Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

236
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
26
двигательное поле, в конечном счете, — шансы у каждого отдельного элемента,
вернее, у каждой отдельной единицы этого поля, этой доски Рево д’Аллона, ну и других каких-то подобных конфигураций, в общем-то одинаковы. Объективно они совершенно равноправны. Однако выступают, то есть как бы опять оказываются в центре внимания (читай: «в центре сознания»), выделяются восприятием именно вот эти элементы.
Теперь причина понятна. У вас выделяется то, что отыскивается. Нельзя сказать,
что здесь все ясно. Напротив, нужно сказать, что здесь очень многое остается неясным.
Потому что если внимание есть «выделение» в общем виде, то есть проявле- ние «избирательности» — так обыкновенно и говорят — то здесь очень странное ос- нование избирательности. Какая-то преперцепция, предвосприятие, правда? Вот все, что мы можем сказать.
Нужно сказать, что это явление обнаружилось и обнаруживается постоянно в очень конкретных исследованиях сенсорных процессов. Вы, вероятно, слышали имя
С.В.Кравкова. Это психофизиолог, много-много лет специально занимавшийся зре- нием. Ему принадлежит немножко устаревшая, но все же очень важная, очень пол- ная книга — «Глаз и его работа». У него было большое число сотрудников, учеников.
Они вели очень большую работу. Наиболее известное направление — по связям в ра- боте отдельных анализаторов, слуха, зрения и так далее.
Кравков действительно разработал тему с огромной полнотой. Исследования адаптации входили в программу кравковской лаборатории, и, кроме них, следует указать в нашей связи и другие. Это опять роль – теперь я уже сказал бы — препер- цепции, влияние того, что называется вниманием. В работе сотрудников Кравкова это так и именуется в самых простых терминах: «О влиянии внимания на пороги чувствительности».
И вот, действительно, это какое-то странное напряжение внимания, мета- форическое совершенно описание процесса, образное, — «напряжение внимания».
Только не видно, что напрягается. Не внимание же как некая особая сила!
Ну, так вот это, действительно, довольно резко сдвигает пороги. У меня нет сейчас с собой, соответствующих количественных данных, но это очень существен- ные различия. Речь идет не о процентах, а о десятках процентов. Но могут быть ин- дивидуальные вариации, с большим разбросом средних, в зависимости от того, в каких практических, конкретных условиях ведется опыт.
Вот мне припоминаются сейчас опыты, которые проводились так: требова- лось предупредить действие очень сильного раздражителя, неприятного (относи- тельно, конечно; не болезненного — неприятного), — и другие опыты, где от различения, от дискриминации ничего не зависело. В первом случае пороги были значительно ниже, то есть чувствительность гораздо выше. Явление тоже какого-то выделения. Вот вроде того, как выделяется фигура: понижаются пороги, повышает- ся чувствительность по отношению к фону. Здесь только нет этого распределения.
Здесь другое распределение. Опять мы имеем здесь дело с явлением избирательнос- ти, повышающим разрешение органов чувствительности, вообще самого процесса,
восприятия, ощущения в данном случае, на уровне возможности дать себе отчет в воздействии.
Я должен, наконец, назвать еще одно направление в этих исследованиях — вы видите, что я начинаю сегодня просто с обзора направлений, подходов к этим явле- ниям внимания. Речь идет о том, что, оказывается, явления, которые характеризуют избирательность: сенсорную, перцептивную — они хотят и могут воспроизводиться в течение длительного времени: вычеркивания фигурок, цифр или букв на таблицах,

237
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
ВНИМАНИЯ
на тестах Бурдона или прокалывания значков на движущейся ленте и т.д. и т.п. — их бесконечное количество вариантов, принципиально не меняющих идею этой мето- дики. Вот если сделать этот процесс длительного испытания непрерывным, то тут нас ждет еще одно неожиданное явление.
Оказывается, при непрерывном исследовании, то есть при превращении про- цесса в непрерывный, отчетливо проявляется одна своеобразная, странная динами- ка. Эта динамика получила название «явление колебания внимания». Простейшим образом оно было продемонстрировано так: давался звук в околопороговой зоне,
чуть выше порога, — тикающие часы с полусекундной частотой, как обыкновен- ные ручные часы устроены (два удара в секунду). Все происходило в бесшумной ла- боратории; в свое время, в начале столетия, ужасно любили обесшумленные лабо- ратории, вроде теперешних камер молчания. В тишине отодвигали часы до того расстояния, покуда испытуемый не переставал слышать тиканья, а потом прибли- жали немножко; получалось что? Величина, которая являлась чуть-чуть надпорого- вой, правда? Почти пороговой. Ну просто прибавляли немножко. А затем просили испытуемого отмечать, когда он слышит, когда не слышит. И что оказалось?
Оказалось, что идет как бы волна — слышит, слышит, слышит, а потом пе- рестает, то есть оказывается, что поддержание этих явлений на одном уровне не- возможно.
Надо сказать, что эта субъективная техника была очень остроумна, при тог- дашних технических возможностях это не так просто можно было сделать. Это у нас в наше время с усилителями, с электроникой всякого рода легко сделать. Но вот в
20-е годы нашего столетия не было такой усилительной техники, но там хорошо строили аппаратуру: с малыми техническими достижениями очень высокие дости- жения результативные. Я уже как-то вам, по-моему, говорил об этом. Старую, не электронную аппаратуру удивительно чувствительной умели делать. Главное, не хуже руки были у экспериментаторов, которые умели делать с помощью гвоздя и вере- вочки то, что делают сейчас с помощью электронного тахистоскопа.
Итак, было показано колебание внимания в очень эффектной серии экспери- ментов. Эффектность их определялась тем, что явление регистрировалось объективно.
Использовалась при этом очень простая связь.
Дело в том, что когда вы получаете какую-нибудь внешнюю импульсацию,
какую-то афферентацию или воздействие на органы, рецепторы, на ту или другую рецепторную систему, то возбуждение непременно затекает на моторные пути.
Это давно установленное положение. Ну, не застревает же оно где-то там на промежуточном этапе, правда? Оно идет всегда рефлексоподобно, рефлексообразно,
с эффекторным концом дуги. Это давно известное положение, и оно даже лежит в основе некоторых специальных теорий.
Этот факт был использован. Надо только было решить вопрос, как обеспечить затекание возбуждения (то есть рефлекторный ответ) именно на те моторные пути,
которые можно было регистрировать и надо было регистрировать.
Куда может затекать? Один голландский исследователь, Дельшауэр, вос- пользовался другим известным к тому времени положением. Дело в том, что мотор- ная система, соответствующие моторные пути, обыкновенно бывают неодинаково подготовлены. Существует предварительная, тоническая подготовка. Перед фази- ческим движением создается готовность тоническая, готовность мышцы к действию,
если говорить совсем просто. Создается двигательная установка, установка той или другой мышечной группы, того или другого органа. Точнее, не «группы», а «групп»,
органа, руки.

238
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
26
Для грамотного человека создать установку на моторные пути моей правой руки очень просто (если я правша, конечно), дав мне в руку карандаш или перо. И
когда я прислоняю кисть руки к бумаге, то тем самым у меня создается готовность,
так называемая моторная установка, и если в это время что-то происходит, то, ко- нечно, эти двигательные импульсации затекают сюда же. Или если не только сюда,
то, во всяком случае, и сюда — вот так будем говорить, осторожней.
Вот этим воспользовался Дельшауэр, и соорудил такого рода установку. Он этот листок бумаги, на который опирается карандаш испытуемого, установил на подвижную платформочку, на подвижную пластинку, с очень ограниченными воз- можностями движения в вертикальном направлении — вниз и вверх. Никаких тен- зодатчиков там не было. Там было механическое устройство — вот почему я всегда восторгаюсь руками этих экспериментаторов. Он получил, тем не менее, огромное усиление, увеличение амплитуды движения этой легкой пластины, на которой ле- жала бумажка, с возможностью графической записи на закопченной ленте. Раньше чернилами никогда не пользовались, потому что не было таких усилений, чтобы можно было привести в действие рычаг, держащий приспособление для черниль- ной записи — пипетку чернильную. Пользовались техникой писания по саже. Для этого бралась глянцевая бумага очень хорошего качества — с одной стороны глян- цевая. Она слегка на сильно коптящем пламени затемнялась; «слегка» — потому что слой слишком густой тоже препятствовал письму; затем бралась соломинка; часто соломинка разрезалась вдоль, чтобы снять половину веса соломинки; затем уста- навливался огромный рычаг — обыкновенно физиологи работали очень грубыми большими капсулами Моррея: это металлическая камера, затянутая сверху очень тонкой резиной, на которой укреплялось некоторое толкающее устройство, рыча- жок; на рычажок, обычно из легкого металла, насаживалась длинная соломинка —
получался колоссальный рычаг. Пневматическая передача камеры, на которую ока- зывала давление пластина, передавала это давление таким образом в маленькую ка- меру, связанную с этим рычагом. Если движение — мечевидное, конечно, всегда —
рычага прикасалось к глянцевой бумаге, слегка подкопченной, и бумага эта двига- лась, то получалась мечевидная кривая. Понятно? Очень простая запись, правда,
хитрая, потому что надо было не перекоптить, не перегреть бумагу, потому что иначе глянец терялся. Она делалась недостаточно скользкой, если можно так выра- зиться. Надо было очень точно, очень тонко отвести это пишущее острие соломин- ки, чтобы была тонкая линия. Надо было снять бумагу с установки, не стряхнув сажу с бумаги, потому что это была очень глянцевая бумага. Надо было опустить ее в ванну с щелочным лаком, сильно разведенным спиртом. Надо было дать подсох- нуть, а потом вы протирали чем-то сверху эту глянцевую бумагу и получали запись,
напоминающую фотографическую репродукцию на хорошей глянцевой бумаге.
Я немного увлекся, чтобы просто показать вам, что эти исследователи обык- новенно имели еще и золотые руки. Я сам прошел через эту школу примитивных за- писей и знаю, сколько внимания и, я бы сказал, любви к делу надо проявить, что- бы получить в той технике такого рода записи, тонкие микрозаписи. По существу,
ведь так же писали отличные кардиограммы, великолепные плетизмограммы, то есть писали вообще массу вещей. Поменьше делали опытов, вероятно, — они занимали много времени, зато потщательней, может, всматривались в движение.
Итак, Дельшауэр сделал следующее. Перед испытуемым, которому дали в руки карандаш и который приготовился как бы писать (он ничего не должен был писать,
ни в коем случае! — он не подозревал о том, что идет запись движений кончика его

239
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
ВНИМАНИЯ
карандаша), перед его глазами разыгрывались какие-то события, например, качался маятник, и первый факт состоял в том, что качания маятника давали на кривой со- ответствующую волнообразную линию. Вам понятно? Затекание возбуждения. Неволь- ное качание карандаша, тонко уловленное и многократно усиленное.
Это явление, так называемое «идеомоторное явление» (его так называли и в те времена и до этого), само по себе было хорошо исследовано и не представляло инте- реса с точки зрения нашего вопроса — внимания. Вы знаете, что это явление было описано в XIX веке. Интересно, что когда Рево д’Аллон говорил: «Внимательнее смотрите» (если речь шла о маятнике), «внимательно слушайте» (если речь шла о метрономе — такой был вариант, с слуховым восприятием тоже), размах кривой немедленно увеличивался.
А вот однажды в опытах в не очень хорошо изолированной лаборатории у Дель- шауэра произошло следующее: где-то в соседнем помещении стали забивать гвозди; и что случилось? Запись исчезла — не потому, что не стала работать аппаратура, а поче- му? Прекратилась эта сенсомоторная связь. Она была отключена. Как мы выразили бы это на нашем повседневном языке? Внимание испытуемого отвлеклось от маятника.
Возник новый вопрос — что такое? Что там делается? И тогда явление закончилось.
Это, конечно, уже не относится к колебанию внимания. Это относится к отвлечению внимания.
То есть, значит, это выделение, эта избирательность может распространять- ся — я резюмирую — на некоторое количество объектов (7±2). Оно может поддержи- ваться некоторое время, а дальше, как показали опыты, спадать. Оно по отношению к своему протеканию дает фазы повышения и понижения, усиления и ослабления,
другими словами. И наконец, оно может срываться, уходить, отвлекаться.
И возникли новые опыты, уже в наше время. Это опыты, которые я только ука- жу, чтобы не задерживаться чрезмерно на этом введении в проблему внимания, — это методика борьбы против отвлекающих факторов. Я вам расскажу принцип этой мето- дики. Она выглядит в некоторых исследованиях очень смешно.
Испытуемому дается задание заниматься чем-то одним, то есть следить только за этим. А затем на него обрушивают систему посторонних раздражителей. Система раздражителей, которую я сейчас имею в виду, — она действительно довольно смеш- ная. Это все что угодно — вспышка света, и звуки тромбона, и дробь барабана, и ру- гающиеся голоса. Задача испытуемого и, следовательно, задача эксперимента состо- ит в том, чтобы проследить, насколько можно удержать объект в поле сознательного восприятия, в поле внимания, вопреки отвлекающим обстоятельствам.
Вы уже наверно догадались, что эти опыты, эта сама методика, была под- сказана практическими потребностями. Есть такие виды деятельности, где требуется вопреки всему не покидать взором (главное, не физическим взором), не ослаблять
«бдительность» (теперь любят употреблять этот термин по отношению к данному кругу явлений) — вот о чем идет речь.
Но для этого надо испытать, как это можно и кто может, а кто не может. Может быть, даже отобрать операторов, которые могут бороться с отвлечениями, с отвлека- ющими воздействиями. Что ни происходи, а ты должен не выпускать из поля зрения,
из поля внимания, известный ряд событий — и только это требование. Нельзя просто прекратить на некоторое время наблюдение. Может что-нибудь произойти. Нельзя пе- рестать корректировать что-то, хотя и идут сильные отвлекающие факторы.
Я мог бы закончить на этом обозрение методических подходов к исследованию таинственных явлений внимания — видите, я их ведь даже не пробовал еще опреде- лить, я просто их описываю, — если б не еще одно обстоятельство. Возник еще один

240
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
26
вопрос, опять подсказанный жизненными наблюдениями, житейской психологией,
если можно так сказать.
Он, кстати, идет по всему фронту поставленных мною вопросов, или почти по всему фронту, за малым исключением. Ну, хорошо, если явление сосредоточения,
явление внимания, поле внимания, или ограничено «поле сознания» количеством объектов, временем, деятельностью, подвержено затуханиям, новым усилениям, то как обстоит дело, если нужно решать две задачи одновременно? Наблюдать два рода объектов? Может быть, если взять, например, два рода разных модальностей — слу- ховую, допустим, и зрительную — может быть, там можно расширить наши пред- ставления? И уже закон магического числа не будет работать, если, скажем, гово- рить об объеме внимания?
Возникла довольно серьезная проблема, которая стала впоследствии имено- ваться «распределение внимания». В зрительном восприятии — на два объекта, в слу- ховом тоже — на два или множество объектов. А может быть распределение между слуховым восприятием и зрительным или тактильным и зрительным — то есть между разными модальностями восприятия.
Надо сказать, что и здесь, когда эти явления были осознаны исследователя- ми-психологами, то опять-таки еще в XIX веке появились умные эксперименты,
которые позволили проникнуть если не во все явление, то хоть очертить его так, что- бы его можно было количественно выразить, «подержать его в руках», показать. Тог- да был построен огромный аппарат для того, чтобы показать это явление в аудито- рии, потому что оно очень эффектно и может вестись в массовом порядке. Для такого количества людей, которые могут оказаться на дистанции, достаточной для различе- ния индикаторов этого прибора, и под углами, не очень далеко отходящими от осе- вой линии. Можно расположить их амфитеатром.
Это опыты с так называемой «компликацией», а самый прибор, давно забы- тый, в новых учебниках иногда вовсе не описываемый и не упоминаемый, называл- ся «компликационным аппаратом». Я, наверно, успею описать только эту установку и полученные результаты, а потом маленький проверочный опыт, который был про- веден уже порядочное время тому назад мною самим. Тоже с компликационным ап- паратом, только переустроенным.
Значит, аппарат этот заключался вот в чем: это был циферблат. Черный — так он мне помнится — с белыми делениями и с белой стрелкой, которая с помощью немудреного механизма двигалась в обычном направлении. В этом аппарате, за его передней доской, находилось очень простое устройство — электромагнит, на якоре которого была сооружена обыкновенная металлическая штучка, как на современных электрических звонках, которая способна была сделать один удар по чашке звонка.
Значит, там не было прерывателя. Вам понятно? Одно замыкание — один удар. На од- ной оси со стрелкой был металлический диск. Он был разграфлен так же, как и ча- совой циферблат, в точности на соответствующие деления, так что экспериментатор сзади видел эти деления и делал следующее: он переставлял устройство по этому диску, устанавливая его на любое деление. Иначе говоря, происходило следующее:
задавалась «звуковая точка», если можно так выразиться, то есть звуковой как бы щелчок, ну, можно было чашку звонка заменить каким-нибудь материалом, напри- мер, замотать эту чашку звонка изоляцией — мы это и делали иногда — получался щелчок, вот такой одномоментный, и у испытуемого была простая задача — сказать,
на каком делении раздается звонок. Вам понятно? Кстати говоря, это задача, кото- рая в практических измерениях возникает сплошь и рядом. Определить событие во