Файл: Копелевич, Ю. Х. Возникновение научных академий. Середина XVII - середина XVIII в.pdf

В американской литературе очень основательное ис­ следование, идущее в этом же направлении, было опубли­ ковано в 1938 г. Робертом К. Мертоном под заглавием «Наука, техника и общество в Англии XVII в.» [179]. Автор целиком присоединяется к основным положениям Б. Μ. Гессена и считает их плодотворной базой для опре­ деления соотношения между экономическим и научным развитием [179, с. 5011. В работе Мертона собран огром­ ный материал о росте с копца XVI в. до копца XVII в. в Англии добычи угля и металлов, росте экспорта и им­ порта, увеличении тоннажа королевского флота, развитии различных производств. Эти данные Мертон сопоставляет со статистикой изобретательских патентов по разным об­ ластям техники и таким образом вскрывает содержание «века проектов», той изобретательской лихорадки, в кото­ рую были втянуты вновь возникшие научные общества. Правда, как замечает Мертон, технические достижения в целом были не очень велики из-за слабой разработан­ ности самой пауки. Тем не менее из анализа содержания «Философских записок» первых десятилетий Мертон при­ ходит к выводу, что большинство исследований Лондон­ ского королевского общества было прямо или косвенно связано с нуждами техники и ученые были убеждены в практической значимости своего труда.33

Приведенные выше исследования показывают, чем был вызван оживленный интерес к практическим пробле­ мам в XVII в., наложивший столь большой отпечаток на самое возникновение и начало деятельности европейских академий. Но они не объясняют, чем было вызвано ослаб­

33 Своеобразной реакцией на это направление исследований можно считать появившуюся спустя два десятилетия книгу Ролана Мунье «Научный и технический прогресс в XVIII веке» [186]. Книга написана на материале лекций, читанных в Сор­ бонне в 1955—1956 гг. Мунье вступает в спор с марксистской концепцией соотношения науки и техники (при этом излагает эту концепцию в вульгаризованном виде, как тезис: техника является источником всего научного развития), в частности, спо­ рит с Б. Μ. Гессеном и Анри Минёром. Характерно, что для утверждения оторванности науки от практики до конца XVIII в. Мунье ссылается на отдельные факты из жизни академий начала века, или, например, на то, что Ньютон в «Началах» нигде не говорит о практическом значении своих выводов, но при этом Мунье совершенно игнорирует раннюю историю академий, кото­ рая, как мы убедились, не укладывается в эту абстрактную схему.

78

ление этого интереса к копцу века, хотя самый факт такого ослабления отмечается.

Мы видели, что научные академии на заре своей истории выдвигали гораздо больше практических задач, чем они могли реально решить. Успехи естествознания, в особенности астрономии и физики в XVII в., породили необычайный оптимизм, уверенность в том, что с помо­ щью науки удастся быстро разрешить все проблемы чело­ веческой практики. Но за несколько десятилетий, прошед­ ших после основания первых академий, этот оптимизм постепенно исчезает. Несмотря на отдельные изобретения и полезные нововведения, коренного перелома в технике, в ремеслах, в сельском хозяйстве не произошло. И на смену мало обоснованному оптимизму приходит понима­ ние того, что науке для выполнения своих задач перед человечеством предстоит еще длительный процесс разви­ тия, что ей необходим прочный теоретический фундамент, что предмет науки огромен и работы ученым хватит на века. Любопытно в этом отношении предисловие к № 196 «Философских записок» [192, 1693, с. 581], где сказано, что благодаря огромным достижениям последнего века в постижении природы может показаться, будто «предмет уже исчерпан» и сама природа устала от ухаживаний за ней многих искателей. «Но если, с другой стороны, мы посмотрим на огромную, если не сказать бесконечную протяженность вселенной, и на то, что открытие одного явления ведет, вернее даже увлекает, к поискам другого. ..

мы должны признать, что дело достаточно велико для мира на века».

Постепенно научные общества начинают осознавать эту теоретическую работу, не сулящую быстрых практических результатов, как свою важнейшую, если не основную, за­ дачу. И хотя во второй половине XVIII в., в эпоху подго­ товки Французской революции п промышленного перево­ рота в Англии, интерес к вопросам техники в академиях, в особенности Парижской, возрос, эти вопросы в сравне­ нии с теоретическими все-таки занимали подчиненное место. Начинается и некоторое разделение функций: в Англии, например, в 1754 г. возникло Общество поощре­ ния искусств, мануфактур и коммерции.

Мы видели, что и в XVIII в. на страницах «Философ­ ских записок» появлялись, хотя и в меньшем количестве, статьи практического содержания. Но вокруг них, по-ви­

79

димому, не было уже той атмосферы энтузиазма, какая окружала подобные публикации несколько десятилетий тому назад. Противники Королевского общества вдобавок к прежним нападкам теперь еще высмеивали и его неосуществившиеся проекты. Дж. Бернал по этому поводу гово­ рит: «Королевское общество на ранней стадии своего раз­ вития сулило гораздо больше, чем могло осуществить, и это обстоятельство отчасти оправдывало в тот момент на­ смешки, которые оно вызывало со стороны интеллигенции, не имеющей отношения к науке, и наиболее известным примером которых является сатира Свифта „Путешест­ вие Гулливера“». [4, с. 250]. Действительно, вспомним, как по прибытии Гулливера в Лапуту, где король и вельможи очень увлекались математикой, портной снимал с Гулли­ вера мерку для костюма с помощью линейки, квадранта и циркуля, но костюм оказался сшит очень плохо, совсем

а все дело в том, что объяснения, которые ученые дают строителям, слишком утонченны и недоступны рабочим, что служит источником беспрестанных ошибок. В Лагадо, столице наземных владений короля Лапуты, тоже кривые и обвалившиеся дома, на полях, несмотря на применение орудий, ничего не растет, зато жители Лагадо приобрели некоторые познания в математике и начали создавать проекты пересоздания науки и техники на новый лад. В Ла­ гадо учреждена Великая академия прожектёров. Гулли­ вер, посетивший эту академию, застает там ученого за опытами по извлечению солнечного света из огурцов;34 другой ученый занят превращением человеческих экскре­ ментов в питательные вещества; третий — пережиганием льда в порох; четвертый решает проблему перестройки домов начиная с крыши; пятый предлагает пахать землю с помощью свиней — если зарыть в землю на определен­ ных расстояниях лакомую для свиней еду, то свиньи, отыскивая ее, вспашут поле (урожай от такой вспашки, правда, пока еще ничтожен, но никто не сомневается, что

34 К. А. Тимирязев, выступая в 1903 г. в Лондонском королев­ ском обществе, шутливо сравнивал себя в своих исследованиях фотосинтеза растений с этим свифтовским чудаком, добывающим солнечный свет из огурцов [80, с. 309—310].

80

это изобретение поддается усовершенствованию и имеет блестящее будущее); шестой занят получением тканей из паутины, а для придания тканям определенной окраски нужно кормить пауков цветными мухами; 35 седь­ мой ищет способа лечения желудка надуванием в него воздуха с помощью меха. В отделении спекулятивных наук сгущают воздух в вещество сухое и осязаемое, размягчают мрампр, чтобы делать из него подушки. В от­ делении прожектёров работают на огромной машине, кото­ рая путем комбинации слов из разных языков создает полный свод всех искусств и наук. В математической школе разрабатывают способ усвоения материала с по­ мощью глотания таблеток и многое другое в этом же роде.

Исследователи творчества Свифта указывают на сход­ ство этой сатиры на науку с описанием двора королевы Квинты у Рабле. Но при сравнении обоих текстов нельзя не заметить, что если Рабле дает нагромождение явных нелепостей — прислужники Квинты пашут па лисицах песчаный берег, доят козла и сливают молоко в решето, ловят сетями ветер, режут огонь ножом и т. п., то сатира Свифта приобретает историческую конкретность именно благодаря внешнему сходству с тем, чем занимались уче­ ные его времени. Читатель не мог не увидеть в Великой академии прожектёров Лондонское королевское общество еще и по таким ассоциациям, как недвусмысленный на­ мек на финансовое положение Общества, зависевшее в значительной мере от дарений посещавших его любите­ лей наук. Добыватель солнечного света из огурцов просит Гулливера дать ему что-нибудь, так как огурцы очень дороги. Гулливер предложил профессору несколько монет, которыми предусмотрительно снабдил его сопровождав­

однако, что идея изготовления ткани из паутины далеко не всем современникам Бона казалась абсурдной. Его «Диссертация о паутине», изданная в Париже в 1710 г., была переведена почти на все языки Европы, на китайский язык и в 1748 г. вышла в Авиньоне в латинском переводе. Бон представлял в Парижскую академию наук чулки и перчатки из ткани, изготовленной им из паутины. См. статью о Боне в словаре Мишо [180, т. IV,

с. 653-654].

господ выпрашивать милостыню у каждого, кто их посе­

щает».

Из обзора «Философских записок» мы смогли полу­ чить некоторое представление о жизни Лондонского коро­ левского общества «ньютонианского» периода. Чтобы дополнить его, необходимо упомянуть еще о некоторых событиях, не нашедших отражения на страницах жур­

нала.

Исаак Ньютон был избран членом Общества 16 января 1672 г. в возрасте 27 лет. Незадолго перед тем он прислал Ольденбургу свой отражательный телескоп. Описание телескопа, появившееся вскоре в «Философских записках», вызвало большой спор о приоритете и дискуссию о теории света, в которые были втянуты многие видные ученые мира, среди них Гук, Гюйгенс и Лейбниц. На протяжении многих заседаний Общество терпеливо разбирало доводы спорящих сторон. Можно сказать, что Ньютон уже с са­ мого своего вступления в Общество вынудил его сделать крен в сторону теоретических вопросов. Но и поддержка, полученная в Лондонском обществе, сыграла важную роль

такая корпорация, которой Ньютон мог обращать своп научные сообщения. Иначе, вполне вероятно, „Начала“ никогда не увидели бы света».

В 1676 г. Общество приняло в число своих членов Джона Флемстида, ставшего королевским астрономом в только что построенной обсерватории в Гринвиче. Но обсерватория не была подчинена Обществу, она была сугубо королевским учреждением. К постройке обсервато­ рии короля побудила надежда, что с ее помощью будет быстро найден способ определения долготы мест, столь необходимый прежде всего для нужд мореплавания. Но, хотя здание в Гринвиче было построено очень быстро, король относился к своей обсерватории с тем же прене­ брежением, какое он проявлял и к научному Обществу. За 15 лет не было куплено ни одного инструмента, и Флемстид располагал лишь тем, что получал в дар от частных лиц [213, т. I, с. 251—256]. Лишь благодаря исключительной энергии и самоотверженному труду Флемстида обсерватория в Гринвиче, которую он воз­

82