Файл: Копелевич, Ю. Х. Возникновение научных академий. Середина XVII - середина XVIII в.pdf

журнал.13 Статьи первых томов журнала по философ­ скому классу большей частью связаны с практической медициной, горным делом, машинами и различными про­ мыслами. Этим Баварская академия существенно отли­ чалась от «классических» академий XVIII в. и сближа­ лась с вольным экономическим обществом. Среди срав­ нительно немногих теоретических статей по математике и астрономии видное место занимают работы ее ино­ странного члена, молодого Иоганна Альбрехта Эйлера (сына Леонарда Эйлера), тогда еще профессора в Бер­ лине, а позднее академика и непременного секретаря Петербургской академии.

Несомненной удачей для Академии было привлечение в 1760 г. в ее состав швейцарского математика и физика Иоганна Генриха Ламберта, жившего тогда в Аугсбурге. Он много сделал для успешной организации календарного дела, которое, как и в Берлине, было основным источни­ ком средств Академии. В первых томах журнала опубли­ кованы статьи Ламберта по геодезии, о барометрах и но­ вом микрометре. Позднее Ламберт переехал в Берлин.

Популярности Баварской академии в ученых кругах Европы способствовали конкурсные задачи, которые Академия объявляла ежегодно уже с 1759 г. Почти все задачи первого десятилетия, как и статьи в академиче­ ском журнале, носили практический характер: солеваре­ ние, производство шерсти, отделение серебра от приме­ сей и т. п. На единственном за этот период конкурсе по теоретической проблеме из области небесной механики премию получил Иоганн Альбрехт Эйлер.

Академия существует и в наши дни, в 1968—1969 гг. она насчитывала 108 действительных членов и 162 членакорреспондента.

Говоря о возникновении важнейших научных акаде­ мий и обществ до середины XVIII в., нельзя не сказать хотя бы кратко о том, что происходило в Северной Аме­ рике. Известно, что в эту страну вместе с постоянным притоком населения из Европы очень быстро проникли

.236

В конце XVII и начале XVIII вв. поселенцы Северной Америки ограничивались отдельными наблюдениями ме­ стной природы, которые посылались в Лондонское коро­ левское общество. Для самостоятельной исследователь­ ской работы не было еще ни соответствующих центров, ни подготовленных людей. Показательно, что первые научные кружки, например Философское общество в Бо­ стоне, возникшее в 80-е годы XVII в. и просуществовав­ шее недолго [94, с. 3—4], занимались преимущественно дискуссиями в области морали и общественных отноше­ ний. Таковой была на первых порах и Джунта — кружок, организованный Б. Франклином и его друзьями.1416*К мо­ менту создания Джунты Франклину было немногим бо­ лее 20 лет. Но он успел уже стать признанным в Фила­ дельфии специалистом печатного дела, попытать счастья на литературном поприще и проработать полтора года в Англии, где он познакомился с некоторыми членами Королевского общества, в том числе со Слоаном. Вер­ нувшись в Филадельфию, Франклин продолжал работать печатником ив 1727 г. со своими товарищами начал про­ водить регулярно, по пятницам, собрания, па которых читались доклады и устраивались дискуссии по пробле­ мам морали и политики.

Занимали их также и явления природы. Молодые люди, члены этого кружка, были не профессиональные ученые и даже не студенты. Это были печатники, земле­ мер, стекольщик, сапожник, столяр, словом рабочие, «клуб кожаных фартуков», как с презрением называли их мест­ ные аристократы. Их объединяла жажда знания и, как говорит об этом Франклин в своей автобиографии [140,

14 О началах развития науки в колониальной Новой Англии Д. Дж. Стройк говорит: «Стремление к этой деятельности вызыва­ лось не научной любознательностью и не какой-то жаждой по­ знания. Подход к науке этих колониальных американцев был более непосредственным и практическим, более бэконовским» [77, с. 45—46]. Представляется, однако, что история первых науч­ ных обществ в Америке, и в частности Джунты, не подтверждает этого положения Стройка, не говоря уже о том, что едва ли пра­ вильно полное отождествление практичности и бэконианства. Известно также, что в первых американских колледжах ведущее место занимала теология, и готовили они почти исключительно священников, юристов и врачей. Изучение математики и астро­ номии, экспериментальной физики распространяется в учебных заведениях лишь в середине и конце XVIII в.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наш обзор раннего этапа развития крупных академий и научных обществ, возникших до середины XVIII в., при всей его краткости, дает, однако, возможность вы­ сказать некоторые общие соображения о рождении и первоначальном развитии этого института, который долго был, а во многих странах до сих пор остается, централь­ ным звеном в системе организации науки.

Академии наук как сообщества естествоиспытателей родились вместе с рождением новой пауки и стали основ­ ной формой ее организации. Становление новой науки или нового естествознания связано с утверждением экспе­ риментального метода и осознанием органической связи эксперимента и теории.

Многие научные кружки XVII в. возникли прежде всего для совместного производства опытов. Эксперимен­ тирование в невиданных раньше масштабах требовало оборудования, материальных средств и разносторонних знаний — все это очень редко бывало под силу одному лицу. Отсутствие падежных способов проверки опыта делали осо­ бенно важным проведение его коллективом и совместное обсуждение результатов. Однако ранняя история академий убеждает нас в том, что опытный элемент, в особенности, если иметь в виду коллективные опыты, постепенно сдает свои исключительные позиции. Флорентийская ака­ демия, образцовый экспериментальный коллектив, просу­ ществовала недолго. Гордость раннего Лондонского ко­ ролевского общества, его физический кабинет, к началу XVIII в. пришел в упадок. Экспериментаторы нового по­ коления, уже не знавшие 'Бойля и Гука, больше работали в одиночку пли со своими учениками. Дифференциация наук потребовала более тонкой специализации. В Берлин­ ском научном обществе, возникшем позднее, несмотря на

16* 239

усилия Лейбница, судя по опубликованным материалам, не было ни мало-мальски оборудованного физического ка­ бинета, ни энтузиастов экспериментального дела, если не считать химиков-фармацевтов.

В академических собраниях с течением времени меньше ставится опытов, а больше теоретических докла­ дов и дискуссий, а там, где они ставятся, —■ это обычно демонстрация того, что было разработано и проделано учеными раньше. Итак, наряду с экспериментальной работой в жизнь академий входит и завоевывает в ней все более ощутимое место работа теоретическая, для ко­ торой академический коллектив приобретает значение как орган взаимного обсуждения, авторитетной экспер­ тизы и, наконец, как учреждение, обеспечивающее воз­ можность публикации результатов.

Научный демократизм, в духе бэконовских идей, был присущ периоду, главный пафос которого составляло низ­ вержение схоластической науки с ее преклонением перед авторитетами. Но этот демократизм сохранялся недолго и не очень долго академии придерживались провозгла­ шенного ими принципа не вмешиваться в философские споры. Со временем новое естествознание выдвинуло свои авторитеты, п академии, как бы они не отрекались от этого раньше, в конце концов были втянуты в борьбу учений и философских концепций, предоставив этой борьбе все имевшиеся у них средства — свои собрания, издания, конкурсные задачи. Но это были уже не схола­ стические дискуссии, а научные споры на совершенно ином уровне. Так, борьба между системами мира Нью­ тона и Декарта, наложившая отпечаток на всю академи­ ческую жизнь начала XVIII в., была в конечном итоге завершена не в умозрительных спорах, а в сочетании опытного наблюдения и математического анализа.

Известную эволюцию можно также заметитьив поста­ новке ранними академиями вопроса о связи с практикой. Мы видели, что программы академий, возникших в XVII в., провозглашали необходимость работы для нужд прак­ тики, имея в виду при этом її практику сегодняшнего дня — укрепление экономики своего государства, улучше­ ние мореплавания, ремесел п земледелия, использование природных богатств. На этих программах лежит отпечаток огромного, можно сказать неумеренного научного опти­ мизма, порожденного первыми большими успехами новой

240

науки. K началу XVIII в. в этом отношении наблюдается некоторый спад. Преодоление разрыва между достиже­ ниями науки и практическими нуждами оказалось не про­ стым делом. Академии подвергаются нападкам и вы­ нуждены отстаивать свое право заниматься исследова­ ниями вне прямой зависимости от практических выходов. И хотя в составе академий по-прежнему много людей, за­ нимающихся практической деятельностью, — инженеров, врачей, кораблестроителей и академии по-прежнему рас­ сматривают проекты изобретений и машин, в документах академий мы уже не встречаем тех широковещательных заявлений о возможности быстрого преобразования мира с помощью науки, которые звучали при их возникновении и вдохновляли их создателей. Развитие идеи о связи науки с практикой входит в новую стадию, так сказать, более трезвую, когда осознается положение, высказанное еще Бэконом, но потом отошедшее на задний план, об особой функции науки, связанной не только с непосред­ ственный приложениями сегодняшнего дня, но и с за­ дачами близкого и далекого будущего. Академии начи­ нают рассматривать свои узкопрактические работы как своего рода «плату» государству и своим современникам за расходуемые ими средства. Постепенно в них крепнет понимание другой важной, а может быть, и главной за­ дачи академий — создания теоретического фундамента наук, теоретической базы для развития производительных сил. К середине XVIII в. наблюдается тенденция к диф­ ференциации этих двух задач — в разных странах воз­ никают экономические общества. Из ранней истории ака­ демий мы видели также, что среди всех наук, которыми они занимались, пожалуй, наиболее важной для положе­ ния самих академий была астрономия. Именно эта наука уже на рубеже XVII—XVIII вв. дала наиболее ощутимые практические результаты для географии, мореплавания и календарного дела. Престиж каждой академии, ее место в системе государственных учреждений в значительной степени определялись деятельностью обсерватории. Не­ даром самой высокооплачиваемой, а иногда и единственно оплачиваемой должностью в академии была должность астронома.

Хотя сам момент основания академии наук в каждой стране определялся в известной мере стечением внутрен­ них конкретно исторических условий, а не всегда после­

241

довательность пх возникновения соответствует уровню развития науки в целом, однако мы видим, что создание академий и научных обществ было связано с начавшимся капиталистическим развитием государств. Ранние италь­ янские и немецкие научные общества не смогли стать крупными центрами из-за раздробленности этих стран и просуществовали недолго. В Англии, где к середине XVII в. среди аристократов и среднего сословия было много лиц, создавших себе большое состояние на разви­ тии мануфактур, на внешней и колониальной торговле и видевших в укреплении флота и промышленном разви­ тии источник дальнейшего обогащения, и где к тому же была уже заложена некоторая основа естественнонауч­ ного образования в университетах, нашлось достаточно добровольцев, которые не только безвозмездно работали в Научном обществе, но и оплачивали его расходы своими взносами и пожертвованиями. Однако такая зависимость материальной базы Общества от взносов его членов со­ здавала свои трудности, превратила Общество в огромную, плохо управляемую организацию и часто ставила под сомнение его научный авторитет, навлекая на Общество различные обвинения и нападки.

Во Франции не было такого единодушного стремления «снизу» к созданию соответствующей организации, хотя в начале и середине века и возникали кружки, по своим идеям и формам близкие к английским. Но в обстановке абсолютистской монархии положение центральной науч­ ной корпорации могла занять лишь академия, созданная «сверху» и построенная по типу государственного учреж­ дения, с присущими такого рода учреждениям поряд­ ками, иерархией и контролем. Хотя Парижская академия финансировалась из королевской казны, нельзя забывать и того, что меньше половины ее членов получали акаде­ мическое жалованье. Остальные по много лет работали безвозмездно, правда, в надежде когда-нибудь это жало­ ванье получить. Такая система могла существовать лишь при том условии, что в стране, вернее в ее столице, было достаточно много чиновников, инженеров, врачей и пре­

с развитием нового естествознания.

Из такого же примерно контингента лиц было сфор­ мировано позднее и Берлинское научное общество. В фи-

242