфере определения формы государства, его основных характеристик и полномочий, взаимодействия с иными властвующими и невластвующими субъектами, закрепляет свойство суверенитета или отдельные его аспекты, если государство считает это необходимым. Таким образом, можно сделать вывод, что суверенитет государства представляет собой признак государства, характеризующий верховенство и независимость государственной власти, обладающей способностью к самоопределению в выборе путей развития государства посредством установления своей компетенции, изменения состава государственно-властных полномочий и порядка их осуществления. Суверенитет возникает с появлением государства, при этом наличие суверенитета не зависит от наличия или отсутствия его закрепления в нормах права и выбранного способа такого закрепления.