Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

224
ЛЕКЦИЯ
25
ВОСПРИЯТИЕ
Мы варьировали опыты в том смысле, что вначале надо было подстраиваться под актуально слышимую высоту, а затем надо было начинать вокализировать звук в момент прекращения звучания. А затем через некоторый интервал.
Результаты были удивительными, для меня неожиданными. После чрезвычайно короткого времени — это занимало при обычной частоте экспериментов с каждым отдельным испытуемым, наверное, три раза в неделю, около получаса чистой рабо- ты, мы это получали в течение десяти—пятнадцати дней — представьте, стремитель- ное падение порогов, то есть стремительное повышение чувствительности. Я не буду больше говорить о том, что мы могли бы это громкое пропевание, которое мы требо- вали вначале, так сказать, интериоризировать, что ли, попросту говоря, заменить пропеванием про себя, мысленным пропеванием, на микромоторике. Это уж совсем простое дело. Самый процесс затекал в органы вокализации, в голосовой аппарат, но это были микроизменения, подобно тому, как бывают микроизменения в моторике артикуляторной, когда вы прислушиваетесь к речевым звукам.
Здесь, конечно, может быть и другой процесс. Возможность вокализации гораз- до глубже по диапазону, чем возможность различения. Мы ведь каждому подбирали высоту под его певческий диапазон и работали в этом диапазоне. Для пропевания ведь иначе нельзя. Ну, а потом оказалось очень просто.
Ведь дело в том, что весь звуковой диапазон построен на принципе крайностей. Мы могли отрабатывать в пределах очень узкого диапазона, а перенос происходил на то, что не вокализуемо непосредственно, в силу кратности отношений, по соответственности.
Если вы берете обыкновенный темперированный инструмент, например форте- пьяно, то вы понимаете, что у вас повторяются основные соотношения по всему диа- пазону. Значит, неважно — отрабатываете ли вы на одной октаве или на двух октавах,
трех. Потом этот факт по принципу кратности переносится. Вы, так сказать, не унисон- но делаете, а гармонично. Вот, собственно, принцип, обычный музыкальный принцип.
Это верно и для слуха, почему и можно транспонировать мелодию без изменения ее,
правда? Здесь аналогичное положение, и разгадать эту тайну было очень просто.
Словом, мы получили удивительную ликвидацию звуковысотной глухоты, то есть наладили «абстракцию» выделения параметра, который называется «основная вы- сота звука». Это очень эффектный результат, но этого недостаточно.
Надо было дальше проверять гипотезу. Ведь если мы здесь, на этом именно ма- териале, развернули концепцию перцепирующих систем в той общей схеме, о которой я сейчас говорил (и говорил несколько раз на протяжении лекций, посвященных вос- приятию), то надо было здесь воспользоваться хорошим материалом, хорошим ходом эксперимента и проверить более основательно эту гипотезу.
И вот возник метод, который, мне кажется, имеет существенное значение бо- лее широкое, чем для исследования сенсорных процессов. Метод этот — не методика,
не процедура, а метод — я охарактеризовал бы так: если вы имеете гипотетическое представление о многозвеньевой системе, то будьте любезны, зачеркните одно из зве- ньев этой системы и запроектируйте, в соответствии с вашей теорией, новую систе- му, без перечеркнутого вами звена. Если новая система по вашему проекту заработает,
то тогда, по-видимому, ваш проект, то есть теоретическая конструкция, верифициру- ется, оправдывается.
Это очень сильный метод — получение результата, руководствуясь теоретичес- кой гипотезой, в соответствии с ожидаемым, согласно этой гипотезе. Вам понятен смысл? А смысл в том, что это особый метод. Именно метод, а не техника, не методи- ка, не методический прием. Собственно, это эксперимент по типу экспериментов, от- вечающих прямо на вопрос «да—нет». Потому что если это рассуждение верно и мы вносим такое-то изменение, то мы должны получить такой-то результат. Правда?

225
ЗВУКОВЫСОТНЫЙ
СЛУХ
При этом надо получать результат позитивный, а не негативный, потому что негативный результат не имеет однозначного истолкования, позитивный же результат имеет однозначное истолкование. Вам понятно? Если нет — неизвестно, что может быть, но если есть то, что вы ожидаете, и именно это, и обязательно это, и всякий раз это — тогда это исчерпывающее доказательство. Исчерпывающее, конечно, отно- сительно, товарищи. Вы знаете, что собственно исчерпывающего доказательства не бывает, иначе бы не двигалась наука. Мы все время пересматриваем наши умозрения.
Итак, эксперимент был поставлен отличный. Мы начали с вычеркивания пери- ферических звеньев, то есть не начали, а стали вычеркивать периферические звенья.
Первое звено, которое мы вычеркнули, — это моторное звено. Взяли и уничто- жили аппарат вокализации, участие его в различении частоты основной, то есть высо- ты основной. Нам надо было выключить ухо, а систему оставить и показать на системе
«без уха» правило, которое вытекает из теоретической гипотезы о работе данной фун- кциональной системы и вообще перцептивных функциональных систем.
Мы сделали следующим образом. Мы ухо заменили кожной поверхностью, а генератор частоты заменили тоже соответственно — поставили вибратор. Это прибор,
построенный по принципу электромагнитного прибора, который приводит в дейст- вие, в вертикальное движение с определенной частотой короткий стержень. Прибор помещается в целом в звуконепроницаемый, заглушающий футляр, на поверхности которого выступает очень небольшая часть стерженька, ну, примерно полтора-два миллиметра. Испытуемый кладет палец руки на поверхность этого прибора, вернее,

226
ЛЕКЦИЯ
25
ВОСПРИЯТИЕ
есть с датчиком давления, иначе говоря, усилия; вот испытуемый — опять линейная связь со зрительным индикатором... Задача такая — чем выше звук, тем сильнее давле- ние, чем ниже, тем меньше давление на неподвижную платформу.
Я буду краток. Мы ликвидировали эти высокие пороги звукоразделительной те- перь уже чувствительности, организовав новое звено, только теперь оно выражалось не в частоте, продуцируемой голосовым аппаратом, а в чем? Было сопоставлено с усилиями, с тоническими усилиями руки — опять руку ввели! Вместо этого класси- ческого нормального моторного звена.
Какие результаты? Много ниже, чем то, что можно получить адекватным зве- ном, но все же сдвиг весьма заметный. Это не 9% и не 20%, а это 50%, 100%, 150%,
200%, то есть то, что собственно не интересует процедуру статистической обработки.
Принимая во внимание, что мы не имели неудач даже в индивидуальных слу- чаях, а только большие или меньшие удачи, — картина была достаточно ясна. Зна- чит, не орган чувств плюс простая передача, даже не сенсорное звено плюс цент- ральное — а сенсорное звено, плюс центральное звено, плюс обязательная работа эффектора, любого эффектора, ну и плюс, конечно, снова включение через посред- ство каких-то центральных инстанций дальнейшего хода, дальнейшая регуляция про- цессов. Процесс, во-первых, не одномоментен и, во-вторых, строится по цикловой,
круговой, схеме.
Я особенно обращаю ваше внимание на то, что процесс не одномоментен. То есть он одномоментен в практических интервалах времени, которые мы вычисляем се- кундами, но не одновременен, когда мы обращаемся к реальным интервалам вре- мени, которые насчитывают десятки миллисекунд. То есть в очень коротких проме- жутках на каждое звено. Я даже не уверен, что можно говорить о миллисекундах по отношению к особенно дробным звеньям всей этой системы. Это большое время реак- ций, но оно, это большое «Т» распадается на маленькие «t», которые сами по себе очень характерны, поэтому это есть некоторое движение. Поэтому восприятие от- дельного раздражителя, отдельного объекта (музыкальный звук — ведь это тоже объект) — процесс продолженный, имеющий свою сложную динамику, свою конст- рукцию, и исследование этих конструкций, конечно, отнюдь не закончено. Наоборот,
оно только, собственно, сейчас и развертывается. Прибавьте к этому еще и крайнюю сложность возникновения сознательного образа, чтобы увидеть, что это система чрез- вычайно сложная.
И в заключение — мне осталось несколько минут — я возвращаюсь к общим представлениям о восприятии; я опускаю пока вкус, такие модальности, как обоня- ние, что-то там еще. Я должен сказать следующее: видите ли, в чем состоит трудность этих вопросов. Этой трудности я не касался. Преждевременно сейчас, на нынешнем уровне знаний ставить перед собой задачу вот в таком, в общем-то, популярном изложении некоторых психологических проблем, на уровне первого ознакомления с психологической наукой, затрагивая сложные процессы. Но дело заключается в том, что воспринимаем-то мы мир в его многомерности и не последовательно, а одновременно. А он очень хитрый — этот мир, в котором мы живем с вами, — имен- но в смысле характеристики его измерений, которые существуют для нас и существу- ют объективно.
Прежде всего, давайте подсчитаем «человеко-измерения» этого мира. Опыты со зрительным восприятием часто очень упрощают этот мир, абстрагируют в некоторых измерениях, например, излюбленным объектом, который вводится в исследование зрительного восприятия, являются объекты двухмерные, и это я специально отмечал —
рисунки, чертежи, изображения; на экране, на телевизионном экране, просто на бу- маге — двухмерный мир. А он на самом деле какой? Трехмерный.

227
ЗВУКОВЫСОТНЫЙ
СЛУХ
И все, что приспособила эволюция для человека, все, что сделала история для человека, в человеке — я имею в виду общественную историю, биологичес-кую исто- рию развития, эволюцию — это приспособление к трехмерному миру, а не двухмер- ному. Двухмерного-то мира ведь нет! Это мы его построили в проекции вещей на плос- кости, правда? Но трехмерный мир все равно выступает в своей трехмерности.
Но этого мало — есть и четвертое измерение, и я непрестанно это повторяю.
Мир движется. Или мы движемся. Движение есть понятие относительное, вы понима- ете? Четвертое измерение — время или движение. Это все равно.
Так — еще четвертое измерение. Мало! Мы с вами живем еще — мы с вами, не животные, — мы с вами живем еще в одном измерении. Как его назвать? Семантичес- ким? Можно и такое слово употребить. Термин здесь безразличен совершенно, а факт упорен. В зрительном восприятии или в тактильном восприятии, осязательном, ведь я воспринимаю не четырехмерный предмет во времени, а я воспринимаю предмет,
имеющий значение, в четырехмерном пространстве, то есть в его трехмерности и во времени. Все-таки первый факт, простой психологический факт — это человеческий факт, конечно, — состоит в том, что вы видите, что у меня в руках что? Бумага, прав- да? В этом все дело.
Когда я накладываю руку вот сюда, что я вижу? Прибор. Что я воспринимаю тактильно? Прибор. То есть еще некая характеристика. Это значение — недаром же вос- приятие старые психологи издавна называли «целостным» и «категориальным», прав- да? А когда я слышу звук, что я воспринимаю в общем? Если это речевой слух — слово, словосочетание; если это музыкальный объект, предмет, музыка, то воспринимается все-таки что? Все-таки музыка.
Причем очень интересно, что в острых условиях, когда мы затрудняем воспри- ятие, как вы думаете, что экспериментально получаем, что на первый план выступа- ет? Что при кратковременном предъявлении, например, удерживается? Что схватыва- ется, что на первом слое открывается? Значение, представьте себе.
Парадокс! Вот тут недавние опыты с шахматистами. Им давали две установки при тахистоскопическом предъявлении, чтобы они оценивали позицию: выигрышная она или проигрышная. Тахистоскопическое предъявление позиции на очень короткое время. Что в результате оказалось? Парадоксальный факт! Воспроизводятся и помнят- ся оценки. Что стирается? Какие фигуры были на доске. То есть то, что образовало зна- чение ситуации. Ну, аналогичных опытов в других отношениях можно сколько угодно привести. В отношении речевого восприятия, в отношении речевого слуха, в отноше- нии музыкального слуха — понимаете, что вы знаете эту мелодию, только вы не мо- жете восстановить, как она была исполнена, правда?
Мы уже с вами говорили о речевом слухе, и просто мы не замечаем, например,
общей характеристики основной высоты, на которой кто-то с нами говорит. Выделя- ется что-то другое. Прежде всего, конечно, значение.
Что иногда ставит такую проблему? Проблему очень важную, ведь мы с вами имеем-то дело реально, в большинстве случаев, не с образами, а сознательными об- разами. Вот откуда появляется эта особая характеристика. Перечеркните сознание, от- влекитесь, абстрагируйтесь от этого, как это делается очень часто в психологии. Гово- рят «образ восприятия», но не выделяется, как же это восприятие или этот образ строится как сознательное, сознаваемый образ, то есть в плане этого уровня отраже- ния. Вот когда мы переходим к этому уровню отражения, тогда выступает и это пятое измерение. Это любопытное измерение является продуктом не развития естественно- го, натурального мира, а продуктом исторического развития человечества. Это тоже в высшей степени объективный мир. Мы не можем отказать ему в объективности, этому миру знаний, значений, правда? Он создавался ходом истории.

228
ЛЕКЦИЯ
25
ВОСПРИЯТИЕ
И человек не может изъять себя из этого мира точно так же, как он не может изъять себя из четырехмерного мира натуральной объективности, естественной при- родной объективности.
Уж я скажу еще сильней — он не только объективен, он и вещественно выра- жен! Он имеет свое тело, этот мир. Все равно какое. Движущиеся слои воздуха, то есть субстрат значения в виде языка... Конечно, существенность этого значения не в том,
что это звуки или знаки, начертанные на бумаге, а в значении этого, в идеальном содержании, то есть мир идеальный, он объективно существует.
И я еще раз в заключение хочу подчеркнуть — не субъективен этот мир! И человек не волен, не свободен выйти из этого мира, он просто не может из него выйти, потому что первые шаги ребенка, которые он делает после своего рождения, ну, не первые, так вторые, не в новорожденности, так в младенчестве, — есть встреча с этим миром. Свое- образная встреча — с чашкой, с ложкой, с одеялом — ведь это все значения, то есть имеющие свое назначение и способы употребления вещи, которыми он овладевает.
Тут как-то в психологии — это последняя мысль, которой я с вами хочу поделить- ся в порядке разговора, а не лекции, — одно время, в 1920—1930-х годах, особенно были распространены опыты с малышами по типу обезьяньих, келеровских опытов (вы ведь,
конечно, знаете, в чем они заключаются? — ну, что-то там доставать, практически действовать разумно), и были ужасно смущены исследователи: возраст вроде такой, что повыше обезьянки должны результаты-то быть. Бюлер называл этот ранний возраст
«шимпанзеподобным» — немножко оскорбительное название, нехорошее какое-то, че- ловеческий ребенок и, представьте, «шимпанзеподобный»! Ну, в смысле интеллекта.
Вот у нас в Ленинграде покойный М.Я.Басов столкнулся тоже с этим явлением и удивился ему очень. Что такое? Надо сделать простую вещь — поставить трубку, по- весить приманку, встать на стул и взять эту самую цель. А дети не берут трубку. По- чему? А обезьянка потому берет трубку, что она в этом четырехмерном мире, нату- ральном, и оно подходяще по своим физическим свойствам, правда? Ну, почему?
Связь-то механическая, пространственно механическая. Можно открыть связь. А ребе- нок не может. В чем дело? Наконец понято! Ведь это же от пятого измерения — стул-то есть то, на чем сидят. Поэтому надо разрушить это. А разрушить тяжело. Значения фик- сированы, а надо выйти в какой-то другой мир, в другие значения. Значит, получает- ся как бы запрет, если говорить простым языком.
Откуда же берутся эти запреты? Вот они откуда берутся. И анекдотическая, вот эта комическая ситуация состоит в том, что в этом дети оказались ниже обезьян, буду- чи намного выше. Потому что для них этот мир есть мир, человеком построенный. Он выступает таким в восприятии этого мира, его понимании, его приятии, то есть как он принимается. Иногда происходит бунт против этих значений, но это целая история,
правда? И не во всем бунт, и, по-видимому, не против, так сказать, прозаических ве- щей, таких как стул, все-таки как-то удерживаются. Потом это расширяется, утончает- ся, усложняется. И с детства, с первых шагов жизни, самостоятельных шагов, ребенок начинает видеть еще и в новом измерении, в пятом. И мир приобретает это измерение,
потому что оно объективно существует в мире. Для ребенка оно представлено взрослым.
Причем реально существующим, реальным общением со взрослым. И прежде всего,
физически реальным общением. Потому что он тянется, а я отодвигаюсь — вот незада- ча, правда? Протягиваю, наоборот, ему какую-то вещь, какой-то предмет в соответ- ствии с его назначением, то есть его значением.
Вот видите, какая сложность в проблеме чувственного восприятия. И как надо опасаться очень тощих схем. Они не могут быть тощими, эти системы, эти гипотезы,
касающиеся того, что человек видит, что слышит, вообще, как выступает чувствен- но, в своей чувственности мир для человека. И очень трудно собрать эту картину. Вот на этом я закончу.