Файл: Копелевич, Ю. Х. Возникновение научных академий. Середина XVII - середина XVIII в.pdf

мам раннего периода Лондонского королевского общества. Но в записке Реомюра более отчетливо, чем где-либо, вы­ ступает меркантилистский момент. Не раз говорится о том, что процветание наук привлекает в страну много иностранцев, которые покупают французские товары, что выгодно государству. Французские хирурги благодаря раз­ витию анатомической науки славятся как лучшие в мире, и это тоже увеличивает количество приезжих из разных стран. Все это с лихвой окупает затраты на Академию, которая могла бы приносить еще больше пользы Фран­ ции, если бы ей поручили надзор за монетным делом и мануфактурами, за дорогами и мостами, если бы академи­ ков вводили в разного рода компании и советы, если бы Академия имела кабинет минеральных богатств и строительных материалов (а то голландцы вывозят из Франции глину и продают французам изделия из нее), специальную лабораторию для испытания машин и но­ вых изобретении її так далее.

Несколько иной, более широкий взгляд па значение наук мы встречаем в сочинении Фонтенеля «Предисловие о пользе математики и физики и о трудах Академии наук».31 Фонтенель начинает с возражений против мне­ ний о бесполезности математики и физики. Действи­ тельно, мы имеем одну Луну — какое же нам дело до того, что у Юпитера их четыре? К чему столько мучи­ тельных наблюдений и вычислений, чтобы узнать их ор­ биты? Но это сделает несравненно более правильными морские карты и спасет жизнь многим морякам. Матема­ тика помогает отводить реки, строить каналы и шлюзы, прокладывать шахты. Анатомия усовершенствовала хи­ рургию, в чем обычно не отдают себе отчета пациенты. Когда операция удалась, они не спрашивают себя, могла ли та же операция пройти удачно в прошлом веке. Мастер­ ские ремесленников полны новых дивных изобретений, ио публика их не замечает. Она не спешит прославлять науки, хотя постоянно пользуется их плодами. Способ определения долготы, открытие анатомами грудного про­ тока, более удобные и точные способы нивелировки — все это наделало меньше шума, чем какая-нибудь краси­ вая поэма или изящная речь. Однако было бы ошибочно

31 Нами использовано издание «Éloges» 1731 г. 1136, т. I].

123

в математике культивировать лишь 'то, что ведет к не­ посредственной и ощутимой пользе. То, что кажется чи­ стой теорией сегодня, найдет приложение в будущем. Изучение кривой-циклоиды в XVII в. было чисто аб­ страктным, но оно привело к усовершенствованию маят­ ника и дало человеку точное время. Анатомия животных дает материал для анатомии человека. Науки только еще

на малое число лиц, посвятивших себя этому труду, на слабость мотивов, которые привлекают к занятиям нау­ ками, мы удивляемся их великим и быстрым успехам».

Итак, в этих двух текстах, из которых первый, веро­ ятно, предназначался для какого-нибудь высокопостав­ ленного государственного деятеля, а второй был обращен к широкому читателю, мы видим уже знакомое нам стремление новой организации — научной академии, нуж­ дающейся в средствах и в государственной поддержке, — утвердить свое право на существование, показать полез­ ные, даже «выгодные» следствия своей деятельности. Од­ нако можно заметить, что в этих документах, по сравне­ нию с аналогичными документами времен Гука, Спрата и Гюйгенса, гораздо меньше широковещательных обеща­ ний, они не сулят уже человеческому роду всеобщего счастья и благоденствия, которые принесет наука. За ними стоит полувековой опыт деятельности академий, и они опираются на конкретные результаты их работы. Заметим также, что если преемники Бэкона обычно в та­ ких сочинениях говорили об экспериментальной науке, то теперь это словосочетание вышло из употребления. Под­ черкивание экспериментального характера науки, очень важное в то время, когда новая наука отмежевывалась от старой, чисто спекулятивной и схоластической, в эпоху Реомюра и Фонтенеля утратило свое значение. К этому времени, и в особенности в Парижской академии, науки математические постепенно завоевывают значительное, если не ведущее, место. Тем не менее вопросы практики, участия Академии в подъеме промышленности и эконо­ мики страны не сходят с повестки дня. Но теперь это все более воспринимается как одна из сфер деятельности Академии: Академия возмещает расходы на свое содер­ жание и даже может оказаться учреждением прибыль­ ным. В то же время Академия отстаивает в глазах обще­

124

ства свое право заниматься «спекуляциями чистой геометрии и алгебры», которые сегодня не ведут еще к непосредственной пользе.

Когда говорят об истории академии за какой-то пе­ риод времени, обычно называют ее наиболее выдающихся представителей, ее основные достижения. Нам представ­ ляется необходимым бросить хотя бы беглый взгляд на состав Парижской академии в целом, включая и лиц, ко­ торые по той или иной причине не оставили заметного следа в истории развития науки.

Устав 1699 г., как мы говорили выше, предусматривал четыре категории членов Академии: почетные, штатные (состоящие на жаловании, или «пенсионеры»), нештат­ ные, или «ассосье», и элевы. Там самым стало возмож­ ным, без значительного увеличения затрат иа жалование, привлечь к работе Академии втрое больше ученых. Это был некоторый шаг в сторону структуры Лондонского королевского общества. Рамки Академии расширялись за счет лиц, изъявивших желание работать в ней без воз­ награждения. Но Парижской академии не грозила опас­ ность превратиться в учреждение бесформенное и плохо управляемое, как это случилось с Лондонским обществом, заинтересованным в постоянном увеличения числа членов. Устав Парижской академии четко ограничивал количе­ ство ее членов не только в целом, но и по наукам. Исклю­ чения допускались лишь с особого разрешения короля. Регламентация и субординация придавали Академии ха­ рактер государственного учреждения в отличие от ста­ рых научных обществ.

Внешние связи Академии осуществлялись через ее корреспондентов. Поначалу корреспондентом называли любого отечественного или иностранного ученого, кото­ рый регулярно вел переписку с кем-нибудь из членов Академии. На заседании 4 марта 1699 г. был произведен подсчет таких лиц — их оказалось 85. Каждый из них считался корреспондентом не Академии вообще, а какогото определенного ее члена. Только в 1753 г. было учреж­ дено такое официальное звание, и корреспонденты стали избираться голосованием. Но избранный, если он в тече­ ние трех лет не переписывался с Академией, лишался этого звания.

Почетными членами избирались исключительно при­ ближенные короля, лица, занимающие высокие должно­

125

сти в государственном аппарате, в армии и флоте.32 В на­ чале века это были государственные советники Биньон и Данжо, министр Дюбуа, лейб-медик короля Фагон, мар­ шалы Франции Ришелье, Таллар и Вобан, министр и го­ сударственный секретарь Торен, генеральный секретарь флота Валинкур и др. Из их числа королем назначались президенты и вице-президенты. Аббат Биньон, впервые исполнявший должность президента в 1691 г., до 1734 г. был 24 раза президентом и 16 раз вице-президентом, т. е. почти бессменно управлял делами Академии. Казначеем Академии более 20 лет был Клод Антуан Купле, а в 1717 г. его сменил сын Пьер Купле, который был казначеем до 1743 г.

«Пенсионерами» были назначены в 1699 г. 20 ученых, большей частью из академиков, уже получавших жалова­ ние. Среди них — Дж. Д. Кассини, Филипп Лагир, Дюверней, Турнефор, Вариньоіі, химик Клод Бурделен, бо­ таник Маршан, математик Ролль. В дальнейшем штат­ ные вакансии, после смерти «пенсионера» (или в случаях, когда «пенсионер» уезжал из Парижа и получал звание «пенсионер-ветеран»), замещались путем выборов из числа «ассосье». Такая система, естественно, не обес­ печивала быстрого продвижения. Пользуясь данными опубликованного в 1954 г. «Биографического указателя членов и корреспондентов Академии наук» [160], можно указать немало случаев когда ученые много лет были адъюнктами и «ассосье», так п не получив места штат­ ного академика. Правда, почти все эти случаи относятся к ученым, которые стали адъюнктами Академии уже

внемолодом возрасте. Например, астроном Пьер Лемонье, ставший адъюнктом в 50 лет, химик Лемери-старший, на­ значенный «ассосье» в 54 года и лишь через 16 лет, не­ задолго до своей смерти, получивший звание «пенсио­ нера», или математик Жак Озанам, который стал элевом

в67 лет и «ассосье» в 71. Среди тех, кто не достиг по­ ложения «пенсионеров», можно назвать и ученых, рано

как орган «старого режима», особые нападки были на класс по­ четных членов как на орудие королевского деспотизма в науке.

В таком духе написана статья «Honoraires» в «Энциклопедии» [147, с. 127-128].

126

исключены из числа адъюнктов за нерадение или за не­ посещение заседании. Но большая часть ученых, ставших членами Академии, через более или менее продолжитель­ ное время переходили в ранг «пенсионеров». Математик Ланьи был «ассосье» 20 лет, астроиом Лагир-младшпй — 19, астроном Дж. Д. Маральди — 25, химик Бурделен — 21 год. Но Алексис Клод Клеро в 18 лет стал адъюнктом,

в20 лет — «ассосье» и уже в 25 — «пенсионером». MonepTIOIi получил место штатного академика в 33 года, Рео­ мюр — в 28, химики Кондамин и К. Ж. Жоффруа — в 38 лет.

Поскольку большая часть членов Академии работала

впей' без всякого вознаграждения, естественно, это должны были быть люди богатые пли состоящие па какойнибудь службе. Данные «Биографического указателя» по­ казывают, что членами Академии большей частью были ученые-профессионалы: врачи, служащие Королевского сада, преподаватели Коллеж де Франс и других учебных заведений, служащие артиллерии и флота. Надо полагать,

что стимулом, заставлявшим этих людей трудиться для Академии, была не только надежда когда-нибудь по­ лучить академическое жалованье. Скорее сама возмож­ ность работать в корпорации к этому времени была уже осознана как важный фактор роста ученого, а принад­ лежность к Академии значительно повышала его престиж. Немаловажной привилегией было и право печататься в академическом журнале. Просмотр его томов за первые десятилетия XVIII в. убеждает в том, что публикации лиц, стоявших «па верхних ступенях академической ле­ стницы», не имели никаких преимуществ перед осталь­ ными. Если в первом томе, вышедшем вскоре после при­ нятия Устава,. больше представлены статьи маститых ученых, — «пенсионеров» Лагира-старшего, Вариньона, медика короля Додара, химика Омберга, — то в после­ дующих томах не менее активно выступают младший Кассини, младший Лагир, математики Ролль, Сорен и другие элевы и адъюнкты. Многие из них помещают своп статьи почти в каждом томе, а иногда и несколько (на­ пример, у Жака Кассини в томе за 1710 г. — 7 «мемуа­ ров», за 1715 г. — 6, у Жозефа Никола Делиля, — он только в 1714 г. стал элевом, — в томе за 1715 г. — 5 «ме­ муаров»).33 Значительной была, очевидно, и активность

33 «Маститые», правда, печатали больше монографий.

127

молодых сотрудников в заседаниях Академии, хотя, со­

сосье» и адъюнкты.34*Эта активность, как мы уже гово­ рили, мало поддерживалась материальными стимулами.

Отом, как оценивалось финансовое положение Академии

еечленами в конце первой четверти XVIII в., свидетель­ ствует уже упоминавшаяся записка, написанная, как предполагают, Реомюром. «Академия, — говорит автор, —

пользующаяся столь высокой репутацией в глазах ино­ странцев, кажется, близится к краху, если опа не полу­ чит значительной поддержки, какую получают другие государственные учреждения» [174, с. 105]. Половина академиков тратят большую часть своего времени на службу в других местах. Из 48 своих членов Академия может полностью рассчитывать лишь на небольшое число работников. Когда появляется вакансия, трудно находить на нее кандидатов. Если молодой человек хочет посвя­ тить себя наукам, то против этого ополчается его семья и друзья. «Они не хотят, чтобы он отдавал себя исследова­ ниям, которые, может быть, и принесут ему какую-то славу, но могут довести его до голодной смерти» [174, с. 106]. Можно ли считать справедливым, что ученый не имеет таких же возможностей создать себе состояние, ка­ кие имеет, например, чиновник, военный или торговец? То, что назначил Академии в свое время Кольбер, теперь уже не может быть достаточным. Сейчас, констатирует автор, более 20 членов Академии получают все вместе жалование, равное 38 000 ливров, а еще 30 других возна­ граждаются только надеждой когда-нибудь получить чтото из этой небольшой суммы. Размер жалованья не уве­

юнктом. При этом строго соблюдалась очередность: после полного тура всех «пенсионеров» — тур «ассосье», затем снова «пенсио­ неров», а потом адъюнктов. Если очередь члена Академии под­ ходила в момент, когда он находился вне Парижа, он обязан был присылать свой «мемуар». В противном случае он подвергался лишению права голоса на год, а при повторном непредставлении «мемуара» мог быть исключен из членов Академии (по сведениям «Указателя» такие случаи бывали очень редки). «Свободные ассосье», т. е. не прикрепленные к определенным наукам, не были связаны таким обязательством.

128

упала втрое. Необходимо создать академикам обеспечен­ ную жизнь, и пх труд себя оправдает, ибо одно открытие может компенсировать все затраты на Академию.

Известно, что средства, которыми располагала Акаде­

циально для опытов Реомюра и для подготовки им всеоб­ щего описания ремесел. После его смерти этот фонд пе­ решел к Академии, но в 1757 г. Академия лишилась тех 12 000 ливров, которые с самого ее основания отводились сверх жалованья па общие нужды. В середине века все академики вместе получали 42 000 ливров, в 1785 г.— 54000. По 3000 ливров получали секретарь, казначей и старшие академики (один от каждой науки), восемь, сле­ дующих по старшинству, — по 1800, и восемь более моло­ дых— по 1200 ливров [147, с. 115—116].

Экспедиции финансировались особо. О характере этого финансирования свидетельствует, например, судьба упо­ мянутой перуанской экспедиции 1735—1744 гг. Известно, что участники этой экспедиции вынуждены были зани­ маться в Перу коммерческими делами. Кондамин открыл там лавку по продаже шелка и мелких товаров и подвер­ гался преследованиям по обвипению в контрабанде. В конце концов академическим путешественникам пришлось за­ ложить даже свою главную ценность — эталон длины, знаменитый «перуанский туаз», и глава экспедиции Го­ ден смог возвратиться во Францию только в 1751 г., когда оплатил долги и выкупил туаз.

Однако следует подчеркнуть, что именно Парижская академия заложила основы понимания научной деятель­ ности как оплачиваемой государственной службы, при­ знания новой общественной функции науки. Академик — это был уже не просто «человек науки» и не ремеслен­ ник, живущий материальными плодами своего труда. Это был ученый-профессионал.35

Распространение научных интересов, тяга любитель­ ской науки к науке профессиональной и те «центробеж­

анализ «интеграции» Парижской академии в системе француз­ ского абсолютистского государства и становления в ней тех черт, которые вызвали в предреволюционную эпоху нападки на Ака­ демию и привели к ее краху в годы Французской революции.