ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.04.2024
Просмотров: 86
Скачиваний: 0
визпошюй трубки, в которой происходит накопление световой энергии.
...До предсказанного «переворота опьяняющей сме лости» новому средству человеческого общения пред стоял еще долгий и трудный путь. То было время дет ства, когда телевидение ходило в коротких штанишках. В несовершенных с сегодняшней точки зрения устрой ствах была выработана лишь принципиальная схема телевидения — в основном неизменная по сию пору.
Но «инженер-музыкант» Термен вскоре оставил это свое увлечение, хотя в том же 1926 году публичная де
монстрация установки Термена |
5-му съезду физиков |
в Москве прошла с немоньшим |
успехом, чем прп за |
щите диплома. Снова были овации п снова имя Тер мена замелькало в печати.
Что ж, допустим: для самого Термена установка «дальновидения», которую он сделал, была не более чем эффектной игрушкой... По она увлекла не одну го рячую голову. Едва ли можно объяснить случайностью, что идею совершившего революцию в телевидении ико
носкопа |
предложил через |
несколько лет |
(в 1930 г.) |
но кто |
иной, как «правая |
рука» Термена |
Александр |
Павлович Константинов. |
|
|
|
Нет |
смысла гадать, каким был бы вклад инженера |
Термена в дальнейшее развитие телевидения, если бы он не бросил нм заниматься. После дипломной «игруш ки» инженер успел соорудить лишь портативную «передвижку», по тем временам вполне пригодную для репортерских, а более — для военных целей. «Отрави тельный прибор» умещался на обычной треноге, как фотоаппарат, и так же работал при дневном свете. Для пробы прибор установили во дворе здания РККА у Арбатской площади, а приемник поместили в здании, рядом с кабинетом Наркомвоена. После того как в тече ние нескольких дней установку наблюдали в действии
84
различные военные авторитеты, решено было принять аппаратуру для Красной Армии, а нарком Ворошилов приказал выдать изобретателю премию.
А затем... затем музыкант снова одерживает верх над инженером.
14
Летом 1927 года в Германии открылась международ ная музыкальная выставка. За три месяца во Франк- фурте-на-Майне перебывали оркестры из Парижа и Барселоны, китайский симфонический ансамбль, вен герская филармония, голландские хоры и множество солистов, в том числе всемирно известных. Это. была первая попытка показать в столь широком масштабе, какую роль в культурном богатстве народов играет му зыкальное искусство. Вместе с Ирмой Яунзем, Ольгой Ковалевой, ансамблем народной музыки, пианистом Фейнбергом, московским консерваторским квартетом едет во_ Франкфурт в составе советской делегации и ленинградский физик Термен.
Успех его концерта на музыкальной выставке та ков, что Термена засыпают приглашениями. Дрезден, Нюрнберг, Гамбург, Берлин провожают его овациями и цветами. Восторженны отзывы слушателей «музыки воздуха», «музыки эфирных воли», «музыки сфер». Музыканты отмечают, что идея виртуоза не скована инертным материалом, «виртуоз затрагивает простран ства». Непонятность, откуда идет звук, потрясает. Ктото называет терменвокс «небесным» инструментом, кто-то «сферофопом». Поражает тембр, одновременно напоминающий и струнные, и духовые инструменты, и даже какой-то особенный человеческий голос, словно «выросший из далеких времен и пространств».
А одна попавшая в газеты суховатая фраза придает
85
этой феерии восторгов строгость и вес факта. «Свободно из пространства вышедший звук представляет собой новое явление». Четкий отзыв убеждает сильнее стихо творных од, авторы которых даже впадают порою в ми стический транс, поскольку принадлежит этот отзыв не тольтсо скрипачу и не просто физику — Альберту Эйн штейну.
Слава Термена легко пересекает границы. Вернув шись из зарубежной командировки, академик Иоффе свидетельствует в «Правде»: «Совершенно исключи тельный успех имели везде за границей выступления сотрудника Физико-технического института Л. С. Тер мена с радиомузыкой. В парижской Большой онере за 35 лет не было такого наплыва и такого успеха». Слава открывает перед Терменом лучшие концертные залы Европы. Она переносится за океан. После париж ской Граид-опера и лондонского Альберт-холла — ньюйоркские Карнеджи-холл и Метрополитен-онера. Успех у американской публики поистине головокружителен. И-мя Термена включают в список двадцати пяти миро вых знаменитостей, в ряду со Стоковским и Хейфецем, Сигетти и Менухиным.
15
Оказавшийся в одно время с Терменом в Париже писатель Ефим Зозуля так передавал своп впечатления от концерта:
«...Я узнал из трехколонных заголовков в газетах, что в Гранд-опера будет демонстрироваться гениальное изобретение инженера Термена. Эпитет «гениальное» чередовался со словами «чудо природы». Парижские старожилы вряд ли припомнят случай, чтобы для кого бы то ни было и по какому бы ни было поводу отдава лась Гранд-опера... Консерватизм этой Гранд-опера, на
8G
чиная с содержания опер, таков, что наш Большой театр можно считать резвым и молодым, почти юноше ским учреждением. И вот эта самая Гранд-опера отме няет оперу и отдает вечер какому-то Термену, совет скому гражданину...
То, что я слышал в Гранд-опера, незабываемо. Бы вали моменты, когда весь огромный зал со всеми своими ярусами стихийно испускал возгласы изумления и во сторга, и в общем гуле я слышал и свой голос, который так же стихийно вырывался из моей груди.
...Я слушал Термена как раз накануне отъезда из Парижа, и почти всю дорогу, нанизываясь на стук ва гонных колес, звучали в моих ушах отдельные напевы извлеченной человеком из воздуха величественной сим фонии мира».
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ДИССЕРТАЦИИ
1
Винститут на окраине Москвы, за Соколом, возвра щались из Якутии, из Каракумов, с Уссури, с Печоры.
Вбагаже были аккуратно уложены батареи пробирок, полные драгоценной нечисти — клещей, москитов, блох,
комаров; многоквартирные ящики с мелким зверьем; тушки и черепа. И бесчисленные экспедиционные исто рии, разумеется, тоже составляли багаж, занимая, пра вда, не место, но время. Гроховская все это привезла с собой в таком множестве, что даже самых бывалых коллег заедала профессиональная зависть. Разобраться в улове было не так-то просто — счет шел на тысячи, а чтобы оценить богатства, каждую блоху и каждого кле ща, каждый экземпляр требовалось прежде всего, как говорят зоологи, определить: опознать семейство, род, вид...
Первая публикация по экспедиционным материалам появилась через несколько месяцев после возвращения Гроховской.
89
«Мы считаем целесообразным,— писал в «Зоологи ческом журнале» Дао Ван Тьен из лаборатории зооло гии университета в Ханое,— дать список собранных экспедицией животных, положив, таким образом, начало общему каталогу фауны Вьетнама, изучение которой еще только начинается».
Гроховская бегло просматривала статью — рыбы, амфибии, рептилии... Все это было далеко от ее интере сов паразитолога, хотя, наверно, кое-какими из описан ных экземпляров наука зоология была обязана ей: чего только не притаскивала она из лесу Тьену — змей, яще риц, черепах... В середине статьи она натолкнулась на собственную свою фамилию. По латыни, да еще с ма ленькой буквы, слово выглядело непривычно: grochovskiae... После этого стояло: Sp. и., что на языке зооло гов означает: вид новый. Класс рептилии, отряд СІіеlonia, семейство Emydiclae, Amiamemys grochovskiae, Sp. и. «Это новая форма,— писал автор,— я считаю ее новым видом и посвящаю советскому коллеге Инне Гроховской, поймавшей этот экземпляр во время экс педиции...»
Спасибо, Тьен! Она пожала плечами и, перевернув страницу с описанием, посмотрела на фотографии своей «однофамилицы»... Когда это было? Лес Винь-Линь, 17. VIII. 1956... Спинной щит гранатово-коричневый, слегка охристый... Снизу желтый с черными пятнами. Нет, увы, она не помнила этой черепахи. Спасибо, Тьен, вы могли бы выбрать что-нибудь попривлекательней...
Впрочем, обижаться было бы глупо: зоолог назвал чере паху ее именем из самых лучших побуждений. Черепа ха Гроховская. До этого он попытался назвать в ее честь крысу — огромную, желтую, с длиннющим хво стом, которую она тоже принесла ему, по, к счастью, быстро выяснилось, что крысы этого вида уже описаны до Тьена.
90
Во Вьетнам Гроховская поехала работать в противо малярийном отряде. Малярия, этот бич тропических мест, досталась Вьетнаму в наследие от колониальных времен. В стране, где народ постоянно недоедал и был ослаблен многочисленными инфекциями, малярия при обретала зловещие формы. Еще из поезда по пути в Ха ной Гроховская замечала высохшие, с зеленоватым от тенком лица маляриков... Эта болезнь заслоняла собой все другие. И как только колонизаторов изгнали из Индокитая, в Северном Вьетнаме был принят план ли квидации малярии. Но специалисты по эпидемическим заболеваниям могли предвидеть заранее: стоит малярии пойти на убыль, сразу же проявят себя другие инфек ции. Гроховскую отправили вслед за медиками как па разитолога широкого профиля.
2
Студенткой она познакомилась с уссурийской тай гой. Университетский профессор Лаврехин хотел пере селить тамошних диких пчел, отличавшихся особыми свойствами, в среднюю полосу России.
Они исшагали эти арсеньевские края от Имана до Сучапа. В таежной глуши отыскивали пчелиные семьи, целиком вырубали колоды с роями, познавая на собст венной шкуре отгадку старой загадки — во крутом буе раке лютые собаки,— и так, вместе с «домами», повезли «переселенцев» в Москву.
На вторые, а может быть, на третьи сутки пути, про лежав бока на вагонной полке, Инна вышла пройтись по перрону. В станционном киоске «Союзпечати» попа лась ей на глаза зеленая книжица. Полистала рассеян но, услышав звонки к отправлению, заплатила сколько там надо, забралась к себе на полку и... проглотила кни жицу залпом. Эта повесть о людях самоотверженных,
91
благородных, смелых, о вдохновенных искателях, веду щих долгую, опасную и прекрасную битву со смертью, повернула жизнь студентки биофака. Уссурийские пчелы с их редкой способностью к раннему опылению садов, ради которых она шагала через тайгу, как-то сразу померкли в ее глазах. Павловский, Латышев, Пе трищева — паразитологи — вот с кем хотела бы она работать! И когда на будущий год услышала от знако мого студента, что можно устроиться в экспедицию к Петрищевой, то пошла без раздумий.
«Придется иметь дело с опасными болезнями... Не боишься?» — спросила Петрищева студентку, строго глядя на нее снизу вверх.— «Нет, не боюсь».— «Едем в Туркмению, как у тебя здоровье?» — «Хорошее».— «Комсомолка?» — «Да...» Западная Туркмения была давно знакома Петрищевой. Здесь, в предгорьях КопетДага, на тропической станции Кара-Кала, она начинала в тридцатых годах. У нее здесь были «свои» контроль ные пещеры, где в узких ходах звериных нор годами ждали Петрищеву милые ее сердцу паразиты. Ну а впе чатлительную студентку опалило сухим горячечным жаром песков, прелестью древних мусульманских легенд, первозданным величием природы. Паразитами она тоже заинтересовалась, но одного этого было бы мало, чтобы воспринять уроки школы Павловского. В этой научной школе ценили не узких специалистов, но естествоиспы тателей того редкого теперь типа, который так полно воплотили в себе этнограф Миклухо-Маклай, географ Пржевальский, геолог Обручев. Паразитолога Павлов ского можно было поставить в ряд с ними. Создатель учения о природной очаговости болезней, он был нату ралистом, и «попутно» этнографом, и географом, и лите ратором... Его ученица профессор Петрищева угадала в угловатой студентке биофака широкую гамму возмож ностей. Исполнение было вопросом времени.
92
...Отряд Петрищевой обследовал местность вдоль строившейся железной дороги Чарджоу — Ургенч. Ко гда люди, много людей, приходят в необжитые места, будь то тайга, или тундра, или пустыня, природа встре чает их неприветливо. В буреломах, в болотах или в ад ском пекле песков подстерегает людей, в довершение ко всему, враг невидимый и коварный — тлеющие в природе очаги болезней. Их возбудители веками кочуют среди животных, переходя из поколения в поколение. И когда масса людей вторгается в зараженную мест ность, это может повлечь за собой вспышку — в тлею щий очаг подбросили топлива. Чтобы предупредить эпи демию, впереди строителей или, по крайней мере, вме сте с ними отправляются в глухомань паразитологи.
Целые дни, с утра до вечера, они проводили в пе сках, обследуя норы, расставляя и собирая ловушки. Ни жары, ни усталости для Петрищевой не существовало. Молодым ее сотрудникам приходилось не сладко: она не любила, чтобы от нее отставали. Когда под вечер они едва доползали до вагона, где жили, и, закопав в горя чий еще песок консервы «Бобы в томате», в изнеможе нии заваливались на полки, ожидая, пока ужин согре ется, Петрищева была по-утреннему бодра и деятельна.
Время от времени рабочий поезд перетаскивал их вагон все дальше по трассе. Неподалеку от Ургенча Инну Гроховскую свалил сильный жар. Диагноз поста вили быстро: клещевой возвратный тиф. Заразилась, должно быть, выгребая из норы песчанки «субстрат» — подстилку из соломы, земли и прочего, в которой оби тают клещи.
Она лежала с температурой сорок в раскаленном от зноя вагоне. Утром все уходили в носки, оставив возле больной на столике воду и немного еды. «Ничего осо
бенного,— успокоила Инну |
Петрищева.— Паразито |
логи болели и будут болеть...» |
И обратилась к кому-то |
93