Файл: Предисловие. Печененко Николай Фомич (19301987).docx

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 08.02.2024

Просмотров: 68

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


Никому ничего не сказав, я углубился в сосновый бор, вышел на то место, где переправились на рассвете и где уже охранялся военными спешно сооруженный мост. Я не показывался на глаза часовым, тихо и незаметно ушел в сторону, в изгиб речки. Она оказалась почти скованной льдом, с полыньями, но я прополз между ними, поднялся в камышах, добрался до правого берега без всяких препятствий. От знакомой траншеи взял правее оврага, по которому пробирались к передовой. Мне показалось, что по снежному полю быстрее выйду к опушке, где мы залегали, выгнав из лесу гитлеровцев, дойду к лагерю, а оттуда и к лесниковому дому найду дорогу.

Поначалу идти было легко, северо-восточный ветер подгонял в спину, и я, долго пролежавший без движения, сейчас наслаждался ходьбой, выбирал места, где снега меньше и где тверже наст. Но чем дальше, тем шагать становилось труднее. Впереди ничего не видно, сплошная мгла, небо пасмурное, холодное. Равнина кончилась, пошли буераки, овраги, и я не мог сообразить, почему они здесь, ведь уже должен быть лес. Подниматься по склонам оврагов у меня не хватало сил, я двигался, словно по лабиринту, не находя выхода из глубоких и разветвленных ущелий. Оказывается, я совсем не знал местности, хотя исходил вокруг леса довольно много, и вот наверняка заблудился. Шел, останавливался, прислушивался. Ночь была на удивление тихой, настороженной. Овраг вывел меня к железнодорожной насыпи, только здесь я отчетливо услышал чужую речь и остановился. Вот как по-глупому можно попасть в руки немцев. Куда это меня занесло? Железная дорога южнее леса, он остался в стороне и далеко позади.

Осторожно попятился, хотел побыстрее унести ноги, но они не послушались, и я, как подкошенный, опустился на снег. Надо ползти, сколько хватит сил, подальше от насыпи. Я полз и чувствовал, как у меня коченеют руки, замерзает все тело. Справа, за крутым склоном, что-то чернело. Пополз в том направлении и с трудом добрался до спасительной скирды соломы. Зарылся в нее, согрелся, уснул.

И приснилось мне: уже высоко поднялось солнце, Иван Петрович будит меня — мол, поднимайся, хватит тебе вылеживаться. Не дождавшись моего пробуждения, он уходит, и я кричу: «Иван, не оставляй меня, возьми с собой!» Он возвращается и снова склоняется надо мной. Хочу приподнять веки, присмотреться и убедиться, что слух и зрение меня не обманывают, но солнце слепит...


В самом деле ясно слышу человеческий голос и не могу разобрать, чей он. Открываю и отвожу глаза от яркого луча карманного фонарика, но назойливый пучок света неотступно преследует, и я закрываюсь от него рукой.

— Кто ты? Ты что здесь делаешь? — слышу русскую речь.

Поднимаю голову и обрадованно кричу:

— Свой я! Разве не видите? Свой!

Чья-то холодная ладонь закрывает мне рот, кто-то полушепотом произносит:

— Тихо. Немцы близко.

— Он вооружен, товарищ сержант, — слышится другой голос, и я различаю несколько фигур в белых маскхалатах, с автоматами, а на снегу — вытянутого, со связанными за спиной руками здоровенного фашиста.

— Оружие сдать, — приказывает сержант, я нисколько не сопротивляюсь и отдаю ему карабин, он протягивает его стоящему рядом бойцу. — Поднимайся и следуй за нами.
И вот я иду с группой разведчиков, они возвращаются с задания, ведут «языка». Идут молча, посматривают на меня, кивком головы подбадривают — иди, мол, живее, скоро рассветать начнет. Сержант не отстает от меня, поддерживает под руку, когда спускаемся по крутому склону в овраг, и там уже, видимо, в безопасности объясняет мне:

— Ты звал Ивана, и я услышал. Я тоже Иван, Иван Приходько. Сынок у меня такой, как ты.

Слышу окрик часового, ответ сержанта. Мы вваливаемся в траншею, ходами сообщения попадаем в просторную землянку, освещенную неярким светом. Сержант докладывает о выполнении задания какому-то командиру с орденами и медалями на гимнастерке, с погонами, на которых по две небольших звездочки, Он распорядился, кому и куда доставить пленного «языка», остановил взгляд на мне.


- А это что за гвардеец такой?

Сержант не успел ответить. В землянку вошли двое в командирских шинелях и папахах, и тот, что принимал доклад от сержанта, стал на вытяжку, скомандовал «смирно» и отчеканил:

- Товарищ полковник! Отделение разведки…

- Вольно. Спасибо за отличную службу, товарищи!

- Служим Советскому Союзу! – дружно ответили разведчики.

Один из вошедших снял папаху и сел за стол. Другой, пониже ростом, окинул беглым взглядом землянку и остановил взгляд на мне. Светло-голубые глаза его сочувственно и добродушно смотрели, не мигая, на меня. Я не выдержал взгляда, сделал вид, что внимательно слушаю командира отделения разведки, а сержант, заметив интерес полковника к моей особе, начал рассказывать, каким образом я оказался здесь.


Добродушный полковник, выслушав сержанта, глубоко вздохнул и сказал:


- Сколько их, таких обездоленных, скитается по дорогам войны! Вы его накормили?

- Никак нет, товарищ полковник. Только что привели.

Тот, что сидел, поднялся, приказал сержанту прибыть с донесением на КП и, ни к кому не обращаясь, спросил:


- Откуда мальчонка?

Другой полковник что-то тихо сказал первому, тот кивком головы дал понять, что ему всё ясно, приказал:

- Обмыть, накормить и переодеть.

- Есть, товарищ полковник! – ответил тот и вышел вслед за высоким начальством.

Полковники ушли, и все разведчики окружили меня, засыпали вопросами:


- Откуда ты?


- Зачем оказался на линии огня?


- Как тебя звать?

Пока я пересказывал, откуда я, что со мной было, командир взвода, лейтенант, вызвал старшину и передал ему приказ командира полка. Старшина, озабоченно почесав затылок, проворчал:


- Во что же его переодеть?

- Давай пару обмундирования, старшина, я сейчас быстро подгоню по мальчишке, и будет у нас ещё один разведчик, - сказал усатый солдат.

- Что касается разведчика, то вряд ли. Приказано привести в порядок и направить в тыл, - ответил командир взвода.

- Не поеду я в тыл, - решительно заявил я. – Всё равно убегу.

- Вот это по-гвардейски! – дружно поддержали меня бойцы.

– А ну-ка, гвардеец, пошли баниться, – сказал старшина и повел меня в приспособленную для бани землянку с баком нагретой воды, тазиками, мочалками и даже березовыми вениками.

Дежурный, пожилой солдат, раздел меня догола, принялся мылить и мыть мне сначала голову, с которой стекала черная от грязи вода, затем тереть меня мочалкой. Хорошо вымыв, вынес и поставил меня в предбаннике чистого, как новая копейка.

– Это тебе, гвардеец, – улыбаясь, промолвил старшина, что-то вынимая из вещевого мешка.

Я так и не узнал, где и как старшина достал обмундирование, словно на меня шитое. Обошлись без подгонки. Шинель была немного длинновата, но решили не укорачивать, оставить на вырост. Сапоги тоже пришлись не по ноге, но я намотал побольше портянок, и старшина даже удивился:

– Смотри ты, сам ростом три вершка от горшка, а ноги как у взрослого. – Он надавил поверх сапога на мой палец, как бы убеждаясь, что нога чувствует себя уверенно в обуви.


В землянке, откуда меня увел старшина и куда снова привел, разведчики поздравили меня с легким паром, кто-то подшутил, что меня будто подменили.

Действительно, я сам себя не узнал, осмотревшись в висевший на стене осколок зеркала: раскраснелся, словно кто подрумянил бледноватые щеки, шею туго обхватывал воротник гимнастерки с белым подворотничком, на плечах лежали погоны с эмблемой, изображающей пушки.

Потом я аппетитно уплетал свиную тушенку с ломтем ржаного хлеба. Наевшись досыта, выпил кружку горячего и сладкого чая.

Лейтенант вызвал сержанта Приходько и предложил мне идти за ним. Я догадался, что предстоит встреча с высоким командованием.

Спустившись в блиндаж и увидев за столом двух знакомых полковников, я подошел к ним по-свойски, не поприветствовал по форме.

– Ты куда вошел? – строго спросил меня полковник повыше.

– К вам, – ответил я, не моргнув глазом.

– Вижу.

– Извините, товарищ полковник, – пришел на помощь Приходько. – Не успел его проинструктировать. Только помыли, переодели и накормили.

– Ну ладно. Вот что, товарищ сержант. Выделите одного из своих разведчиков и отправьте мальчугана в тыл, в Кировоград. Ему нужно в школу ходить, а не смотреть смерти в глаза.

– Слушаю, товарищ полковник.

– Сидел бы дома на теплой печке, а ты лезешь под пули, – говорил ко мне полковник, но я не слушал его, от обиды непрошеный комок сдавил горло, хотелось выскочить из блиндажа и бежать куда глаза глядят. – Через час бой, пойдем в наступление, – слышу обрывки фраз. – А здесь еще с детским садом возись. Что, надоело возле мамы, решил побродяжничать? Романтика детская так, что ли?

– Я не знаю, где моя мама. Из лесу я, из партизанского отряда, — еле выдавливаю из себя слова.

— Может быть, из того, что соединился с нашими соседями? – оживленно спросил второй полковник.

— Из того самого. Отправьте меня к моему командованию.

— Но где оно? Должно быть, отряд уже расформировали, а его командование вызвали в Центральный штаб партизанского движения. Там тебя уж точно отправят в детдом.

— Все равно в тыл я не поеду. Убегу, так и знайте, — откровенно признался.

— А что ты делал в лесу? – спросил добродушный полковник.

— В разведку ходил, в диверсии и в бою участвовал.

— Вот видите, готовый разведчик, — обрадовался полковник, и озорные огоньки сверкнули в его светло-голубых глазах. – Мне тоже пришлось в свои десять лет остаться без отца и матери. Беспризорничал, бродил по дорогам России и Украины. В Ташкент – город хлебный - ездил.


То ли это подействовало на строгого полковника, то ли он сам решил оставить меня, но молча поразмыслив, спросил Приходько:


— Как, товарищ сержант, возьмешь шефство над мальчишкой?

— Так точно, товарищ полковник! Наши ребята надеются, что он останется при нашем взводе, — одними глазами выражая радость ответил Приходько.

— Вот и хорошо. Ставьте бойца на довольство.

У меня под ногами заплясала земля, я поблагодарил полковника и опрометью бросился к выходу.

— Товарищ боец! Вернитесь обратно! – услыхал голос командира полка.

Я понял свою ошибку, остановился, по-строевому подошел к столу, приложил руку к виску и сколько было духу выкрикнул:


— Разрешите идти, товарищ полковник?

— Вот это другое дело. Идите! – улыбаясь, сказал командир полка.

А в землянке разведчики ожидали меня. Пришедший несколькими минутами позже Приходько сообщил:

— Останется при взводе. Спасибо полковнику Кузьмину, он заступился.

— А кто он? – спросил я.

— Начальник артиллерийской разведки армии, — ответили бойцы и опять стали меня расспрашивать.

Не особенно хотелось рассказывать о себе, но я не мог отказать любопытным солдатам.

Утреннюю тишину вдруг разорвал оглушительный залп артиллерии.

— Началось, — сказал кто-то из бойцов, и все выбежали из землянки.

Первые минуты я не знал, что делать, но потом последовал примеру солдат, подбежал к первому попавшемуся орудию и принялся подносить снаряды.

Так я стал сыном Тридцать второго артиллерийского полка Тринадцатой стрелковой дивизии Пятой гвардейской армии.
Подумал, что шестиклассники устали, к тому же им надо готовиться к переводным экзаменам, предстоящему походу по местам боевой славы, и я решил отложить рассказ до следующей встречи. Но не тут-то было. Ребята зашумели, сказали, что не уйдут, пока не дослушают, хотя бы до Дня Победы.

— Тогда разрешите мне малость передохнуть, попить водички, — попросил я ребят, и он услужливо побежали к колодцу, принесли кружку со свежей водой.

И снова расселись, кто где раньше сидел, примолкли, приготовились слушать.

— Вы бы все, что рассказываете, записывали, — вдруг предложила Лидия Андреевна, но, посмотрев на мои безжизненные руки, смутившись, поправилась: — Конечно, с помощью близких, школьников. Ребята, возьмем шефство над Николаем Федоровичем?