Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

318
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
34
«любых жизненных процессов», значит, в том числе также и процессов, которые мы не относим к сфере изучаемых психологией. Я начал изложение проблемы па- мяти с указания на то, что мнемические процессы, то есть процессы удержания,
изменения под влиянием внешних воздействий, сохранения этих изменений, то есть этих следов, их обнаружение в дальнейших процессах есть вообще свойство всякого живого организма и, следовательно, относится к любым процессам. Нельзя пред- ставить себе, например, восприятия без явлений мнемических. Они просто невоз- можны без этого, потому что мы должны неизбежно допустить (и мы это видим)
известную инерционность, скажем, процессов, вызываемых действием света на сет- чатку или на какую-нибудь другую систему рецепторов организма. Мы должны до- пустить (и мы это видим), что помимо этой, так сказать, инерционности процес- сов (тоже своеобразного удержания, сохранения) имеются и какие-то относительно менее кратковременные, но все же очень короткие удержания. В этом смысле гово- рят о роли иконической, то есть образной, памяти каких-то следов, с которыми работает восприятие; чтобы получить образ, нужно работать с таким остаточным,
иконическим следом. Это известно из изучения восприятия. Тем более немыслимо,
даже абсурдно представлять себе какие-то мыслительные акты, пусть самые элемен- тарные, которые бы не включали в себя и воспроизведения чего-то, что дополняет наличную воздействующую ситуацию, и которые, в свою очередь, не дают мнеми- ческого эффекта, то есть эффекта запоминания. Мы ничего не можем сказать даже о таком классе психических явлений, как класс эмоциональных переживаний, аф- фектах, которые тоже имеют какое-то свое мнемическое содержание и мнемичес- кое выражение. Например, по отношению к аффектам это очень ясно, они не толь- ко инерционны, они аккумулируются. Вспомните простую мысль, выраженную в известном «присловье» о капле, которая переполнила сосуд. Это накопление, эта аккумуляция (следовательно, своеобразное запоминание) вовсе не похожа на зау- чивание бессмысленных слогов или даже заучивание осмысленного стихотворения.
Это своеобразная память, но она всегда существует. Вот то, что она всегда суще- ствует, и заставляет вести анализ как-то иначе, чем на основе выделения особой способности памяти. Значит, мы прежде всего встречаемся с явлениями памяти на уровне исполнительных физиологических и психофизиологических механизмов. И
вот так описываемая память, так вычленяемые процессы, как я только что гово- рил, универсальны. Мы, наконец, наблюдаем эти мнемические явления и на уров- не отработанных способов выполнения действия.
И здесь я хочу ввести первый новый, мною не упоминавшийся материал. Дело в том, что на этом уровне, я бы сказал, на уровне операций, если следовать тому расчленению деятельности, которое было в свое время мною предложено, нужно произвести еще одно деление. Это деление на операции (способы выполнения дейст- вия), которые имеют разное происхождение. А они могут иметь разное происхожде- ние, некоторые из них могут возникать на своем собственном уровне, это продукт фиксации повторяющихся движений; другие возникают путем подчинения какого- то действия выполнению более общей задачи, следовательно, общей цели. Вот если действие целенаправленное, то есть направленное на сознаваемую цель, подчинен- ное ожидаемому результату, представлению о том, что должно быть получено (а это и есть цель), и если такое действие входит в состав более широкого действия, вер- нее, вообще любого действия, но так, что первое обслуживает второе, тогда оно теряет свой ранг действия и приобретает ранг операции. Значит, эти операции име- ют двойное происхождение: в анализе я обычно имею в виду только операции вто- рого происхождения, но мы можем выделить и операции первого происхождения.

319
ПАМЯТЬ
И
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Надо сказать, что мнемические процессы на уровне этих различных по своему происхождению операций ведут себя по-разному. Я сейчас процитирую малоизвест- ные опыты ныне покойного В.И.Аснина, который проделал экспериментальную ра- боту с очень простым аппаратурным оборудованием, но давшую очень интересные результаты как раз с точки зрения запоминаемости операций, их удержания. Речь идет на этот раз о двигательных процессах. Опыты проводились так: перед испытуе- мым был клавишный аппарат. Это коробка, на верхней крышке которой располагал- ся ряд клавиш, кнопок. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы нажимать на кнопки. Как? В одной серии опытов — по сигналам, которые представляли собой род нот, нотных знаков, если хотите, только особенно построенных. Это были кружки,
изображенные против каждой клавиши, и дальше рисовалось нечто вроде так назы- ваемой мнемосхемы: известная последовательность их чередования. Задача испытуе- мого заключалась в том, чтобы всякий раз найти следующую клавишу и осуществить действие. После некоторого количества повторений, которое примерно определялось предварительными опытами, ситуация опыта внезапно, неожиданно для испытуемо- го менялась. Заметьте, что никакой задачи запоминания перед ним не ставилось,
скорее, эта ситуация воспринималась им как ситуация исследования реакции выбо- ра, времени реакции выбора, только в усложненных условиях. Ситуация опыта вне- запно менялась вот в каком отношении: убирались нотные знаки, эта мнемосхема, а экспериментатор спокойно говорил испытуемому: «Продолжайте». Иногда, к некото- рому своему удивлению, испытуемым удавалось продолжать. Объективная регистра- ция показала, что вообще этот порядок удержался. Давайте запомним этот результат.
Вторая серия, противоположная, контрастная, заключалась в следующем: клавиши были снабжены вспыхивающими лампочками, которые находились непосредственно в клавише. Задача испытуемых заключалась в том, чтобы нажимать на вспыхнувшую клавишу и тем самым тушить ее. Никакой последовательности здесь не выделилось,
никакой мнемосхемы не было. И дальше проводилась та же процедура. В какой-то мо- мент после известного числа повторений лампочки переставали загораться, и испы- туемый тоже продолжал правильно сохранять последовательность. Просто ему гово- рили, «а теперь продолжайте то, что вы делали», ведь много раз повторялись одни и те же, правда довольно сложные, комбинации, сразу не схватываемые. Скажем, пер- вая, седьмая, четвертая, пятая, третья, вторая клавиша и т.д. Никакую закономер- ность нельзя было установить в ряду цифр, обозначающих клавишу.
Мы получили примерно одинаковые результаты, но а) повторений во втором случае требовалось значительно больше;
б) самое важное здесь — переделка навыка.
В первом случае изменение, вносимое в порядок нажимания клавиш, в сущно- сти, ничем не нарушало процесс. Он воспроизводился достаточно хорошо. Значит, не было так называемой интерференции, то есть столкновения прежде выученного и не- сколько измененного навыка. А во втором случае как раз наблюдалось очень отчетливо явление интерференции. Значит, в одном случае мы имели какое-то очень гибкое об- разование, подвижное, не сталкивающееся со сходным. Мы будем говорить «со сход- ными следами», «со сходными полученными последовательностями», «удержанными последовательностями». Во втором случае это столкновение происходило и мешало образованию нового навыка, вернее, навыка новой последовательности. Вы можете в психологической литературе встретиться и, наверное, встретитесь с понятием «интер- ференция навыков»: один мешает другому, сходному. Один образовавшийся навык ме- шает образованию навыка, с ним сходного. Но дело в том, что все это относится толь- ко к странным связям движения, фиксирующимся не в порядке преобразования,

320
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
34
превращения прежде сознательных движений вот в эти обслуживающие операции со- знательного действия, то есть преследующего сознательную цель, а лишь в результате повторения стереотипов, которые образуются просто в силу повторений. В поведении человека и его деятельности, в жизни человеческой мы встречаемся с образованием,
с удержанием, фиксацией операции, которая представляет собою автоматизирован- ное, но бывшее сознательное действие. Всякий пианист, например, знает, что, читая нотную запись, то есть играя с листа, никакое совпадение двух-трех последователь- ных движений с той же аппликацией, то есть совершаемой на тех же клавишах теми же пальцами руки, не вступает в столкновение с тем же самым порядком, множество раз повторившимся либо в другой музыкальной фортепьянной пьесе, либо, чаще все- го, в этюдах, специальных упражнениях, даже просто при проигрывании гаммы. Там очень часто повторяют эти кусочки. Это элементарное наблюдение: никакой интерфе- ренции нет. Разве бывает интерференция при переходе от записи русскими буквами к записи латинскими буквами? Конечно, у нас среди латинских букв могут вылезти рус- ские (или наоборот), это приводит к задержке, столкновению, но это не интерферен- ция, это действие совсем другого механизма, так сказать механизма настройки, — что называется установкой. Конечно, если мне показывать непрерывно латинские слова и я их должен читать вслух, а потом мне дают написанное по-русски слово «
РЕСТОРАН
»,
то я читаю «пектопа». Но дело вовсе не в интерференции, потому что если я прочитаю знаменитую тетрадочку для запоминания слов (слева иностранное, справа русское,
или наоборот), то никакой интерференции здесь не возникает.
Я рассказал немножко об опытах Аснина потому, что мне хотелось выделить собственно память, как она выступает в настоящих операциях, а не в тех операциях,
которые являются просто задолбленными, будем говорить так, движениями, элемен- тарными по своей структуре стереотипами, а не автоматизированными действиями.
Итак, мы встречаемся дальше с памятью на уровне операций, и это своеобразная память, об этом я уже говорил в связи с опытами с непроизвольным запоминанием.
Наконец, мы встречаемся с памятью как мнемическим действием. Есть такие дей- ствия у человека, а у животных нет. Цель — запомнить, и тогда это мнемическое дей- ствие выполняется различными операциями. Какие из них наиболее подходящи? Это вопрос особый. Они разные, эти наиболее подходящие операции, в зависимости от того, как конкретизируется сама мнемическая цель, то есть сам целевой процесс за- поминания. А конкретизируется эта цель очень по-разному. И старые авторы, кото- рые писали в начале нашего века о памяти, с недоумением констатировали такой,
например, факт, что иногда произвольный, то есть целеподчиненный, процесс за- поминания приводит к тому, что запоминание является относительно кратковремен- ным, а в других случаях мнемическая цель приводит к тому, что это запоминание относительно гораздо более длительно. В чем разница между «запомнить до завтраш- него дня» и «запомнить надолго»? Разный состав операций, теперь это совершенно ясно. Ничего таинственного здесь нет. Не намерение определяет судьбу мнемического процесса, а способ, каким это мнемическое действие выполняется. А он изменяется,
когда меняется цель. В самом деле, мне сказали номер телефона, и мне нужно не- сколько секунд, чтобы дойти до телефонного аппарата, поднять трубку и начать на- бор сообщенного мне номера на диске. Ну, какой я буду здесь применять прием? Ка- кую операцию совершу? Да очень простую: когда я услышал номер, я повторяю его один или два раза и в это время подхожу к диску и в третий раз набираю. Я не искал никаких связей между этим цифровым материалом, ни с чем его не пробовал свя- зать. Ну что мне стоит его удержать в течение десятка или двух десятков секунд? Дос-

321
ПАМЯТЬ
И
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
таточно просто про себя его воспроизвести, рассчитывая на продолжение инерцион- ного действия от моего повторения. Все.
Другое дело, когда мне не на чем записать номер телефона: я встретил знако- мого, который дал мне свой номер телефона, а записать его не на чем. А мне надо его запомнить, я договорился с ним, что позвоню ему по телефону в тот же день вечером или на следующий день. Мне нужно запомнить не на секунды, не на десятки секунд, а относительно длительно. Я приведу реальный пример, как я запомнил но- мер. Я знал отчетливо набор первых трех цифр, потому что они стандартны для дан- ного учреждения. А дальше шли 37-89. Я и запомнил: первая группа есть 3, а потом простая последовательность: 7-8-9. Все. Вот я открыл сейчас книжечку только для того, чтобы проверить, помню ли я до сих пор. Оказывается, помню правильно. Я
убедился в том, что это так. Группа первых цифр, я ее знал, мне нечего было запо- минать, как у нас на факультете таинственное, но устойчивое 2-0-3, 203. По какому бы телефону вы ни звонили, вы начинаете с 203. Так же и в том учреждении, о кото- ром идет речь, тоже есть три постоянных знака. Итак, после этой группы — 3-7-8-9.
Значит, я устроил какой-то порядок, осуществил какие-то мнемические операции,
здесь очень простые, и удержал номер в памяти, мне не нужно было идти и весь путь повторять или применять какие-нибудь другие способы.
Надо сказать, что эта разница, казавшаяся в начале века таинственной, —
зависимость от намерения — расшифровывается, раскрывается очень просто: цели меняются, конкретные формы целей, конкретное их содержание меняется, соот- ветственно с этими целями подбираются системы разных операций, которые и дают, соответственно, разные эффекты. Итак, мы имеем дело, стало быть, с про- цессами памяти на уровне теперь уже действий. Но остается еще один уровень, где память действует уже совершенно удивительным образом. Я имею в виду уровень де- ятельности по тому определению, которым я обычно пользуюсь, разумея под дея- тельностью процесс, который побуждается и направляется мотивом, конкретизиру- ющим в себе ту или другую потребность. Это есть известная единица человеческой жизни, человеческой деятельности в собирательном значении этого слова. Как же обстоит дело с этой же самой способностью или функцией, которую мы называем памятью, если подойти к анализу памяти на этом уровне? Вот здесь-то и открыва- ется неожиданность. На этом уровне память в своих обычных проявлениях исчезает.
Она скрывается прежде всего от нашего самонаблюдения, мы ничего не знаем о том, что мы делаем и делаем ли мы что-нибудь, в результате чего происходит фик- сация, запоминание на уровне деятельности, то есть на уровне мотивации, а не цели, не условий, в которых протекает действие, то есть на уровне операций. И тем более не на уровне исполнительских механизмов, реализаторов. Дело все в том, что существует как бы своеобразное несовпадение эффектов того, что мы называем за- поминанием, на уровне, повторяю, механизмов, реализующих процесс, на уровне способов выполнения деятельности и на уровне действия, наконец. Дело в том, что запоминание идет, если так можно выразиться, без запоминания, без специально- го процесса. Нам, по крайней мере, этот процесс субъективно неизвестен, а еще более отчетливо особенность эта проявляется в том, что мы ничего не припомина- ем, содержание оказывается не хранящимся на складах памяти, а актуальным, оно становится, так сказать, как бы принадлежностью субъекта, а не его памяти. Я по- ясню сначала на примере, который я повторяю, когда обычно говорю об этой про- блеме в учебных курсах. Иллюстрация немножко нарочитая и смешная. Представьте себе (я обращаюсь к женской половине нашей аудитории) что некий молодой и прелестный человек всячески выражает чувства глубокой привязанности, влюблен-

322
ВНИМАНИЕ
И
ПАМЯТЬ
ЛЕКЦИЯ
34
ности и очень настойчиво ждет Вашего согласия на свидание с ним. И вот наступа- ет тот счастливый для него день, когда Вы наконец говорите: «Хорошо. В четверг в пять». А Ваш молодой человек берет книжечку, разграфленную по дням недели и по часам, берет карандаш и говорит: «Ага, в четверг, так, значит, в пять» — и тща- тельно записывает. Как, Вы пойдете на свидание? Я думаю, что нет. Скорее всего,
нет. Потому что он себя выдал. Такие вещи не запоминают, они входят в Вас, и Вы с этим живете. Уж если человек говорит, что забыл про назначенное свидание,
значит, вы безошибочно, как практические психологи, понимаете, что это не име- ло для него особого смысла. Вот действие, которое нужно совершить, мы записы- ваем, а для голода, мотива, побуждения мы ничего не должны делать в плане их фиксации: ни повторять десять раз, ни подбирать мнемотехническое правило, то есть делать какие-то специальные нарочитые операции, искусственные, так сказать,
с точки зрения логики. Человек получил вчера новое впечатление, затронувшее его личность, и наутро, просыпаясь, испытывает переживание: «Ах, вот что…». Это что?
Припоминание? Вы, наверное, угадали из какого художественного произведения я привел этот пример. Да, это знаменитая Катюша у Толстого. Там после встречи с этого начинается день. Что это? Припоминание? Разыскивание в складах памяти?
Нет, это совершенно особая вещь, это стало теперь чем-то страшно личным. Это как бы совсем другая память, причем не думайте, что это продукт какого-то особо- го развития. Она все время существует, на всем историческом пути, вернее, на всем эволюционном пути. И если вы хотите видеть зачатки этого механизма в гораздо большем обнажении, чем у человека, обратитесь к животным. Ведь это же и есть знаменитый импринтинг. Вот она, фиксация потребности в объекте, которая, как известно, не требует повторения, которая делается мгновенно. Поисковая активность там врожденная, рефлекторные ответы на ключевые раздражители, приводящие ма- шину в действие. Встреча с объектом, удовлетворяющим потребность, фиксация этого объекта, отнесение его к категории жизненно важных. Вот оно!
Значит, это различные уровни запоминания, они просматриваются очень хоро- шо эволюционно. Пожалуй, только один уровень не просматривается в эволюции. Это уровень мнемических действий, просто потому, что в мире животных мы не имеем явлений постановки сознательных целей и подчинения этим сознательным целям, то есть представлениям о результате, который должен быть достигнут в поведении, от- дельных актах этого поведения и т.д. И вторая поправка: что касается запоминания операций, то, конечно, это операции только первого вида, те, которые стереотипны.
Почему так хорошо изучать образование всяких стереотипов, например, двигатель- ных, именно у животных? У человека это изучение очень затруднено тем, что мы обя- зательно должны поставить человека в очень искусственные условия лабораторного порядка. Иначе у него просто не будет этого эффекта задалбливания. У него будет эф- фект перехода целевого поведения в поведение, обслуживающее действие, направлен- ное на другую цель. То есть всегда будет господствующей память, связанная на уровне операций второго, главного для человека вида.
Надо сказать, что проблема памяти, как она сейчас выступает в современ- ной психологии, возвращает к некоторым большим, я бы даже сказал, философс- кого порядка вопросам. Возвращает не в том смысле, что современное знание о процессах памяти как-то говорит за одну или другую философскую общетеорети- ческую интерпретацию этих явлений. Скорее, они позволяют понять, как, из каких эмпирических источников выступают те или другие философские концепции памя- ти. Я эту мысль опять проиллюстрирую на некоторых достаточно ярких примерах.
Прежде всего, это философская тенденция, выразившаяся в универсальном учении