Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

469
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ
ЯВЛЕНИЯ
АФФЕКТЫ
или идет плохо и теряет колеса на дороге, кто чистит амуницию. Правда? Надо что-то делать. Это замещающее действие, восполняющее тот вакуум в типичной для аффекта ситуации, когда уже делать нечего. Сражение вот оно, здесь, медведь пришел. Вот оно,
Бородино. Теперь ничто не может этого отвратить. Это не ожидание, это уже событие.
Я говорю о событии не в физическом его явлении, а в его уже совершении для нас.
Я могу ответить на записку, которую получил. Итак, вопрос: «Как объединить знания, полученные физиологией и психологией, относящиеся к сфере аффектов?»
Просто, без украшений. Психологические знания — это знания тех процес- сов, тех явлений, которые обязательно (иначе они не существуют) реализуются теми или другими физиологическими механизмами, причем положенными на свой морфологический субстрат. Следовательно, знания физиологические всегда отвеча- ют на вопрос: как, посредством каких процессов и посредством участия каких моз- говых, морфологических элементов реализуются соответствующие процессы. Ника- кой другой связи, кроме этой содержательной связи, придумать и внести, по-моему,
невозможно. И ни к чему. Давайте посмотрим простую штуку. Мы с вами открыли в результате многовековых наблюдений явление более или менее сложных ассоциа- ций. К нам пришли физиологи и выдвинули гипотезу: эти ассоциации являются продуктом образования связей, которые происходят следующим путем: одна гипо- теза говорит «путем проторения», другая… еще как-нибудь там, ну, в общем, так или иначе физиологически. По законам движения процессов возбуждения и торможения в нервных центрах, в коре головного мозга. Очень хорошо. Больше того, мы получа- ем сведения, объясняющие, каким образом реализуется тот или иной процесс или известные законы этого процесса, даже законы, а не просто явления. Получая эти объяснения, мы получаем и положительный вклад, потому что мы получаем пред- ставления о возможностях реализующих механизмов, которые иногда идут дальше,
чем действительность, которую они реализуют. И тем самым открывают для нас воз- можность, если хотите (я не боюсь этого слова) известного проектирования новых видов, скажем, человеческой деятельности. Новых возможностей осуществления,
скажем, операций. Допустимо и обратное влияние. Вероятно, можно подобрать ил- люстрации к этому второму положению, когда продвинутые знания в области фи- зиологии открывают для нас некоторые дополнительные возможности. Правда,
обычно чаще дело обстоит совсем наоборот. Дело все в том, что нужно знать явле- ния в их закономерной связи, я подчеркиваю, в их закономерной связи, в их суще- ственных связях, для того, чтобы ставить вопрос о том, по каким теперь уже физи- ологическим законам работают механизмы, эти законы реализующие.
Любой пример здесь годится. Вы, вероятно, слышали о законе Пуркинье. Вот явление, оно закономерно. Следует ему дать объяснение. Как оно происходит, почему.
Что действует. Здесь то же самое. Я рассказываю вам про аффект, а как образуется аффективный комплекс? К сожалению, на это наши физиологические знания пока не отвечают. Они пока слишком общи. Мы понимаем участие в этих процессах ретикуляр- ной формации, таламических центров. Но это самое общее представление. По-видимо- му, нужно сильно продвинуть психологическое исследование процесса для того, что- бы уточнить, конкретизировать исследования их физиологических механизмов. Вот так я ответил на этот вопрос.

лекция 49
выражение эмоций.
эмоции, настроения, чувства
Э
моции составляют особый класс явлений, тоже относящихся к процес- сам внутреннего, как я условно его назвал, регулирования деятельности. Как и аф- фекты, они имеют весьма важное, может быть даже еще более важное жизненное значение. Как и аффекты, эмоции представляют собой смысловые образования, свя- занные чрезвычайно тесно с мотивами. Не случайно этимологически термин «мо- тив» и термин «эмоция» связаны друг с другом, то есть имеют один и тот же ко- рень. Вместе с тем в развитии языка произошло разделение терминов. Образовались два термина, два однокоренных слова, и это не случайно. Потому что побуждения и то, что мы называем эмоцией, действительно представляют собою очень разные яв- ления. Эмоции представляют собою все же особый класс, или подкласс, аффектив- ных явлений, отличающихся от явлений, которые мы обозначили термином «аф- фект». Прежде всего, эмоции, в отличие от аффектов, имеют характер идеаторных процессов. Я хочу сказать этим, что если для возникновения аффекта необходимо наличие некоторой ситуации, некоторого события, или, как я в прошлый раз ме- тафорически говорил, нужно, чтобы «медведь появился» или телеграмма была по- лучена, то, в отличие от этого, эмоциональные процессы могут относиться к ситу- ации, которая еще не сложилась, к событиям, которые еще не наступили. И в этом смысле они имеют иную, а именно идеаторную, предвосхищающую функцию. Го- воря об аффектах, я особенно настаивал на том, что аффекты действуют, вы- полняют эту предупреждающую, предвосхищающую, предвидящую, если хотите,
функцию через свои следы, иначе не было бы эмоциональных процессов. Само предвидение возможности наступления некоторого события или складывающейся какой-то ситуации может быть эмоциогенным. Если воспользоваться прежней мета- форой, ожидание телеграммы, возможность получения такой телеграммы представ- ляет собой эмоциогенную, но не аффектогенную ситуацию.
Это первое существенное различие между аффективными процессами в узком смысле этого слова, то есть аффектами, и эмоциональными процессами, эмоциями.
Я вынужден это подчеркнуть потому, что это гораздо более существенное отличие,
чем отличие, которое обычно приводится (по силе, остроте переживания). Дело в том, что эмоции вовсе не отличаются от аффектов меньшей силой или меньшими эффектами. Они отличаются по своей функции, по способу, каким осуществляется регуляция, регулирование деятельности.
Их второе существенное отличие заключается в том, что эмоции не закрепля- ются за неким объектом или за некоторыми элементами ситуации. Или, если вос- пользоваться опять метафорическим термином, не липнут, не налипают на те или другие объекты или элементы ситуации, а, скорее, запоминаются и своеобразно

471
ВЫРАЖЕНИЕ
ЭМОЦИЙ
ЭМОЦИИ
,
НАСТРОЕНИЯ
, Ч
УВСТВА
обобщаются в связи с теми или другими возникающими ситуациями. Поэтому и по- лучается так, что по отношению к сознанию возникновение и течение эмоций ско- рее и чаще описываются как процессы, которые совершаются не «во мне», то есть не как процессы, к которым я устанавливаю еще какое-то отношение, придаю им то или иное значение, так или иначе их оцениваю и способен даже готовиться к ним, а как то, что происходит со мной. Как мое. Поэтому я говорю «моя эмоция, мои чув- ства», а не «во мне происходящая эмоция», «во мне обнаруживающиеся чувства». Ко- нечно, это только языковая тонкость, но она служит указанием на особое, отличное от аффектов место, которое занимают эмоциональные отношения в личности, на особое отношение к сознанию.
Я, наконец, должен остановиться еще на одной черте, характеризующей эмо- циональное состояние в отличие от аффектов. Я говорил об аккумуляции и канали- зации аффектов. И аффекты действительно способны к аккумуляции, и это их закон,
они способны к канализации, и это тоже их закон, но эти законы не применимы к собственно эмоциям. Эмоции осознаются, обобщаются и, вследствие этого, порази- тельным образом коммуницируются, то есть передаются.
Вы можете мне сказать, что аффекты тоже передаются. Нет, происходит за- ражение аффектом, может быть такое заражение. Но эмоции собственно коммуни- цируются, то есть передаются посредством, например, языка, выразительных дви- жений, которые суть не только выражение, но движения коммуникации, то есть движения, посредством которых совершается общение, и в этом общении — пере- дача эмоциональных процессов, эмоций, эмоциональных переживаний. Конечно,
это особая передача. Эмоции имеют свой язык. Это кажется парадоксальным, но никакого парадокса здесь нет, он существует. Овладевая языком конкретного обще- ния, всякий человек (или почти всякий человек, ибо исключения здесь есть, но никакого парадокса здесь нет, это уже патологические исключения) овладевает и языком передачи эмоций. Иногда он связан непосредственно с речевым общением,
с языком в собственном смысле, и тогда есть какой-то компонент речи, который несет эту функцию передачи, коммуникации эмоций.
Проще всего охарактеризовать этот компонент речи как выразительный ком- понент. Вы можете сказать — интонационный. Но не только интонационный. Пото- му что такая эмоциональная передача может делаться и в условиях безынтонацион- ного языка, письменно. Это мимические компоненты речи. Причем надо отметить,
что эти формы передачи, коммуникации эмоций, в отличие от передачи путем за- ражения или воздействия аффектов, имеют ясно выраженную общественную, исто- рическую природу.
Позвольте, опять можете вы спросить меня, но ведь есть однозначные спосо- бы передачи эмоций! Они только кажутся однозначными. Например, мимика лица у врожденно-слепых отличается от мимики лица, то есть собственно мимики других людей. Я скажу больше. Не составляет труда по мимике отличить врожденно-слепо- го от ослепшего. Вы, наверное, сами обращали внимание на то, что у некоторых слепых, а именно у врожденно-слепых, лицо недостаточно выразительно. Могут быть крайние, экстремальные условия, когда вступает в свои права мимика, и тог- да это мимика другого порядка, чем мимика зрячего или поздно ослепшего челове- ка. В замечательном опыте И.А.Соколянского при обучении врожденно-слепых и глу- хонемых детей на известном этапе их социализации (то есть их включения в общение через построение у них человеческих способов действия, человеческих форм жиз- ни) понадобилось для общения обучать их адекватному мимическому выражению эмоций, то есть чувств. Я сейчас отчетливо вспоминаю клинику Соколянского (харь-

472
ЛЕКЦИЯ
49
МОТИВАЦИЯ
И
ЛИ
Ч
НОСТЬ
ковский период в развитии дела воспитания слепоглухих детей), в одной из комнат которой была расположена большая специально сделанная коллекция масок, рель- ефных, естественно, масок с различными выражениями лица. Приходилось обучать мимике лица. Для чего же это делалось?
Для того, чтобы оживить лицо, которое в случае врожденной, то есть очень ранней (что эквивалентно) слепоты было невыразительным; надо было сделать его более выразительным. Сначала мысль Ивана Афанасьевича Соколянского заключа- лась в этом. Надо было оживить эту несколько мертвенную мимику. Мимику, отно- сящуюся, повторяю, не к грубым аффектам, страшно интенсивным эмоциям, а мимику, так сказать, эмоционально выразительной обыденной жизни. Но потом произошло чудо. В эпоху становления идей Соколянского такие чудеса происходили довольно часто. Я как раз общался с Соколянским в тот самый критический пери- од, когда эти чудеса стали обнаруживать себя. И вот одно из чудес. Оказалось, что включение мимики существенно изменило психику воспитанников. Дело в том, что общение доступными им техническими средствами, речевое общение, пополнив- шись мимическими, эмоциональными, иначе говоря, компонентами для окружаю- щих, зрячих людей, сделало общение с ними более синтонным, как мы говорим,
то есть больше настроенным на эмоциональный фон, на наличные эмоции.
Наверное, я не очень ясно, не до конца выразил эту очень важную мысль.
Поэтому я прибегну к другому примеру, который будет иллюстрировать только что мной названный факт: повышение синтонности общения зрячего со слепым, при условии, что у слепого заучивается и вырабатывается (несколько искусственно) ми- мика. Дело в том, что уже в 20-х годах этого столетия, если мне не изменяет память,
было описано довольно тяжелое неврологическое заболевание, которое приобрело условное название эмоционального паралича Вильсона. Меня поразило это описание,
потому что оно психологически чрезвычайно богато. Заболевание сводится к тому,
что возникает паралич мимических движений. Кстати, при полной сохранности со- знания, у взрослых, разумеется, людей. По господствовавшей тогда периферической теории Джемса-Ланге, где выразительным движениям приписывалась роль вызываю- щих аффективно-эмоциональные переживания, казалось бы, уменьшение изменений на периферии, выключение целого класса, так сказать, моторных изменений на пе- риферии, должно было бы привести к развитию некоторой эмоциональной тупости.
К снижению, иначе говоря, эмоциональности, способности или расположенности к эмоциональным переживаниям. Оказалось же прямо наоборот. При наступлении это- го типа паралича (это редкий случай) эмоциональная сфера, эмоциональная жизнь обострялась. Почему? Потому что нарушалась синтонность общения. Собеседник не попадал в эмоциональный строй, который был закрыт из-за маскообразности, невы- разительности больного, выразительные движения которого пострадали вследствие патологического нарушения. Вот почему, когда мы снимаем неподвижность и делаем условную, но все же выразительность лица у врожденно-слепого, синтонность обще- ния с ним повышается.
Я здесь ненадолго оставляю сферу эмоций и перехожу к сфере общения. Ког- да мы вступаем в общение с любым другим человеком, то мы безотчетно, не осоз- навая этого, непременно учитываем эмоциональное состояние собеседника. Неучет этого состояния приводит к нарушению того, что мы называем синтонностью об- щения. Возникают те коллизии, которые зависят от неуместности способов вступить в общение, выбора предмета общения и, наконец, экспрессивности, выразитель- ности общения, которое мы устанавливаем. Объективные обстоятельства ничего нам не говорят о возможной наличной эмоции. Мы можем их не знать. И вот здесь мо-

473
ВЫРАЖЕНИЕ
ЭМОЦИЙ
ЭМОЦИИ
,
НАСТРОЕНИЯ
, Ч
УВСТВА
жет возникнуть эта коллизия. Это значит — скажем, веселое, эмоционально поло- жительно окрашенное обращение на фоне негативного, отрицательного, будем го- ворить даже острее — тяжелого эмоционального состояния. Вот это и есть наруше- ние синтонности. Мы необыкновенно хорошо прилаживаемся к собеседнику, и делаем это автоматически, то есть не отдавая себе в этом отчет. Это правило обще- ния, которому мы все подчиняемся. Даже когда мы хотим перестроить эмоцио- нальную тональность общения, мы можем это сделать, только учитывая наличные эмоции, наличное эмоциональное состояние, наличные эмоциональные процессы собеседника. Я не знаю, смог ли я у вас сейчас вызвать картины синтонности об- щения и нарушения синтонности. Это повседневная картина, картина повседневно- го опыта. Ее очень трудно ясно вычленить потому, что мы, как правило, синтонны.
Асинтонность выявляется редко. Поэтому налицо громадный опыт синтонности, ко- торую мы считаем нормальным условием общения, и относительно очень малый опыт нарушения синтонности, асинтонности.
Я ведь говорил сейчас о мимике в узком смысле слова, то есть о выразительных движениях лица. Теперь я должен сказать о мимике шире, о пантомимике. Так сказать,
опустившиеся руки, вся внешняя картина, соответствующие позные движения, вмес- те с мимикой лица, с характером самого звучания, выразительными компонентами в речи, — ориентировка на них в совокупности и дает возможность со-настраивания, то есть обеспечения синтонности в общении. Итак, эмоции коммуницируются, или, что то же самое, они обобщаются, они приобретают свое существование для сознания,
тем самым, значит, обобщаются. Они существуют в системе значений особого поряд- ка. Эти значения несут обобщения различных многообразных эмоциональных состоя- ний. Более того, набор эмоций исторически изменчив. И исторически возникают та- кие эмоции, которые на предшествующих этапах исторического развития, то есть на предшествующих этапах развития общества и общественных отношений оказываются не существующими. Как и наоборот. Некоторые эмоции оказываются действительно принадлежащими к племени вымирающих, то есть отходят, теряют свое место в жиз- ни человека. Они историчны.
Можно опять сделать здесь возражение: но аффекты, по-видимому, тоже исто- ричны. Да, но только по-разному. Эмоции меняются по содержанию в ходе истории,
а аффекты — по условиям, их вызывающим. Или изменяются исторически вторично вследствие того, что на них «наплавляются» исторически изменчивые эмоции.
Я, излагая очень кратко, все же должен отметить и еще одну особенность.
Эмоции тоже образуют эмоциональные следы, но это следы особого рода. Это не те аффективные комплексы, о которых я говорил раньше. Это постэмоциональные со- стояния. Это продолжающиеся эмоциональные сигналы после того, как собственно эмоциональная ситуация, эмоциогенная, вернее, ситуация отошла во времени. Нуж- но сказать, что эти постситуационные эмоции описывались издавна в психологии и представляли собой загадочный подкласс эмоциональных явлений, чаще всего со- вершенно отделявшийся от собственно эмоциональных явлений. Это настроения. Вот эти легкие, относительно хронические, то есть длящиеся во времени, эмоциональ- ные состояния, действительно, на первый взгляд, кажутся образующими особый подкласс. И они кажутся образующими особый подкласс потому, что представле- ния об эмоции по типу аффекта, по общей схеме, без дифференциации функций,
действительно выделяет эти состояния как непохожие, заставляет специально ис- кать их детерминацию, отличную от детерминации эмоциональных явлений, и это впечатление усугубляется вследствие того, что не рассматривается обычно отноше- ние эмоций к сознанию.