Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

292
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
31
бенно не понимаю «целостность процесса». Здесь мое непонимание связано как раз с неоднозначностью понятия (или термина, точнее) «целостность». Самый термин
«целостность» применяется в настоящее время в современной науке в нескольких разных значениях. Например, говорят о целостности системы — это одно значение.
Это некоторое сочетание или соединение, иногда динамическое соединение, таких компонентов, образующих систему, изъятие одного из которых приводит к уничто- жению системы, к ее распаду на какие-то элементы. Целостное — это системная организация. Есть другое словоупотребление: целостность как конфигуративность.
Например, мы говорим «целостность треугольника» (треугольник есть целостная фигура), целостность квадрата, вообще любого геометрического изображения. Это значит, что существует неравенство, при этом элементы А, В, С и А’, В’, С’ стро- го конгруэнтны, то есть тождественны, одинаковы. В современной терминологии —
одинаково изотропны, то есть во всех отношениях (по длине, по толщине, по ин- тенсивности, по всему). Вы понимаете, что это несопоставимые вещи, разные; эле- менты будут — одинаковые, а целые — разные. Значит, они конфигуративно раз- личны, так бы я мог сказать в терминах гештальтпсихологии, вам известной, — это разные гештальты, разные целостные образования, целостные в этом смысле. Вот я и стою перед затруднением понять смысл вопроса, содержание его. Давайте так по- пробуем, может быть, речь идет о целостности процесса, начинающегося запоми- нанием (следообразованием), сохранением в памяти следа, воспроизведением — вот о целостности этой последовательности. Не знаю, чем задан; по-моему, не задан.
Ведь задано — это значит: необходимо задано, а не вообще чем-то детерминирова- но, необходимо задано, необходимо вытекает из чего-либо. Затрудняюсь ответить на вопрос, потому что опять я вооружен сейчас не примерами, а фактами экспери- ментов, точными, следовательно, измеренными и проверенными множество раз. Это случай, когда можно доказать следообразование, то есть запоминание и гибель без воспроизведения, опыты Сперлинга, пожалуйста, на сверхкраткой памяти, изме- ряемой единицами миллисекунд, несколькими единицами, но все-таки не секунда- ми. Можно попытаться доказать необходимость следообразования очень простым способом, я цитирую общую схему опытов Сперлинга и очень многих авторов, в том числе и исследования, которые ведутся на факультете, под руководством про- фессора В.П.Зинченко, многими его сотрудниками, и в других лабораториях СССР.
А дело в следующем — создается система предъявления кратковременных раздра- жителей с последующей постановкой задачи считывания, но если эта постановка задачи считывания той или другой предъявленной строчки (я беру классический пример эксперимента Сперлинга) не укладывается в некоторый микроинтервал времени, то считывание, использование материала делается невозможным. Можно изменить опыт, и вместо одномоментного, то есть симультанного, представления множества единиц, во много раз превосходящего зону знаменитого магического числа 7±2 (кажется, было дано 4 строчки по 9 знаков, 4 умноженное на 9 — это много получается), можно сделать иначе: сукцессивный ряд и его симультанизация.
Вам понятно, что значит симультанизация? — превращение последовательности в одномоментное впечатление, слитие; для слития нужен след, а следа нет, он не остается и никогда не воспроизводится, он делает свой вклад и умирает, тотчас умирает, он не хранится и не воспроизводится. И боже упаси, чтоб он хранился, и еще страшнее, если бы он себя воспроизводил. Мы бы имели тогда не картину мира,
а хаос. Это невозможно, это антибиологично, антиприспособительно. Я вам покажу сейчас на простой иллюстрации, что такое симультанизация: когда на секундочку след сыграл свою роль и умер, обязательно умер и не оставил потомства. Я в тем-

293
ОТВЕТЫ
НА
ВОПРОСЫ
ноте, наконец, нащупал вот этот микрофон, вот он (и для этого — что я получил?—
ряд последовательных ощущений). Я спрашиваю: чтобы на последнем критическом воздействии, которое оказал этот предмет на мою руку, получить представление об этом предмете, образ его, попросту говоря, мне нужно, чтобы были следы предше- ствующих воздействий. А когда этот последний элемент наступил, у меня предше- ствующие сохранились или исчезли? Исчезли, все. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти. И даже лучше, если он не только уйдет, но и исчезнет. Я избегал сей- час описания специализированных экспериментов, если бы мы с вами подошли к этому хозяйству, сейчас бесконечно усложненному, с фактами, контрфактами, бес- конечными дискуссиями вокруг деталей, гипотез очень детализированных, мне при- шлось бы об этом страшно много и долго говорить. Но даже эти простые вещи по- ясняют, по-моему, суть дела. Ведь зрительное восприятие тоже, представьте себе,
не всегда симультанно. Глаз — очень активный орган, вы знаете это, и там посто- янно возникают явления симультанизации с исчезновением — чего? Вот я спраши- ваю, что задало здесь целостность образа? Знаете, я отвечу, что задало — целост- ность процессов памяти в смысле их слитости (я проинтерпретировал целостность в третьем значении), я скажу вам, что здесь это самое задающее начало (вот это у меня не вызывает затруднения) — я отвечу одним словом, но только за этим сло- вом очень много стоит, я вас буду просить очень серьезно подумать, что стоит за этим коротким ответом, потому что сейчас будет затронут капитальный вопрос —
я вам скажу: задает это и многое другое предмет. Я другими словами это выражу,
чтобы пояснить, что интегрирует ощущения в образ — предмет. Предмет интег- рирует, верней, он задает, теперь я могу сказать твердо, задает процессы интег- рации, делает, иначе говоря, их необходимыми, необходимо определяет, необхо- димо диктует.
Чтоб вам был понятнее методологический, философский смысл моего разъяс- нения, я сопоставлю между собой два решения: нам дано множество ощущений, мы интегрируем их (интегратор Я) в образ. Это какое решение? В духе материалистичес- кой философии, выражающей тенденцию материалистическую, или, напротив, иде- алистическую? Идеалистическую. Теперь я говорю: я действительно поддерживаю связь с миром, то есть источником (заметьте слово), не детерминантой, а источни- ком моих представлений, образов мира являются данные моих органов чувств, то есть ощущения. И они интегрируются в образ предметностью мира. Это какой ответ?
Это единственно возможный материалистический ответ, все остальное есть сенсуа- лизм, который, как известно, обернулся субъективным идеализмом, особенно в на- чале развития физиологической психологии, психофизики. Вспомните закон специ- фических энергий органов чувств. Никакого другого решения с сенсуалистических позиций в психологии, я подчеркну, чисто сенсуалистических, получить и нельзя,
это логически невозможно. Ну, тогда давайте я еще раз прокомментирую этот воп- рос, поверну его еще одной стороной. Вот еще с одной стороны целостность, опять в смысле целостного жизненного процесса. Что тут задает в этой целостности? Вы ви- дите, я подменил вопрос: в этой целостности что задает? Я отвечу: место мнемичес- ких процессов в структуре деятельности, место задает эти процессы, их особенности,
их продукты, их судьбу. Судьба, я сказал, и это слово немножко рассердило одного из слушателей. И не столько рассердило, скорее, наверное, озадачило. И я получил еще одну последнюю записку, из тех, которые я хочу прочитать.
Речь идет теперь о следах, о мнемических следах, о следах памяти, о следах воздействия. Тут вот что вызывает сомнение. Я все говорил в таких терминах: «сле- ды стираются», «восстанавливаются», «сохраняются». Вроде они какие-то существа,

294
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
31
автономно живущие, и вот они имеют, я даже говорил буквально, как бы свою судьбу, нет, даже просто, свою судьбу, свой исход. Как же так, спрашивает автор записки, и выдвигает следующее положение: не сами же они, эти следы, стирают- ся, возобновляются, трансформируются. При этом автор исходит из такой предпо- сылки, что до первого взаимодействия, которое идет вслед за образованием следа,
след хранится обязательно. Я вообще сейчас отвечал на вопрос иллюстрацией, для которой я взял опыт, показавший, что необходимо не хранится, а вообще исчеза- ет, выполнив свою коротенькую функцию. Вот для этой ультракратковременной па- мяти 20 миллисекунд — вся жизнь. 20 миллисекунд истекло, и вы ничего не можете сделать, нет следа. До 20 миллисекунд он есть, не по самонаблюдению, конечно,
по самонаблюдению его нет, в том-то и хитрость, что мы всегда выходим за преде- лы самонаблюдения в исследованиях: мало ли чего мы не знаем о себе. Наука на то и существует, чтобы не только объяснять известное, но также узнавать то, что нам непосредственно не известно. Атомы нам не являются, частицы тоже нам не явля- ются непосредственно. Там, в пузырьковых камерах, что-то происходит, траектории какие-то, следы фотографируем посильно, чего-то считаем, умозаключаем, все косвенно. Ну вот, стало быть, тут так появился след и стерся, его ничто не стирало и никто не стирал, а автор настаивает на своей мысли, и правильно, что настаива- ет, настаивать обязательно надо, товарищи. Если пришла в голову мысль, надо на ней настаивать, самое плохое, что может получиться, — это когда приходит в го- лову мысль и уходит, приходит другая и опять уходит, как говорится, без послед- ствий. Нет, если пришла в голову мысль, соображение, то обязательно надо на нем настаивать, и все равно в результате этого оно получит свое полное подкрепление и, скорее всего, видоизменение или, иногда, разрушение, но обязательно надо настаивать, обязательно. Мы часто жалуемся, что школьники не умеют самостоя- тельно работать. Одна из сторон этого неумения (я говорю о тех самых, которые приходят к нам на первый курс учиться, отборные школьники в Московском уни- верситете с нашими конкурсами) — не умеют настаивать. Не приходится настаи- вать, так ведется преподавание в наших классах, не на чем настаивать. Надо наста- ивать, товарищи, нельзя упускать собственных мыслей.
Вот такая есть идея: все дело заключается в раздражителях, внешнем момен- те. Следы стираются не сами, а во взаимодействии с внешними объектами, то есть до первого взаимодействия следы хранятся необходимо. Нам только кажется, что они стираются чем-то, так как мы не замечаем внешнего сегмента, воздействующе- го на этот след. Кратковременная память — это слабые следы, стираемые слабыми взаимодействиями, конечно же, и сильными тоже. Не надо пользоваться термина- ми «стираются», «хранятся», «живут своей жизнью», потому что иначе это грозит
(это я своими словами пересказываю мысль по записке) отрывом от внешних аген- тов, то есть от раздражителя, от его воздействия. Разве могут иметь следы свою жизнь вне зависимости от того, что происходит дальше со стороны внешних воз- действий, то есть дальнейших взаимодействий с внешней средой, с этими воздей- ствиями извне. Стирание — это ведь тоже проявление следа через его изменение. То,
что называется самостоятельной жизнью следа, мнемического следа, возможно только под влиянием внешних воздействий. Тогда в словах «независимая жизнь сле- да» противоречие. «Независимая» и «жизнь». Жизнь не может быть независимой,
смысл этого я понимаю. И не потому ли так много проблем, что мы отрываемся от внешних агентов, не рассматриваем мнемические следы в единстве с ними, даем следам независимую жизнь. Вот как стоит вопрос, серьезный вопрос.

295
ОТВЕТЫ
НА
ВОПРОСЫ
Давайте представим себе мнему, то есть это особенное свойство, на дожиз- ненном, добиологическом уровне. Представим себе, например, образование следа на фотографической пластинке. И я позволю себе применять термин «судьба». Како- ва же судьба этого следа на слое серебра? Проявится он под влиянием химического воздействия (этот процесс называется проявлением), усилится, если мы еще раз откроем объектив, сотрется, если мы откроем, сделаем передержку что ли, или дру- гие изображения будем накладывать одно на другое — или все будет правильно? Все будет зависеть от игры воздействий. Но, видите ли, не получается, когда мы эту —
теперь говорят — модель (я бы сказал — схему), переносим на мнемические про- цессы в живых организмах и тем более на мнемические процессы на уровне уже не биологическом даже, а психологическом, или даже физиологическом — это не про- ходит. Позвольте одну иллюстрацию к высказанной мной мысли, а потом ответ на записку. Сначала иллюстрация (как это писали в титрах фильма «Семнадцать мгно- вений весны», информация к размышлению): некий психолог дореволюционной
России, как многие русские психологи дореволюционной эпохи, поехал обучаться экспериментальной психологии в тогда единственно существовавший Институт эк- спериментальной психологии в Лейпциге, созданный и возглавлявшийся долгие годы Вильгельмом Вундтом. Вот через пять лет будут торжества, юбилейная дата —
столетие со дня открытия первого в мире института экспериментальной психоло- гии, по этому поводу XXII Международный конгресс собирается именно в этом городе и, по-видимому, приобретает характер юбилея первого в мире экспери- ментально-психологического научно-исследовательского учреждения. Так задумано
Международным союзом научной психологии и уже идет подготовка к этому конг- рессу, началась сейчас, когда еще XXI не прошел (будет в 1976 году), а уже гото- вится следующий, уже как юбилей. Создан местный комитет, организационные сложности начинаются, будут готовиться публикации. Это большой праздник экс- периментальной психологии, этот юбилей...
Вот туда и направлялись, как в «психологическую» Мекку конца второй по- ловины XIX века, и наши психологи, как и психологи из других стран мира. Зна- ние немецкого языка, как и всякого языка — это вещь довольно хитрая. Одно дело знать язык в смысле уметь бегло читать и даже разговаривать со своими преподава- телями, а другое дело знать язык, умея хорошо, быстро схватывать обыкновенную речь в стране этого языка. Очень часто возникают неожиданные затруднения, прав- да, потом они быстро смягчаются, но есть какой-то период, который мы называем периодом неадаптированности к языку. Не незнание языка, а неадаптированность к живой речи, к потоку, к этим аберрациям, сокращениям, проглатываниям слов,
окончаний, словом, так, как мы с вами говорим по-русски. Говорим очень плохо,
нас учат языку устному в чужой языковой среде отчетливому, ясно произнесенно- му. Тогда, в XIX веке, магнитофонов не было, да и диски плохо использовались,
их почти и не было, были старинные граммофоны, валиковые еще. Вот тогда один из наших образованных психологов поехал в лабораторию, и, представьте, в лабо- ратории по исследованию памяти, в порядке ознакомления с экспериментальными работами, ему, этому психологу почтенному, сказали: может, он хочет участвовать испытуемым в опыте? Посадили его перед приборами, которые называются мнемо- метрами, измерителями памяти, стали ему демонстрировать слоги, об этом я буду дальше говорить сегодня, и сказали: внимательно читайте. И он внимательно читал.
Повторили (есть такой метод удержанных членов) положенное число раз, десять,
допустим, предъявили эту серию бессмысленных слогов, буквенных сочетаний, бу- дем говорить, потом кончили и говорят: ну, теперь (метод удержанных членов) что

296
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
31
вы запомнили, какие слоги? Он был в недоумении, он сказал: а я не знал, что надо запоминать, я внимательно смотрел, я ничего не помню.
Товарищи! Я к чему это рассказал? К тому, что отрыв может грозить иссле- дованиям памяти, но другой. Отрыв следа от воздействия невозможен, его нельзя никак оторвать, он не выходит, не отрывается. А кое-какое звено действительно пропускается. И в этом была трагедия в проблеме памяти, и долгие годы она путала карты, и действительно, как пишет автор длинной этой записки, так много про- блем создалось, кажущихся просто несовместимыми одна с другой, поэтому и не разрешимых как следует. Мы забывали, долго изучая память, что как для того, что- бы увидеть, надо смотреть, для того, чтобы услышать, надо слушать, а не «позво- лять на себя воздействовать», так же для того, чтобы запомнить, надо запоминать.
Вот тут-то отрыв действительно существенный. Вырывание мнемических процессов из развертывающейся, осуществляющейся человеческой деятельности. Вот этого не надо. Правда, я в следующий раз перейду к таким процессам памяти, которые соб- ственно запоминания не требуют, они требуют чего-то другого, тоже чего-то, ка- ких-то процессов, тоже деятельности, но только не специально мнемической.
Я, вот видите, сегодня целую лекцию употребил на ответы на вопросы, а лекция-то осталась нетронутой, но в этом беды нет. У нас есть время, программа следующей лекции: исследования произвольного и так называемого непроизволь- ного запоминания.