Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

214
ЛЕКЦИЯ
24
ВОСПРИЯТИЕ
Значит, это абстракция от основной частоты. Вот какая картина открывается в речевом звуке. Есть еще одна абстракция. Это абстракция громкости. Тихо я говорю или громко — вы все равно воспринимаете эти слова. Для вас этот материал, вернее,
этот звуковой предмет остается тем же самым звуковым предметом. Я скажу немнож- ко громче или скажу немножко тише, увеличу свой коэффициент усиления в громко говорящей установке или уменьшу его немножко — вы все равно продолжаете вос- принимать мою речь. Значит, очень своеобразная, самая удивительная абстракция происходит в отношении высоты, абстракция от основной частоты, можно сказать.
А что же тогда выполняет роль решающего звена? Спектр. То есть вот то са- мое, что я срезаю огибающей. Спектр образуется вот этими обертонами.
Слух речевой — я формулирую вывод — есть слух тембровый или спектраль- ный. Очень интересная деталь — внутри этого происходит еще некоторая абстрак- ция. Это абстракция от собственного тембра. Потому, что ведь голоса человеческие и речь человеческая характеризуются еще и индивидуальной тембральной окраской,
верно? Так вот: от этих индивидуальных общих окрасок мы тоже делаем отвлечение.
Мы извлекаем только динамику, только специальные изменения спектрального со- става, которые, собственно, и образуют то, что мы в лингвистике называем «фоне- ма». Вот как обстоит дело.
Большинство языков мира принадлежат к числу тембральных, то есть основан- ных на этом принципе. Исключение составляют немногие языки народов Африки и более широкая группа языков, которые являются с этой точки зрения смешанными,
то есть включают в себя как очень важные компоненты тембровые, тембральные и вместе с тем звуковысотные.
Я апеллирую к вьетнамскому языку, серьезное значение в котором имеет и звуковысотное отношение. Кстати, и у вьетнамцев тоже в разных районах удельный вес тональных элементов, то есть по высоте, разный. Север, средний и южный Вьет- нам в этом отношении дифференцируются. У одних — более подчеркнутое значение тональных, то есть звуковысотных, компонентов, у других — относительно более подчеркнутым является значение тембровых компонентов.
Некоторые народы Африки, не очень многочисленные, пользуются языком,
или также и языком, который построен вообще только на звуковысотном принци- пе, то есть по принципу изменения высоты. Вы знаете эти языки: это так называе- мый язык свистов — свист там большое преимущество имеет перед речью, там от- носительно широкий диапазон и сильный несущий эффект, то есть широко и далеко распространяющийся звук.
То же, в известной мере, относится к звуковым языкам — их называют языка- ми барабанов. Это, вернее, язык цимбал особого рода. Сначала думали, что там раз- личия достигаются различием ритмов, но более новые исследования показывают,
что там очень важную роль играют различия по высоте. Дело в том, что по натянутой коже или по дереву (неважно, какой источник звука), на инструмент оказывается пе- ременное давление, так что меняется? Так, как в литаврах. Вы знаете, что это за ин- струмент? Это такая полусфера, затянутая сверху кожей, которая имеет рукоятки для большего или меньшего натягивания, от чего меняется звуковысотная характеристи- ка звука этого своеобразного, настраивающегося барабана. В действительности мы в других инструментах имеем то же — бубен, например, тоже настраивается. Там про- сто давлением пальцев большее или меньшее натяжение создается. В общем же язык должен быть охарактеризован для большинства языков как тембровое образование.
Теперь я внес уже оговорки — не всегда так, правда? — но для большинства языков мира это так, как я описывал. Это тембровые языки.

215
СЛУХОВОЕ
ВОСПРИЯТИЕ
Насколько точно различение спектрального содержания, того, что мы назы- ваем тембровым содержанием, видно из тонкостей различения фонем. Причем ос- воение фонем — это процесс не очень простой.
Я приведу банальные, тривиальные, так сказать, примеры, если говорить о русском языке. Извольте: тень — день. Запишите с помощью записывающего прибора.
Очень трудно различить прибору — человеку проще. Наше ухо сильнее инструмен- тального различения. Вы только подумайте — тень, день. Вы это ведь отчетливо слы- шите, правда? Мел — мель, ель — ел. Это грубо даже для русского уха, заметьте, для русского уха. Для уха иностранца это трудные фонемы.
Вы, наверное, знаете, что, например, для германских языков (для немецкого,
в частности), смягчение согласных «ел» и «ель» затруднительно, и у них постоянные ошибки в русском языке и даже в понимании.
Во французском языке есть три звука, передаваемые одним русским звуком
«э», а у них три разных. И для французского уха или уха бегло говорящего на фран- цузском языке, имеющего известный живой опыт, или очень хорошо обученного уха, конечно, они тоже существуют как различные фонемы, правда? Для овладевше- го впервые языком они не различимы.
Редкие иногда различия фонем составляют трудность для различения на иноя- зычный слух, на иноязычный речевой, заметьте, слух. Потому что только для рече- вого слуха и существуют эти различия.
Ну, «р» и «л» в нашем языке невозможно соединить, невозможно не различить.
Вы знаете профессора Александра Романовича Лурия на нашем факультете. «Лурия»
или «Рулия» — проблема для некоторых языков. Мне показывал однажды Александр
Романович адрес на письме, а ведь когда пишут адрес, то отдают себе отчет, пишут особенно внимательно. И все-таки адрес был такой: Московский университет, такой- то факультет, такая-то кафедра, профессору Рулия. Я могу вам сказать, на каком языке пришло письмо — на японском. Нет у них фонемы «р» и «л», просто нет ее.
Значит, надо ею овладеть.
Вообще, если себе представить тонкости этого различения — это удивитель- ная картина! Это удивительная система, удивительный прибор! И сколько ни дела- лось разработок, очень сложных конструкций декодеров, то есть приборов, дешиф- рующих человеческую речь, сколько ни делалось попыток записать различия этих фонем так, чтобы можно было выразить в зрительном языке все эти фонемы, — до сих пор это удавалось с очень грубыми приближениями, то есть наш прибор, наша система необыкновенно тонка. Ну, так же, как чувствительность, скажем, глаза,
темноадаптированного глаза, который потрясает, с точки зрения наших техничес- ких представлений: что-то фантастически чувствительное! Здесь такая же фантасти- ческая дифференциация, совершенно фантастическая! Это удивительная система.
Я тут сразу хочу отметить, что во многом трудность этой системы и связана с очень хорошо известным обстоятельством, с сензитивными к усвоению фонетики языка периодами. «Сензитивными» — это значит с повышенными возможностями,
с повышенной чувствительностью, если буквально переводить.
Ну, вы, вероятно, знаете, что дети преддошкольного и даже дошкольного воз- раста довольно легко и даже очень легко овладевают фонетикой иностранного языка.
А взрослые... То есть, наверное, можно совершенно овладеть фонетикой языка. Слу- чай возможный, только уж очень трудный и, прямо вам скажу, нечасто встречаю- щийся. Обыкновенно поздно учивший язык дает так называемый акцент, только не об акценте идет речь, не об ударении. А о чем? Просто о неправильном, неточном произношении и отсюда о некотором затруднении в восприятии речи.

216
ЛЕКЦИЯ
24
ВОСПРИЯТИЕ
У нас все списывают на произношение. Слышу, но не умею хорошо произне- сти. Я вам постараюсь дальше показать, что это не очень точное противопоставле- ние. Можно сказать наоборот: «Слышу в меру своих артикуляторных возможностей и артикулирую в меру своих слуховых», — это взаимосвязанные вещи. И точными экспериментальными исследованиями доказана взаимная связь порождения произ- носимого слова и одновременно различительных способностей в речевых оттенках,
вообще в содержании речевого объекта.
Вот почему, когда учат иностранный язык взрослые, то приходится — и это стихийно, мы сами прибегаем без специального указания методиста какого-нибудь хитрого — прибегать к методикам преподавания языков. Вы знаете, что делается?
Десятки, сотни методик преподавания то с успехом ускоряют, то, оказывается, вов- се не ускоряют, то дают эффект, то не дают эффекта — я в это не хочу входить. Это очень сложная и запутанная картина. Потому что тут есть одна трудность, о которой я вам по секрету скажу, не для магнитофона: тут, видите ли, очень часто метод по- рождает критерий и, уж конечно, по данному критерию, который адекватен методу,
всегда будут результаты получше; а когда вдруг неожиданно возникает другой крите- рий, то оказывается не так уж хорошо. Это вроде как с обучающими машинами, с программированным обучением. Пока экзаменуете на той же машине — все хорошо,
а когда ее заменили, стали экзаменовать обыкновенно — оказывается, не так хоро- шо и даже иногда просто плохо.
И с языком тоже иногда бывает так. Требования предъявляют в соответствии с методом.
Чудеса бывают. Например, мне говорят, что можно научить бегло говорить по- английски в течение трех или шести недель. Тут где-то у нас, в Москве, такое суще- ствует. Меня даже кто-то из наших студентов просил, нельзя ли как-нибудь пристро- иться к этой группе. Представляете, какая прелесть — шесть недель они поработали
(правда, они там работают по пять или четыре часа ежедневно), ну и — заговорил.
Я спрашивал, они все-таки говорят или нет? Говорят — говорят. И то, что хо- тят сказать, но не так.
Ну, это я немножко отступление сделал для отдыха вашего и своего, а сей- час я все-таки хочу досказать о речевом слухе, чтобы в следующий раз говорить о музыке.
Конечно, в восприятие речи входит не только этот спектральный момент, спек- тральная характеристика, то есть только тембровая характеристика, тембральная. В по- нимании речи, в восприятии речи участвуют и некоторые другие компоненты. Они идут из другого, то есть по другому «департаменту» работают, по другому направле- нию работы слуховой системы, и я об этом сейчас скажу дополнительно, а пока я только скажу вот что: откуда же берется этот анализ спектральный, тембровый? Где там моториум? Где декодирующая, анализирующая система? Это артикуляторный ап- парат! Вот что такое моторное звено фонематического слуха.
Поэтому мы, совершенно не отдавая себе отчета, без всякого научного осно- вания, когда изучаем иностранный язык, применяем то чтение, которое, как я ус- лышал недавно, мой собственный внук называет — «читать про себя вслух». Вам по- нятно, что это значит?
Вот я английский язык — было очень некогда, я его учил последним языком,
по деловым соображениям, просто профессионально — я и до сих пор не умею чи- тать, вернее, ленюсь, не хочу читать, некогда читать, «про себя вслух». А как читаю?
Зрительно. Понятно? У меня слова остаются английские, английский язык у меня остается зрительным. Он у меня не превращается мгновенно в слуховые эквиваленты.

217
СЛУХОВОЕ
ВОСПРИЯТИЕ
Поэтому у меня огромные трудности с английским языком, с языком общения. Я
предпочитаю, чтобы мне не сказали, а написали. И когда я нахожусь в международ- ной аудитории, это постоянная, то есть очень частая для меня ситуация, и когда я имею дело с языком «английским английским» рядом с «английским американским»
— вы знаете их разницу — но говорит австралиец, то есть он вводит третий язык, а потом выходит представитель Канады и вводит четвертый язык, говоря по-канадски,
— я выхожу на улицы Нью-Йорка и ничего не понимаю. Ничего.
Впрочем, мне говорили англичане, что им тоже непонятно. Так что это неуди- вительно.

лекция 25
звуковысотный слух
Т
оварищи, мне осталось осветить (кратко, конечно) проблему восприятия музыкальных звуков, то есть проблему восприятия музыки.
Музыкальный слух вообще представляет собой очень сложное образование. Му- зыка, вид искусства, — творение художественное, и естественно, что проблема вос- приятия музыки как художественного творения представляется проблемой чрезвычай- но обширной, предметом и эстетики, и психологии искусства. Этой стороны (условно будем говорить — эстетической стороны) я сегодня касаться вовсе не буду.
Я хочу выделить только один компонент музыкального слуха, правда, решаю- щий, важный, центральный, компонент и проанализировать работу слуховой системы в связи с этим важнейшим компонентом музыкального слуха, а именно с восприяти- ем звуковысотных отношений. Это действительно центральный компонент слухового музыкального восприятия, музыкального слуха, просто потому, что как только мы абстрагируемся от высоты звука, от звуковысотных отношений, так собственно музы- кальный слух исчезает, как исчезает и самый предмет музыкального восприятия —
музыка. Интервалы, высота, движение интервалов по высоте — все это и составляет тот самый компонент, о котором я сейчас говорю, центральный компонент.
В слуховой системе имеется своеобразная подсистема. Или даже можно сказать так: в слухе имеется система звуковысотного слуха, так же как существует система и звукоречевого, то есть тембрового слуха. И как в речи ведущим компонентом является восприятие тембра, так в музыкальном слухе ведущим компонентом, как я только что говорил, является звуковысотный слух.
Эта своеобразная система, собственно, построена по той же схеме, как и вос- приятие тембрового звука. Это значит, что слуховая система ответственна за воспри- ятие звуковысотного отношения, то есть то, что я назвал и буду дальше называть звуковысотным слухом, представляет собою систему, которая обязательно включает моторные звенья. Можно выделить ведущее моторное звено, причем звено специфи- ческое именно для системы звуковысотного слуха.
Вы помните, что в речевом слухе ведущим моторным звеном является артику- ляторная моторика, то есть движения артикуляторного аппарата. Это место — главное место — в звуковысотном слухе занимают голосовые связки, их движения. Это тони- ческие движения, выражающиеся в том, что звуковые связки образуют так называе- мую «звуковую щель», сближаются и изменяются по своему натяжению, если гово- рить простыми словами. В связи с этим меняется высота локализованного, то есть пропеваемого или проговариваемого — в данном случае лучше сказать «пропеваемо- го», звука, и, соответственно, включается аппарат более широкий, образующий как бы резонанс, то есть те органы, которые образуют как бы анатомическую надстройку над гортанью, снабженной голосовыми связками.